Павел Корнев - Падший
— Драть! — сдавленно выдавил он из себя. — Да ты убил его! Лео, ты убил его!
Лепрекон опрометью кинулся к окну, за стебель, вместе с корнями и землей выдернул из горшка герань, и его вырвало. Опустив растение обратно, коротышка обернулся и вытер рот рукавом грязного зеленого камзола.
— Ты хоть понимаешь, что вообще натворил? — простонал он. — Ты не защищался, не пытался остановить преступника, не слетел с катушек. Лео, дело даже не в деньгах, ревности или мести! Ты просто взял и убил.
— Ну да, — спокойно подтвердил я. — Просто взял и убил. Он больше не залезет в мою голову. Никто больше не залезет.
— Кретин! Ты убил его из-за страха! Первый раз ты убил из-за своего страха! Позволил ему решать за тебя! С твоим-то талантом! Ты совсем спятил?!
Я лишь передернул плечами.
Лепрекон был кругом прав. Я испугался, что маэстро продолжит манипулировать мной. Испугался узнать правду. Испугался и позволил страху взять над собой верх.
Ничем хорошим это кончиться не могло.
Но какой у меня был выбор? Что еще оставалось делать?
Так я у лепрекона и спросил. Тот не стал ничего отвечать, лишь выругался и ушел на кухню. Удивительная немногословность. Наверное, просто побоялся вылететь в окно.
Накатило головокружение, я размеренно задышал, стараясь успокоиться. Потом заставил себя выбросить из головы совершенно неуместные сейчас душевные терзания, встал с кровати и поднял с пола электрический метатель.
Из кухни с пузатой бутылкой вернулся лепрекон. Он с отвращением посмотрел на этикетку, скривился:
— Клубничный ликер! Драть! Натурально извращенцы! — но все же запрокинул голову и приник к горлышку, вливая в себя сладкую крепкую дрянь, а когда раздался стук в дверь, поперхнулся и забрызгал ликером половину комнаты.
— Откройте, полиция! — рыкнули из коридора, и сердце у меня ухнуло в пятки, но лишь на миг, от неожиданности.
Вызванные из-за громкого хлопка констебли явно полагали происходящее банальным семейным конфликтом, иначе попросту выломали бы дверь, поэтому я ухватил пребывавшего в бессознательном состоянии мима под мышки, перевалил его через подоконник и скинул прямиком в цветник.
С улицы донесся отголосок глухого удара, и тотчас за дверью крикнули:
— Кто-то выпрыгнул в окно! — и по лестнице застучали подкованные подошвы сапог.
Я выждал, пока констебли выбегут на улицу, потом вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. Оставался риск наткнуться на соседей, но мне повезло — на площадке второго этажа никого не оказалось. Я быстро спустился вниз, покинул дом и зашагал по тротуару.
Никто не остановил меня, и никто не окликнул, только с заднего двора слышалась забористая ругань стражей порядка, которые пытались вытащить из цветника сиганувшего в окно квартиросъемщика.
Что будет дальше, я знал наверняка: никто даже слушать не станет фигляра с приводами, убийство дружка повесят на него вне зависимости от любых возможных нестыковок.
Меня это не беспокоило.
Дома стало плохо. Ну как плохо — начали подгибаться колени, задрожали руки, покрылось испариной лицо. Я умылся и тяжело навалился на умывальник, но рвотные позывы уже прошли. Да и с чего бы меня полоскать начало? Из-за убийства? Бред! Давно руки по локоть в крови.
Вот только, как верно подметил лепрекон, это все не то. Сегодня я первый раз убил из-за страха, в трезвом уме, расчетливо и цинично. Я поступил правильно, но плохо. И, сколько мысленно ни возвращался к этой ситуации, не видел ни малейшей возможности поступить иначе.
Впрочем, не важно. Дело ведь было не только в гипнотизере. Кто-то играл со мной. Кто-то имел виды на мои способности.
Лилиана была как-то замешана в этой истории, не зря же гипнотизеру поручили познакомить меня с ней. Да и записки с требованием принять участие в гала-концерте подбрасывали тоже неспроста. Я понятия не имел, какой во всем этом смысл, но в одном был уверен точно: если отыщу Лили до выступления и увезу из города, то поломаю чужую игру раз и навсегда.
Или этого от меня как раз и ждут?
Очень страшно сомневаться в свободе воли и вдвойне страшно поверить, что все твои поступки предопределены кем-то иным. На какой-то миг я пожалел, что не согласился взглянуть на записи гипнотизера, но сразу выкинул эту мысль из головы. Пустыми сожалениями уже ничего не изменить.
