Пауль Локамп - Есть время жить
— Робби, иди сюда!
Даже тембр голоса понизился, словно у одного нашего сержанта, тот «bur-r-r-r-r-rys»[91] мог минуту рычать. Я подошёл к нему.
— Нам что-нибудь в этом сарае нужно? — он кивнул на импровизированную камеру.
— Здесь? — заглянул внутрь; в углу небольшая охапка прошлогоднего сена, несколько пустых деревянных ящиков и какая-то сельхозтехника. Ну и с десяток перепуганных женщин, конечно. Пожал плечами — да нет, вроде ничего.
— Ну и прекрасно, — Сашка сузил глаза. — Прекрасно, — повторил он и схватил приведённую с допроса женщину. Толкнул внутрь, вытащил пистолет и два раза выстрелил ей в спину. Обвёл женщин взглядом, зло усмехнулся и захлопнул дверь, подперев каким-то поленом.
— Серьёзно ты к проблеме подошёл, — только и смог выдавить я.
— Какая проблема, такое и решение, — отрезал он и, развернувшись, ушёл.
Через несколько минут внутри раздались вопли. Дело понятное, там сейчас зомби появился. А через несколько минут ещё появится. Куда они там денутся-то...
Ночевать пришлось в усадьбе. Грузовики с призовой командой приехали уже в сумерках, но мародёрку отложили на утро. Работать в незнакомом месте — это больше похоже на самоубийство. Поужинали и улеглись спать. Мы, вшестером, считая спасенную девушку, устроились в зале. Женщины легли на диванах, а мы на полу, в спальниках. Занимать чужие комнаты желающих не нашлось. Приехавшие парни из команды Эдгара выставили охрану, так что спать можно было спокойно. Только сон не шёл. Мы с Римасом не были закадычными приятелями, чтобы так уж о его смерти горевать. Встречались на соревнованиях, изредка я заезжал к нему в магазин за патронами. Тут скорее другое — он был моим хорошим знакомым по той, мирной жизни. Римас, если можно так выразиться — одна из нитей, из которых соткано наше мироощущение и наша жизнь. И вот эту связывающую меня с прошлой жизнью нить оборвали. Так и отдаляется старый мир, уходя в прошлое. Скоро новые впечатления и новые знакомые вытеснят воспоминания, и что тогда? Привыкну к новому миру?
Айвар. 25 апреля, восемь часов утра.
Мужики носились по усадьбе как заведённые. Грузили вещи, свиней, мешки с продовольствием. Я честно поинтересовался у Линаса судьбой найденных ништяков и их распределением между участниками гранд-налёта. Это Робби больше за железки переживает, а по мне — хрюшки сейчас важнее, чем пара лишних стволов. Линас ухмыльнулся на мою въедливость и сказал, что нашу долю отвезут на базу и передадут Альгису. Спасённую девушку — кстати, её звали Дайва — решили отправить в Рамучяй. А куда ещё? По её собственным словам, семью мародёры уничтожили, дом разграбили. Куда она пойдёт, до первого морфа? А там хоть жива будет. Позавтракали и отправились. До Крижкальниса доехали двумя бортами, попрощались и разъехались. Линас с Сашкой в сторону Шауляя, а мы двинули к морю. Да, на трассе особенно не разгонишься. Как только поблизости намечается поворот на какую-нибудь деревню, так сразу несколько пробок. Чаще всего из десяти-пятнадцати машин.
— Смотри! — кивнул в сторону Роберт. — Это что за херня?
Рядом с дорогой у небольшого аккуратного домика стоял придорожный крест, метра три высотой. В самом кресте ничего удивительного нет — такие вещи в Литве часто устанавливают. Затейливо украшенные резьбой, они символизируют древний культ дерева жизни. Но этот крест ещё и человеком был украшен. Мёртвым.
Мы подъехали поближе и увидели, что во дворе дома в кровавой требухе копались дохлые собаки, а на кресте кто-то распял человека. Причём со знанием дела распял — в ладони гвозди не загоняли, как это часто изображают в религиозных брошюрках. Удивило ещё несколько вещей. Во-первых, голова распятого не была повреждена, но в зомби он не превратился. А во-вторых, его никто не ел. По идее, те же собаки должны были добраться, хотя бы ноги обгрызли. А тут нет, висит себе спокойно, как и положено мёртвому. Загадка, чёрт побери. Секта какая-нибудь? Переглянулись и решили не искушать судьбу, поехали дальше.
Через двадцать километров такой езды встретили первых живых. Выскочили на горку, и на тебе — небольшой караван из трёх машин. Микроавтобус, джип и грузовик с кунгом. У микроавтобуса с открытым капотом столпились человек десять-пятнадцать. Мы притормозили метрах в двухстах, и я отправился пообщаться, с народом. А кто ещё, не Асту же отправлять? Робби меня прикрывает, так что повесил AR на плечо и пошёл.
— Добрый день, помощь нужна?
