Бубен Костяного принца (СИ) - Парсиев Дмитрий "Дым Пар"

- Акима, Ольха, - крикнул Вася, останавливаясь, - Валите гада, если сможете. Мы с Макаром вас прикроем.

Ольха обернулась, хотела что-то возразить, но увидев преследующих их мертвецов, только кивнула и припустила дальше. И опять она бежала, глядя в Акимову спину. За этот бесконечный день его спину она изучила едва ли не лучше, чем собственную ладонь. Вася с Макаром вступили в бой, надеясь выиграть для них еще несколько лишних мгновений.

Стараясь не отстать от Акима, Ольха побежала так быстро, что в глазах потемнело. Таких рывков ей делать еще не доводилось. Вдруг она поняла, что Акима перед собой больше не видит, и чуть на него не наступила. В последний миг сообразила глянуть под ноги и упала рядом.

Ольха осмотрелась. Обширная поляна, вытоптанная до плотного наста. Еще недавно здесь толклась основная ударная сила Поднятой орды. Теперь все они отправлены в бой, и лишь в самой середине этой поляны шагах может в пятидесяти чернела одинокая фигура на рогатом скакуне.

Могиор, погруженный в себя, время от времени взмахивал руками и издавал странный крик, похожий на птичий. Он явно не видел сейчас ни этой поляны, ни Акима, ни Ольху. В своем созерцании он был не здесь. Он смотрел глазами своих приспешников, он уверенно вел свою орду к скорой победе.

Живые не смогли сдержать натиска. Мертвые хищники уже прорвали защитные построения и добрались до раненых бойцов, кидались на беспомощные тела, рвали их и грызли. До полного разгрома врага оставались считанные минуты. Могиор был сейчас слишком занят, чтобы смотреть по сторонам.

Ольха отчетливо осознала, что могиор уязвим именно сейчас и замерла, боясь дышать, в сумасшедшей надежде, что Аким получит шанс. В ожидании его первого выстрела, она стискивала кулаки так, что костяшки побелели, и никак не могла уразуметь, почему Аким все еще медлит.

Но Аким не торопился. Он бережно выпростал из облатки странную необычную стрелу, зажал ее в зубах и вопреки всяким ожиданиям начал разряжать арбалет. Убрал с ложа стрелу обычную и уложил вместо нее другую. Эта стрела имела нифриловый наконечник из поврежденной монеты. Ольха бы удивилась, если бы узнала, как долго Аким подбирал, а потом затачивал этот обломанный кусочек нифрила, способный принять на себя простейшее заклятие.

Но не только наконечник, древко этой стрелы тоже было необычным. Оно было толще обычного и изготовлено не из древесины, а из какого-то стебля вроде камыша.

- Акима, что это? -вырвался невольно вопрос.

Аким не ответил. Он закончил заряжать и неотрывно смотрел на могиора через арбалетный прицел. Могиор будто почувствовал, вынырнул из своего созерцания и перевел настороженный взгляд на живого смельчака, что умудрился подобраться к нему так близко. Ольха с ужасом поняла, что никакого второго выстрела мертвый вожак не допустит. Арбалет перезаряжается слишком медленно. За это время Могиор натравит своих мертвяков, а сам либо убежит, либо бросится на них. Пересечь эту поляну верховому дело нескольких секунд.

Но могиору не понадобилось даже сдвигаться с места, он вытянул руку в их сторону, и Ольха почувствовала, как придавливает ее огромная тяжесть мертвого проклятия. Акиму еще хватило сил положить палец на спусковой курок, а чтобы спустить его - нет. Воля могиора его полностью обездвижила.

Ольха тоже не могла шевелиться, не могла дышать, даже сердце отбивало удары все медленней. Еще немного и оно остановится совсем. Веки отяжелели будто каменные и ползли вниз, топя в сонном мраке. Из последних сил она потянулась вниманием к своему запястью, к красному образу волка.

Красный образ ответил, запястье пыхнуло жаром, разгоняя по телу живительную волну. Ольха разлепила веки. Сделала судорожный вдох, умудрившись не отвлечься, удержать внимание на запястном образе. Красный волк запульсировал, высвобождая силу. Рука стала такой горячей, что, казалось, сейчас вспыхнет. Ольха тут же выпустила собранную в руке силу вовне, образуя защитную пелену, что закрыла от проклятия и ее и Акима.

