Pferd Mantel - Колокола Обречённых
Мужики закивали головами, поддерживая своего старосту.
– Всего, что сами мы туда управили – всё тута лежит, на чём сидим. За три дня леса почти на зиму навалили. А если не мы – то кто?!
Алпатов слушал Макара Степаныча не перебивая. Все мужики – и кушалы, и велешинские, тоже хранили молчание, ожидая – чем же закончится этот спор.
– Ну, скажи, Григорий, где мы не то сделали? – взмахнул обеими руками старик Колычев.
– А мы, дед Макар, когда о делах наших с тобой договаривались, вот об чём порешили – каждый своё дело будет делать. Не так, староста? – нагнулся к старику Григорий.
– Ну и было… – замялся в словах Колычев.
– Было… – протянул Алпатов. – А теперь, вишь ты, сплыло видать. Нехуёво обжились вы тут, на Вельшине, люди! Дров себе нарубили, генератор из Арининского – спиздили. Чё уж мелочиться – последние времена, как отец Паисий скажет. Теперь ить – всё можно! Не ошибусь, если предположу: и на станки с лесопилки уже клешни завострили свои поганые, а то и отвинтили их ужо. Чё не так, мужики?! Не прав?!
– А чё добру пропадать? – вышел вперёд Никита. – От вас, кушалов, тёс-то только после смерти теперь получишь!
– Ну ёпты. – ухмыльнулся Алпатов, кивая своим мужикам на Никиту. – Видели? Красавцы… Вон, знакомьтесь, мужики, если кто не знает: Срамнов и друг его…
– Иван. – вызывающе набычился Ваня. – Понимаю, редкое имя, сложное – легко зыбыть.
Григорий недобро зыркнул на него, но, видимо, не имея намеряний устраивать склоку, снова заговорил.
– Иван. Извини – народу больше тыщи, бывает и забываю. Чё с меня взять-то – инвалид, три ранения. Хлеб да соль вам, ребята, у нас в общине. Чё уж.. Так вот: эти мужчины да Политыч – никто другие, как разведчики наши.
– Знаем. – кивнул один кушалов, бородатый крепкий мужик в телогрейке с косорезом- за спиной.
– Хорошо, раз так. – продолжал Алпатов, посматривая то и дело на ухмыляющегося Фёдора и прищурившегося Ивана. – Дела у них – не то, что у нас: живут припеваючи, и кроме как о своей жопе, ни о чём их голова не болит.
– Это ты что щас сказал-то, Григорий? – покручивая здоровенной башкой до хруста в позвонках, Иван подался вперёд. Кушалинские тоже напряглись, повскакивали с мест.
– Быкануть решил до кучи?! – упёрся в него Алпатов. – Чё, давай. Самое время: вы сказали – и ладно. А я-то – хуле, помолчать пришёл. Мож спустишь пар, Ваня, да послушаете теперь меня?!
Иван вытянул руку вперёд и нагнул голову, отступая назад и давая Алпатову высказаться.
– Так я повторю: о своём только и печётесь тут. А на нас, почитай, все беженцы на Селе. А многие с голой жопой явились – надо и одеть каждого, и накормить и к делу приобщить, потому что теперь так – кто не работает, тот не ест. Старики не в счёт, конечно… Кого в школу поселили, кого – в больницу: ютятся люди. Пока по деревням да по домам всех расселишь… Мы, что из города вырвали – всё на склады сдали, и из этого, кстати, каждый из вас довольствуется. Что, не так?! А вы генератор скрысили – и себе, всё себе, в родное Вельшино. Вот они и общие дела, мужики! На вас, велешинских, всего делов-то: смену на Рождественском кордоне да разведка. А вы и это побросали – надо дров на зиму запасать, как же!
Мужики молча покуривали, слушая Алпатова и вполголоса обсуждали что-то между собой.
– Политыч! – обратился к старику Алпатов. – Ну, расскажи нам, что ты и твои архаровцы, разведали уже. Давай, не стесняйся – сегодня у нас день упрёков, ты так хорошо меня поучил недавно, теперь давай – поведай нам, как у тебя, твои задачи, хорошо выполняются. Про Арининское мы вкурсе – можешь не рассказывать.
