Вадим Проскурин - Добрая Фея
Ольга позвонила вчера вечером, она не закатила телефонную истерику, как опасался Костя, она вообще не кричала, и от этого было еще тяжелее. Похоже, она была пьяна, говорила невнятно и несвязно, все время путалась в словах, перескакивала с одной темы на другую. И уж очень странные вещи она говорила, в какой-то момент Косте даже показалось, что снова вернулись те давно ушедшие времена, когда они не были безразличны друг другу. Когда они думали, что их совместное существование — не просто взаимовыгодный симбиоз двух взрослых зверей в жестоких каменных джунглях, но и нечто большее, что-то такое, что люди называют красивым словом "любовь".
Костя нечасто признавался Ольге в любви, она тоже не любила говорить вслух о своих чувствах. Она этим и привлекла Костю, что в ней почти не было бестолковой женской эмоциональности, она хоть и блондинка, но только по цвету волос, внутри она всегда была здравомыслящей и уравновешенной, даже больше, чем он сам. Они никогда не обсуждали, кто глава в их семье, но в те редкие минуты, когда Костя задумывался над этим вопросом, он понимал, что это Ольга. Она принимала все важные решения, не потому, что Костя глуп и неспособен размышлять, а просто потому, что Косте так было удобнее. Ее решения были правильными, а в тех редких случаях, когда она ошибалась, Костя понимал, что на ее месте он бы тоже ошибся. Поначалу она всегда спрашивала его мнение, но Костя говорил, что ему все равно, она делала по-своему, и оказывалось, что это хорошо. Костя витал в облаках, решал научные задачи, писал диссертации и статьи, возился с аспирантами и приносил домой неплохие деньги, ему повезло, ему удалось попасть в тот мизерный процент отечественных ученых, которые способны нормально содержать семью. Это давало ему право не вмешиваться во внутрисемейные дела, типа, я мужчина-добытчик, а ты решай сама, как поступать с добычей, и не забивай мою голову ерундой. Чаще всего так оно и происходило, только в крайних случаях Ольга требовала от него совета, тогда они устраивали нечто вроде мозгового штурма, и правильное решение находилось, причем почти всегда его находил Костя. Тогда Ольга говорила ему, что он очень умный и очень жаль, что его ум такой нежитейский, а Костя говорил, что за нежитейский ум больше платят, некоторое время они шутливо препирались, а потом отправлялись в койку. Друзья говорили, что их семья на удивление гармонична, и это было правдой, они не придавали большого значения внешним проявлениям хороших отношений, Костя никогда не покупал Ольге цветы, и она не обижалась и не требовала, она понимала, что доброе отношение не всегда проявляется красивыми жестами. Он не писал ей стихов, она не устраивала ему романтических вечеров, они оба любили шутить, что слишком умны для этого. И все у них было прекрасно почти до самого конца.
Теперь Костя понимал, что финансовый кризис стал лишь последним толчком, подкосившим виртуальное здание их семьи. Их спокойная и мудрая любовь постепенно превращалась в привычку, все меньше времени они проводили вместе и все чаще они весь вечер сидели, уткнувшись в экраны своих компьютеров. И все чаще, ложась спать в одну постель, они сразу засыпали. Они шутили, что так приближается старость, оба они понимали, что в этой шутке есть доля шутки, но они не любили размышлять об этом. Все чаще мелкие недоразумения превращались в обиды, до истерик и бойкотов дело не доходило, Костя и Ольга слишком умны для этого, но их отношения менялись, плавно, но неотвратимо. Они понимали, что серьезных разногласий между ними нет, что все поводы для обид мелки и незначительны, и именно поэтому они не придавали значения своим обидам.
А потом как-то неожиданно получилось, что заокеанские инвесторы, щедро раздававшие гранты толковым ученым, вдруг стали придерживать свои инвестиции. Грантов становилось все меньше, их условия становились все хуже, и туристический бизнес, который вела Ольга, утратил статус "чтобы не было скучно" и стал основным источником доходов их семьи. Они по-прежнему не бедствовали, на предметы первой необходимости денег хватало, но Костя перестал быть мужчиной-добытчиком, щедро оделяющим свою семью и потому имеющим право не вдаваться в детали того, как именно жена обустраивает их общую пещеру. Он не хотел признавать это, он пытался вести себя как раньше, но Ольга не позволяла ему этого. Все чаще, когда он возвращался домой, она спрашивала его: "Деньги принес?" Это считалось шуткой, но они оба понимали, что это не просто шутка. Он злился, Ольга злилась в ответ, они старались меньше разговаривать друг с другом, чтобы меньше злиться, и все чаще они задумывались, не пора ли прервать надоевшие отношения и начать семейную жизнь заново, с чистого листа. У Кости дело не пошло дальше смутных и неопределенных мыслей, а Ольга решилась перейти от слов к делу. Она вообще решительная женщина.