Я поправил шейный платок, надел темные очки и вышел из дома.
Пора было заняться делом. И если Лилиана не оценит мой порыв, что ж — уволоку ее силой.
Наверное, я слишком сильно погрузился в собственные мысли, потому что когда сзади окликнули:
— Лев Борисович! — даже вздрогнул от неожиданности.
Звал Красин. Он опасно высунулся из распахнутой дверцы нагонявшего меня конного экипажа и призывно махал рукой. Судя по всему, Емельян Никифорович и был тем самым «представительным и солидным» господином, что пытался застать меня утром.
— Лев Борисович! А я вас с собаками ищу! — подтвердил Красин эту догадку, грузно спрыгнув на землю.
— А что такое, Емельян Никифорович?
— Билеты! — рассмеялся Красин. — У меня есть два билета на гала-концерт! Не составите мне компанию?
— Откуда такое богатство? — удивился я, представляя цену контрамарок на сегодняшнее выступление.
— Иван Прохорович до сих пор рыскает по горам в поисках рухнувшего дирижабля, вот я и остался без компании!
Я хотел было отказаться, но сразу понял, что иначе попросту не попаду в амфитеатр, и заколебался.
— Соглашайтесь, Лев Борисович! Будет весело!
— Хорошо! — сдался я, встал на подножку экипажа, и взгляд немедленно уткнулся в широкий раструб непонятного оружия. За ним — глухой шлем со стеклянным забралом.
Негромко хлопнуло, в лицо ударила струя газа. Я отпрянул, но подступивший сзади Красин удержал меня на месте и резким тычком под ребра заставил сделать вдох.
И наступила тьма.
Глава седьмая, или Железная клетка и слишком много силы
Беспамятство — это хорошо. Можно спать и видеть сны. Сны, полные безумно ярких красок, невероятных ощущений, вкусов и запахов. Щемящих душу эмоций и легкости бытия…
Беспамятство хорошо всем, кроме неизбежности пробуждения, когда придется покинуть свою уютную норку и отправиться на поиски новой дозы морфия.
А в моем случае — просто пробуждения…
Очнулся я голым на холодных камнях подвала. В камере — так поначалу решил, но решетки окружали со всех сторон, а в полиции так не заведено. Железные прутья тянулись от пола до потолка, единственная дверца была заперта на прочный замок.
Или не слишком прочный — у меня не оставалось сил даже моргнуть, не то, что проверить крепость запоров. Я лежал и смотрел в потолок. Над головой кружил херувим, дунул на него — и ангелок разлетелся облачком сияющей пыли. Она еще долго рассеивалась и прогорала в воздухе, вспыхивая белыми точками на сетчатке глаз.
Вот поэтому и не принимаю наркотиков. Мой талант вкупе с излишне живым воображением способен оживлять любой навеянный опиумным дымом кошмар.
«Интересно, что за газ был, которым меня одурманили?» — Эта отстраненная мысль какое-то время крутилась в голове, а потом я неожиданно осознал: не важно, чем именно меня отравили, важно — зачем. И вот это самое «зачем» ничего хорошего не сулило.
Проклятье! Случайное спасение с острова все же не было случайным!
Злость на самого себя прогнала навеянное наркотиками оцепенение, но только я привстал с пола, как немедленно закружилась голова.
Ничего, это скоро пройдет…
И действительно — прошло, только совсем не так, как я рассчитывал. Распахнулась дверь, и в подвал вошел высокий стройный господин средних лет. Темноволосый и с располагающей к себе улыбкой на узких губах.
Адриано Тачини, архитектор.
— Ах ты! — невольно вырвалось у меня.
— Успокойтесь, Лев, — попросил Адриано и опустился на стул рядом с негромко тарахтевшим в углу прибором. — Или лучше называть вас Леопольдом? И не пытайтесь освободиться, только причините себе неудобство.
В глазах у меня так и посерело от злости. Железные решетки — ерунда. Никакие решетки не удержат оборотня, особенно если он всерьез вознамерился оторвать кому-то голову.
Я — вознамерился, и одним рывком…
Тело пронзили электрические разряды, меня затрясло, запахло палеными волосами.
— Ох…
— Я же предупреждал! — укорил меня архитектор и похлопал по размеренно гудевшему генератору. — Всеблагое электричество, друг мой. Всеблагое электричество.
— Голову тебе оторву! — пообещал я, задыхаясь от боли.
— Позвольте, я объясню, — мягко улыбнулся Адриано. — Решетка под напряжением, всякий раз, хватаясь за нее, вы замыкаете электрическую цепь и сами себя наказываете за несдержанность.
— В задницу! — выдохнул я и повторил попытку высвободиться.