Политыч в сердцах сплюнул и махнул рукой.
– Чё, правда глаза колет? – продолжал Алпатов. – А можно было сделать многое: вас трое, а на такие дела много народу не нужно – плавали, знаем. Смотри сам, Степан Политыч: Ведуново, Сутоки и дальше все деревни к Кимрам. Что там? – мы не знаем. В сторону Рамешек: Минино, Застолбье, а дальше – деревня на деревне, а что там? – мы не знаем. В сторону Микшино да Лихославля – одни деревни сплошные… А Рамешки и Лихославль?! А ну как люди там организованные? – так ведь нет, не знаем. Чего ждёте?! Потом легче не будет – так пока хоть какая-то надежда теплится кого живыми найти… Может, не по силам задача – так ты говори, Степан Политыч!
– Да по силам. – отмахнулся от него старик. – В сторону Рамешек сперва пойдём.
– Когда?
– Дык, на той неделе и пойдём.
– Дык идите! – передразнил старика Алпатов. – А пока вы собираетесь, наши кушалы ещё раз в город за добром наведаются.
– А можно вопрос, Гриш? – снова встал на ноги Срамнов. – Вот ты говоришь: Тверь, в Тверь… А чё нас-то не зовёшь? Мы, может, и московские, а трупаков нарубили не меньше ваших иных, кушалинских. Это отчего так, Григорий? – «в бой идут одни старики» или тупо не доверяем?
– Это ты зачем спросил, Фёдор? Своих дел мало?
– Не мало. Пытливый я – понять хочу. Только не говори мне, типа: «ты хоть знаешь, что там, в городе?!». Знаю. Бывал – в отличии от многих, которые с тобой пошли, да не вернулись.
Глаза Алпатова полыхнули огнём. Григорий метнулся к Феде и сгрёб за воротник, наматывая ткань на руку.
– Не вернулись, да! Они у меня, эти мужики, вот они где! – схватил свободной рукой себя за горло Гриша. – Герой, Срамнов, да?! Ну хуле, я устрою тебе такую возможность – собирайся в рейд. Не в будущий – теперь мы малой группой пойдём, а вот в следующий – давай, добро пожаловать!
– Руку. – холодно бросил Фёдор.
– Что? – переспросил Алпатов.
– Руку убери.
– А…да. – Алпатов отпустил куртку Фёдора и аккуратно разгладил на его груди скомканную ткань. – Я тебя за язык не тянул.
– И кстати, Срамнов. – повернулся спиной к Фёдору Гриша. – Я пополнение вам привёл с собой: прошу любить и жаловать – Александр. – представил Алпатов незнакомого коренастого мужичка под сорок, одетого в куртку-спецовку с синей вязаной шапочкой на голове. Руки его были,сколько видно, украшены затейливыми узорами наколок.
Мужик, прищурившись, глянул на Фёдора и протянул руку.
– Саша. Щемило. – потом он ухмыльнулся. – А можно и просто – Папа.
– Фёдор. – хлопнул его по руке Срамнов.
Иван и Степан Политыч тоже поздоровались с ним, и Алпатов пояснил:
– К вам в группу человек, Политыч. Про себя сам расскажет. Жить ему негде – мы его с Дьяково забрали, поселите на Вельшине и приобщайте. Мужик – что надо: с нами в городе был. А к вам сам напросился, как узнал, что разведку планируем. Так что не обижайте – да чё там, он сам кого хошь обидит.
– Ну, обидеть – это слово неправильное, по понятиям если! – отшутился Папа.
– А с вами, мужики, давайте так договоримся: дайте срок. – обратился к старосте и велешинским мужикам Григорий, и на этих словах этот новый мужик, Папа, почему-то недобро захихикал. Не обращая внимания на это, Алпатов продолжил: – Срок дайте. Вывезем из города всё, что можно до снегов – будем внутренним устройством заниматься. А сейчас, пока тепло ещё, надо в город. И пока мы делаем наши – общие! – дела там, мне надо, чтобы на Селе был порядок. Поэтому я надеюсь на вас, мужики. На тебя, Макар Степаныч, надеюсь. Больше того расскажу вам: назавтра большое собрание собираем вечером. Хозяйство всё Рускову передам – пусть управляет старик. И власть менять будем: одному и правда всё не потянуть. Поэтому, видимо, трое нас теперь будет – я по безопасности и снабжению остаюсь, хозяйство всё – Рускову. Ну, и отец Паисий – по духовной жизни и борьбе с неведомым всем. Не хотел раньше времени говорить, пока не состоялось – да ладно уж.