Инна доела мороженое, встала со скамейки и направилась к ближайшей урне, чтобы выбросить обертку. Костя проводил ее взглядом и понял, что Инна прочитала все его последние мысли. Наверное, ей неприятно было ощущать своим телепатическим чувством, как любимый мужчина с грустью и нежностью вспоминает ту, кого любил раньше. Наверное, Инна ревнует, просто не показывает вида, чтобы не огорчать любимого.
— Я не ревную, — сказала Инна, вернувшись на скамейку. — Я не умею ревновать. Жаль, что вы, люди, моногамные, а то мы могли бы жить втроем.
Костя представил себя с Инной и Ольгой в одной постели, понял, что Инна понимает, о чем он думает, и смущенно хихикнул. Инна добродушно рассмеялась.
— Не стесняйся, — сказала она. — Твои мысли не плохие и не испорченные, ты очень хороший человек. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, у меня есть, с кем тебя сравнивать.
Мимо прошел невысокий и полный молодой человек, Косте показалось, что он его уже где-то видел. Странный парень, он так старательно отворачивается, как будто боится, что Костя его узнает. А может…
— Это один из тех, которые за нами наблюдают? — спросил Костя.
— Нет, — ответила Инна. — Это тот парень, с которым мы позавчера обедали. Он приходил следующее желание исполнить.
— И какое у него следующее желание? — спросил Костя. — Поработить весь мир во славу КОБ?
— Нет, — покачала головой Инна. — Там все сложнее, я сама не вполне понимаю, чего он желает, да он и сам точно не знает. У него серьезный душевный кризис, такая каша в мозгу… Могу рассказать подробно, но придется долго рассказывать, и это не очень красиво.
— Не надо, — сказал Костя. — Какое мне дело-то до того, каким аллюром маршируют тараканы в голове этого кобнюка? Главное — что мы с тобой, а до остального мне нет дела.
7
На входе в подъезд они столкнулись с незнакомым мужчиной, немолодым, высоким и очень худым. В одной руке мужчина держал пять роз в целлофане, в другой — большой блестящий бумажный пакет с цветочками и сердечками, в таких обычно приносят подарки. Увидев его, Инна вздрогнула и отшатнулась, Костя отметил, что впервые видит ее испуганной.
Мужчина улыбнулся доброй и совсем не агрессивной улыбкой и сказал:
— А я как раз в дверь к вам звонил, а вы, оказывается, гуляете. Это вам, Инна. — Он протянул ей цветы.
Пару секунд Инна напряженно вглядывалась в незнакомца, затем улыбнулась и приняла цветы.
— Познакомьтесь, — сказала она. — Это Иван Васильевич, он главный специалист по… ну, по таким, как я. А это Константин Николаевич, мой гражданский муж.
— Очень приятно, — сказал Иван Васильевич. —
Я вас, кажется, видел по телевизору. Инна, вы на меня не очень сердитесь?
— Совсем не сержусь, — ответила Инна. — Я просто поняла, о чем вы думаете, и испугалась.
Иван Васильевич нахмурился.
— Вы так быстро читаете мысли? — спросил он. Инна кивнула.
— И что вы думаете по поводу моих мыслей?
— Надеюсь, вы не правы.
— А если прав?
Инна помрачнела. Некоторое время она молчала, а затем ответила:
— Тогда у меня остается только один выход — убить себя об стенку. Но я не могу так поступить. Это чисто физически невозможно.
— Значит, я могу быть прав? — спросил Иван Васильевич. — Вы допускаете такую возможность?
— Лучше я не буду думать об этом, — сказала Инна. — Пока я сидела у вас в подвале, я многое поняла. Мои желания тоже кое-что значат, а граница между мыслью и желанием очень тонка. Если я начну размышлять, как бы не случилось что-нибудь ужасное, одна часть моей души будет бояться, но другая будет любопытствовать, а это любопытство… нет, вряд ли оно всех погубит, но…
— Я вас понял, — кивнул Иван Васильевич. — Я все же попрошу вас соблюдать осторожность. Вы телевизор смотрите?
— Нет, — покачала головой Инна. — Но я уже поняла вашу мысль. Да, я буду осторожна, насколько это возможно. Насчет второй вашей мысли — скорее нет, чем да. Я очень надеюсь, что правильный ответ — "однозначно нет", но гарантировать я ничего не могу, а рассуждать детально — боюсь. Ну, вы понимаете…
