Вячеслав Шалыгин - Железный город
– Найдер? – Краузе осторожно облизнул губы. – Вот уж не думал, что он мне друг. Фриц нашел шпиона?
– Найди он вражеского агента, то уже сидел бы в моем кресле, – Штарух взял мучительную паузу. – Старший инспектор Найдер сделал всё, на что способен. Закрыть дело у него не вышло, зато он раскрыл заговор молчания в Третьем Литейном. И знаете, что выяснилось, Краузе? Выяснилось, что далеко не все инженеры и рабочие в день проникновения агента на объект временно ослепли или потеряли память. Выяснилось, что, как минимум, трое видели шпиона и разговаривали с ним, а один из троицы даже способен описать его внешность.
– Слава богу! – вырвалось у Краузе.
– А вы напрасно расслабились, – холодно заметил комиссар. – Вам от показаний свидетеля вряд ли станет легче.
– Но почему?! Я уверен, что ваш свидетель видел кого угодно, только не меня! Неужели и его показания не перевешивают ваших беспочвенных умозаключений?
– Вы поаккуратнее с выражениями, Краузе, – все так же спокойно произнес Штраух. – Обвинения в шпионаже с вас, возможно, будут сняты, но останутся другие.
– Да какие другие?! – вскипел Альфред. – Снова?! Снова хотите выбить из меня самооговор?! Не выйдет!
– Успокойтесь! – прикрикнул комиссар. – Довольно истерик! Вы были в дерьме по макушку, теперь по уши, разница невелика. Инженер Шмидт действительно видел в цехе не вас. Мы заставили его напрячь все извилины и подробно вспомнить внешность шпиона, а также содержание разговора. Текст классический, стандартный материал для обвинения в экономическом преступлении. Зато портрет получился очень интересный. Вы упадете со стула, когда его увидите, Краузе. А еще вы поймете, что ваши злоключения действительно далеки от финала.
– Что вы тянете, герр комиссар? – Альфред тяжело вздохнул. – Какой смысл на меня давить? Я и без того раздавлен, как жук под катком. Со слов инженера Шмидта был составлен фоторобот?
– Да, со слов под гипнозом, – Штраух остался глухим к мольбе бывшего подчиненного и не спешил раскрывать карты. – Скажите еще раз, Краузе, вы уверены, что не участвовали в подсудных делах? Вольно или нет, я допускаю и такое. Вы абсолютно в этом уверены?
– В сотый, тысячный раз говорю вам, герр комиссар, нет! Я ни в чем не участвовал!
– А скажите, Краузе, как часто вы бывали в лазарете карантинного сектора?
– Ну… бывал, – Альфред насторожился. – Часто. Особенно в последнее время.
– А в тот день, когда шпион проник в Третий Литейный, вы были в лазарете?
– В тот день? Я не помню точно… кажется… нет. А что? К чему вы клоните, герр комиссар?
– Скажите, Краузе, в лазарете есть приличный комп? – Штраух игнорировал его вопросы.
– У врача, в ординаторской.
– И последний вопрос, Краузе, – комиссар неприятно осклабился. – У вас дома хороший компьютер?
– Средний, – Краузе помотал головой, отчего тут же вернулась утихшая было головная боль. – И что из этого?!
– А то, дружище, что всё это звенья одной цепи, – Штраух почти улегся животом на стол и, дотянувшись, отечески похлопал Альфреда по плечу. – Вспомните, герр Жуан, чем занималась ваша Лаура, когда вы погрузились в сладкую дрему после любовных утех?
– Когда? Зачем мне это вспоминать?
– Всё за тем же! Вспомните, когда в гиперсеть были переданы данные по каравану? – Штраух шумно посопел и продолжил. – Или когда был вскрыт и серьезно испорчен управляющий комп Установки. А дальше попытайтесь вспомнить, встречались ли вы с фройляйн Вильгельм в день взлома сервера научного городка. Соображаете?
– В то время она была еще без сознания! И в день инцидента в Третьем Литейном она была без сознания!
– Без совести она всегда была, а не без сознания. Без совести, как и полагается гениальному актеру или разведчику. А вы без мозгов, с одними только яйцами! Ими вы и думали всё последнее время. Вот, взгляните, герой-любовник, это фоторобот шпиона, составленный со слов Шмидта.
Комиссар швырнул на стол листок с рисунком. Краузе подтянул листок по столу к себе и тупо уставился на портрет вражеского агента. Поверить в такое было невозможно, однако это был не кошмарный сон, а самая натуральная явь. Реальность отрицательного мира во всей «красе». Впрочем, к чему кавычки? Рисунок был неплох, и Катрина на нем была, как живая.
– Но… как? – выдавил Альфред.
– Очень просто, – лениво процедил Штраух. – С врачом лазарета мы уже побеседовали и выяснили, что за палатой фройляйн Вильгельм до определенного момента никто толком не следил. Да, работали медицинские мониторы, но что стоит их обмануть такому талантливому программисту, как эта сударыня? Она гуляла по сороковому уровню, а они показывали, что пациентка лежит бревном.