Аким ожил, сделал вдох и выдох. И хотя белки глаз его стали красными от полопавшихся сосудов и пошла носом кровь, он не пошевелился ни на волос и продолжал целиться, сохраняя полную неподвижность. Лишь только зашептали его губы:

- Копеечка, копеечка…

Чудовищные когти преображенного мертвеца вспороли ребра королевы Карины. Она упала как сломанная кукла, окрашивая белый снег в красное.

- Дай мне искорку…

Гоблин Чачу кинулся на помощь королеве, но был вымотан настолько, что запнулся о собственную ногу и упал. Бубен, что все это время его защищал, выскочил из онемевших пальцев. Гоблин обреченно смотрел как катится по снегу бубен, но подниматься и догонять его сил уже не было.

- Покормлю тебя хлебушком.

Азумхан горько усмехнулся и осел на снег. От многих ран он ослабел, удержать в руке оружия больше не мог. Вакула стоял на коленях, зажимая разорванное плечо. Капитан мертвецов вырвал клыками из руки почти всю мышцу. Даже царь всех Вепрей с его легендарной живучестью истекал кровью.

Обломанная монетка, из которой рукастый Аким соорудил наконечник стрелы, начала набирать в середке свет, а когда набрала его столько, что свет из зеленого стал чисто белым, Аким спустил арбалетный курок.

На ногах еще стояли князь Верес и медвежий царь Михаил. У них больше не осталось сил разить врагов. Они и сами были не только вымотаны, но и изранены, лишь отмахивались, старались не подпустить мертвяков к Карине, Вакуле и Азуму, хотя и понимали, что хватит их ненадолго.

Пущенная Акимом стрела вошла могиору в грудь, пробив ее едва на длину короткого нифрилового наконечника. Козел заблеял глумливо. Такая рана – не рана, а царапина. Вся попытка покушения обернулась фарсом. Брызнуло немного черной крови, и всего-то. Но малюсенькая искра сорвалась с заточенного обломка монеты и подожгла клокочущую черную жижу.

А следом от удара расщепилось и полое древко стрелы, выпуская из себя залитую в нее воду. Подожженная кипящая кровь могиора соприкоснулась с водой. Раздался оглушительный взрыв. Могиору полностью оторвало левую руку и часть туловища.

Аким закусил до крови губу. Да не может быть. Неужели такая рана оказалась недостаточно разрушительной. Но вот могиор начал заваливаться. Невыносимо медленно тело его кренилось, пока не рухнуло, наконец, под раздвоенные копыта преображенного козла. Козел снова заблеял, но теперь в его мерзком вопле звучало разочарование и животный страх.

- Получил, козлина… – Акимовы губы растянулись в злорадной победной усмешке, и он потерял сознание.

Эпилог.

Раненый копейщик повалился спиной на холодный лед Источного озера, бесполезное обломанное древко из руки он так и не выпустил. Копье пробило тушу преображенного, застряло в кости и переломилось. Торчащий из груди обрубок мертвяка не смущал, если он вообще обратил на него внимание. Голод гнал на запах крови. Раненый копейщик понимал, смерть пришла и в глаза уже заглянула.

Преображенный замахнулся для добивающего удара, и вдруг замер, будто бы забыл, как двигать конечностью. Копейщик успел смириться с неизбежным, ждал, когда чудовищные когти вонзятся в тело. Последние силы он вложил в одно устремление, - не отводить взгляда, смотреть с презрением прямо в ненавистную безволосую морду. Но текло мгновение за мгновением, а удара все не было.

Поднятый силился ухватить ускользающее от него знание и ухватить его не мог. Его рука невпопад сотворила какое-то странное движение. Преображенный попробовал навалиться немалой тушей на истекающего кровью живого, но тело не послушалось, начало заваливаться в другую сторону. Преображенный не умел удивляться, а копейщик умел. Сказать, что копейщик был удивлен, означало не сказать ничего.