— Да нет, обойдёмся, — глаза смотрят настороженно, выжидающе.
Когда подходил, от группы отделились человек пять мужиков, все вооружены, но цивильно — охотничьи ружья, одна винтовка какая-то. Автоматического оружия не видно, пистолетов тоже.
— Случайно, не из Клайпеды едете? Мы туда направляемся, хотели узнать, как там дела и вообще — что дальше на трассе делается.
— А вы вообще кто? — спросил меня один из мужчин. На вид ему лет пятьдесят с небольшим. Круглолицый и розовощекий, с большими залысинами и небольшим брюшком. Грязноватые, потёртые джинсы, тёплая рубашка в клетку. На пузе висит охотничий патронташ.
— На военных не похожи. Мародёры? — он поморщился.
Я пожал плечами:
— Сейчас все мародёры, иначе не проживешь. Но на дорогах не грабим, так что можете быть спокойны.
— Это вам надо быть спокойными, ёпть, — усмехается мужик, бросая взгляд на окружавших его людей.
— Ну раз так, значит, мы оба можем пообщаться совершенно без напряжения во взгляде. А то сейчас дырку во мне прожжете, — усмехаюсь я.
— Времена такие, — отрезает мужик.
— Ну как знаете. Я просто поговорить хотел. Если бы думал стрелять, то уже бы стрелял, — немного резковато бросаю ему в ответ и, повернувшись, ухожу к нашей машине.
— Постой, парень.
Я останавливаюсь и выжидающе смотрю на него. Он подошёл ко мне и уже более мирным тоном объясняет:
— Не обижайся — времена нынче такие, все на взводе, ёпть. Дальше вроде спокойно, ну, небольшие заторы из машин есть, конечно. Как и везде сейчас. В саму Клайпеду, ёпть, лучше не лезь. Там несколько банд орудует. Одна на грузовом терминале окопалась, другая у старой переправы на Куршкую косу. А город, ёпть, почти вымер весь.
— А вы откуда едете?
— Из Паланги, ёпть. Долго собирались, думали, продержимся, но последнее время и к нам банды зачастили — продукты ищут, ёпть, и прочее. Вот мы и решили уехать в Белоруссию, думаю, там поспокойнее будет.
— Почему именно туда? — немного удивлённо спрашиваю я.
— А батька у них там серьезный, ёпть. Вполне мог порядок в стране удержать. Не знаю, может, и там мёртвые земли, но и на взморье не сахар. Зря вы туда едете, ёпть.
— Дело у нас там.
Его глаза холодеют, во взгляде уже лёд. Экий мужик вспыльчивый.
— Не переживай, не с бандами. Просто людей одних ищем.
— Ну смотри. Хотя я бы не совался. Бесполезно это, ёпть. Никого там не найдете.
— А это что, у вас в машинах, всё оставшееся население Паланги?
— Нет, конечно. Хотя, ёпть, близко к правде. Там сейчас около пятидесяти живых осталось.
— А нежити много?
— Мертвяков что ли? Хватает. И монстры попадаются.
— Морфы?
— Как говоришь? Морфы, ёпть? Ну да, наверное, морфы. Те, что из мертвяков получаются, когда пожрут. Ладно, бывай, парень. Как там дальше, на дороге-то?
— Более-менее. Как и везде. До Каунаса спокойно, а дальше не знаю, не ездили.
— Ясно. Ну бывай.
С каждым километром Аста нервничала всё больше. Это понятно — надежда умирает последней. Робби мрачно смотрел по сторонам, только изредка что-то бурчал себе под нос. На Якайском кольце, где по правую сторону находился фордовский центр, повернули на трассу Е-272 и двинули в сторону Паланги, решив заехать в Клайпеду на обратной дороге.
Роберт. 25 апреля, пять часов вечера.
Остановились, не доезжая до деревни метров четыреста-пятьсот. Аста вся извертелась от нетерпения и, если бы не строгий окрик, наверняка рванула бы вперёд. Даже Айвар, на что уж в последнее время мягкий человек — и тот на выдохе резанул ей «Сидеть!», и она испуганно затихла, с надеждой вглядываясь вдаль. Пока он нас прикрывал, я в бинокль осмотрел дома и улицы... Глухо, господа; глухо, как в танке. Будь моя воля, просто развернулся бы и уехал, даже не пытаясь осмотреть эту прибрежную деревушку. Всё и так понятно: за время нашего анабазиса мы уже достаточно насмотрелись на вымершие посёлки, чтобы с первого взгляда определить, есть ли в нём живые или нет. Не знаю, как объяснить словами; это чувствуешь — на уровне подсознания, что ли. По улицам ветер носит разный мусор, словно вместе с пылью город выметает воспоминания о жизни.
Я переглянулся с Айваром и кивнул, указывая на дома:
— Двинули?
— А чего тянуть? — он грустно пожал плечами и, наклонившись к окну, сказал Асте: — Садись за руль.