– Гуляла?! Но документы!
– И что ей стоило состряпать себе аусвайс, выкрав из компьютера Рейхсканцелярии нужные документы? Помните самый первый взлом и сомнительный репортаж в гиперсеть? Она сделала это прямо из ординаторской лазарета, когда беспечный врач отлучился куда-то, по привычке не заперев кабинет.
– Но… точки доступа в сеть… они каждый раз менялись!
– Верно. Причем, заметьте, Краузе, менялись в пределах уровней и секторов, где присутствовали другие фигуранты дела: пятьдесят пятый, «золотая свастика», с двадцатого по сорок пятый… Ваша пассия очень профессионально страховалась, обманывая следящие программы. Она работала на удивление грамотно, снимаю шляпу перед ее талантом, хотя она и не арийка.
– А как же… – Краузе почувствовал, что садится голос, и попытался откашляться. – А как же взлом пожарно-охранной системы цеха? Катрина не могла быть сразу в двух местах!
– А этот момент нам прояснит сама госпожа Вильгельм. Так же, как и то, что она делала в Литейном. Хотите присутствовать на очной ставке?
– Я… мне… – Альфред говорил с большим трудом, горло сдавил спазм. – Это… обязательно?
– Нет, но вы пройдете этот путь до конца, Краузе, – комиссар зло взглянул на униженного и растоптанного Альфреда. – Этим вы не искупите грехи и не заработаете себе реабилитацию, но, глядя на вас, будут учиться другие. Они поймут, что Великий Порядок – это абсолютный закон, что любое отклонение от него приводит к катастрофе! Малейшее отклонение! На вашем примере сотни честных офицеров научатся, наконец, главному на войне – бдительности! Так что на очной ставке вы будете в ложе, герр пособник. С одной стороны инженер Шмидт, с другой ваша несравненная славянка, а посередине вы. И уверяю, Краузе, на этом ваши муки не закончатся.
– Убьете ее на моих глазах? – Краузе взглянул на комиссара исподлобья.
– Зачем же? – Штраух ткнул пальцем в экранчик компа, и через секунду в кабинете появились двое конвоиров. – Вы оступились, вам и исправлять ошибку. Вы сделаете это сами.
Автоматика «смирительного» кресла почему-то не сработала. И все же, хотя Краузе был достаточно быстр, осуществить задуманное ему не удалось. Дубинка охранника оказалась быстрее. Альфред провалился в забытье, не дотянувшись до горла Штрауха на десяток сантиметров.
15. Март 2299 г., орбита Нептуна – Эйзен
– Все сделали точно по инструкции, – гордо доложил Барышев. – Я установил наблюдение за всеми генералами из вашего списка и отправил им на служебные электронные адреса «уточненные» время и место вашей тайной операции. Отправил, понятно, в «пакетах», которые вскроются сами в час «Ч». На контроль сел Ривкин. Ему я дал вводную: если будет взлом, не блокировать передачу, а просто зафиксировать номер вскрытого досрочно пакета.
– Да, так мы и договаривались, – Преображенский снова взглянул на портрет «крота» и покачал головой. – Кто бы мог подумать?
– Я мог, – сказал Воротов. – Мотивов у этого гражданина было выше крыши. Обиделся старичок, что задвинули его за ширму, да и сглупил по тихой грусти.
– Неужели трудно понять, что бывают ситуации, когда интересы государства требуют нестандартных решений?
– Старость не радость, маразм не оргазм, – Ярослав пожал плечами. – А если серьезно: чтобы понять, нужно этого захотеть. Не обижаться и не парить себе мозги вплоть до закипания, а подумать; трезво и холодно. Но этот старикан, похоже, зациклился. Решил любым способом доказать, что вы хуже него. А вы разве не подозревали его в первую очередь?
– Подозревал, но в последнюю. Все равно странно. Никто ведь и не говорил, что я лучше. Его сразу известили, «на берегу»: Преображенский тут временно! И, главное, как он собирался исправлять всё, что натворил, пока «выживал» меня из Управления?
– Может, и не собирался. Поначалу на эмоциях действовал, а когда понял, что вляпался – поплыл себе по течению. Так частенько бывает. Например, это типичный сценарий брака.
– То брак, – князь усмехнулся. – А тут государственная измена. Разные меры пресечения, знаешь ли.
– Не такие уж разные. Наручники или цепи Гименея – всё кандалы. Но обошлось – и это главное. Хотя, конечно, завернуть нашу «живцовую» бригаду на полпути или как-то уберечь от удара в лоб шансов было маловато. Даже в случае, если бы Ривкин и Барышев сработали предельно оперативно и вычислили «крота» задолго до появления бригады в точке неминуемой засады-гибели. Ведь для достоверности нам все равно пришлось бы выйти из прыжка и помелькать перед носом у армады, так?