– Вот это добрэ. – топнул сапогом Колычев. Из-за его спины послышались возгласы одобрения велешинских мужиков. -Вот это ты молодец, Григорий. Правильно.
– Ну договорились, Вельшино?! – громко переспросил Алпатов.
Мужики заголосили, перебивая друг друга, соглашаясь следовать договору.
– Ну и ладно, что поняли друг друга! Расходимся тогда – темнеет… А генератор… Да оставьте себе этот генератор хренов! А ты, Политыч – думай. Нельзя нам жить, как чертям в табакерке. Людей нужно искать, живых. И помогать им, чем можем. А кому нагрубил или сказал что не то – простите меня, мужики!
– Бог простит. – пробубнил Фёдор и ухватившись за ремень карабина, насупившись, пошёл в сторону дома, вслед за о чём-то базарившими уже Иваном и Папой.
– Мужики! Быстро, быстро, быстро! – орал Григорий Алпатов, отплёвываясь от струй ливня, зарядившего полчаса назад, когда ватага сельских мародёров была уже в городе, словно кто-то пытался противодействовать этому, третьему уже по счёту, набегу, целью которого, на этот раз, была крупная продуктовая база в промзоне на Объездном.
– Не спать! – кричал Гриша, пытаясь перекричать рёв заводимого с пускача тракторного дизеля. – Все по местам, мряки уже подтягиваются!
Ливень хлестал так, что казалось, будто само небо в этом ужасном, предоставленном воле мёртвых, городе, прохудилось, раз и навсегда, в последней попытке остановить марш Смерти потоками воды, раз огонь, полыхавший в руинах больше месяца, оказался бессилен. Но он не спасал от удушающей вони, пронизывающей это место, проникающей, наверное, даже и сквозь асфальт – напротив складского комплекса, назначенного к обносу, через забор, находился мясной холодильник. Смрад, тянущийся оттуда, наверное, можно было и увидеть, если постараться – настолько материальной казалась эта мерзкая вонь. Помноженная на ставший уже нормальным для погибшего города запах залитых дождями пожаров и непременной теперь уже, сладковатой, трупной вони – верного спутника толп живых трупов, шарящих по городу в обуздание своего вековечного голода, эта вонь выворачивала на изнанку желудки рейдеров, без разбора, и Фёдор, спрыгнувший на пузырящийся от потоков ливня асфальт из кузова «шишиги», проблевался. Всего, что и успел, так только нагнуться и открыть стекло своего шлема – желудок исторг, наверное, всё, что в нём было с утра – и завтрак, которым потчевали его, давая дружеские наставления Политыч и Иван, и желудочный сок. Вонь – она была нетерпимой, такой мерзости слышать Срамнову ещё не доводилось: да и не ему одному – многих выворачивало наизнанку. Мужики, отплёвывающиеся от перенесённого приступа тошноты, но отнюдь не попустившего их организмы, хлёстким матом прокладывали Володю Шмакова – человека, по информации которого, все и оказались теперь тут, на этом, всеми силами добра и зла проклятом складском комплексе. Володя, которому посчастливилось избежать соборной участи тверичан по той причине, что будучи в отпуске, подался со своей семьёй по грибы – ягоды в кушалинские леса, как раз и был работником этой базы – более того, кладовщиком. Он же и промыл Алпатову и его мужикам мозги на момент того, сколько всяких долгоиграющих съестных припасов томится за крепкими дверями складов, отданных под его надзор. При этом, Володя, обычный мужик с минимумом интересов, кроме футбола, пива и воблы, забыл почему-то предупредить о таком славном соседстве. А так, как город уже и городом быть перестал уже не первую неделю, электроснабжение всё вышло, и мяско-то, исчисляемое, видимо, десятками тонн, разморозилось.
