Борис Громов - Выжить. Терской фронт
— Угу, к тебе обращаюсь, — продолжаю я, увидев промелькнувшую в его глазах растерянность от подобного начала разговора. — Может, для начала выдохнешь, а потом поговорим, как взрослые люди?
— Слышь, шутник, да я тебя сейчас… — несмотря на грозный вид, уверенности и холодной злости в голосе Игоря уже гораздо меньше. Хорошо, начал в себя приходить.
— Пан офицер, ну, может, хватит уже, а? Развел тут, понимаешь, детский сад — штаны на лямках. Ты мне еще на кулачках побиться предложи. Очень взрослое поведение… Самому не стыдно? Взрослый серьезный мужик, а развел тут…
— А ты мне что предложишь? Водки с тобой за это дело выпить?
— За какое на хрен «это дело», Игорь? Ты меня что, совсем что ли за ублюдка какого-нибудь держишь?! Чего ты там себе нафантазировал? Что злой и ужасный Миша потащит твою кровиночку в темный лес насиловать?! У тебя, вообще, все дома, капитан?!!!
Да, а вот такого «наезда» героический Комендант точно не ожидал. Моя резкая отповедь, похоже, его здорово отрезвила. Выглядит он уже не столько злым, сколько смущенным. Хотя, если честно, я себя тоже чувствую немного неловко. Как-то не доводилось мне раньше на подобные темы с родителями девушки перед первым свиданием общаться.
— Слушай, Миш, — нарушает уже слегка затянувшееся молчание Игорь, — ты понимаешь… Ну, я на самом деле совсем не об этом подумал…
— Еще раз говорю, выдохни, отец-герой, а то лопнешь. О чем ты, собака страшная, подумал, у тебя на роже вооот такими, — раскинув руки как можно шире, я попытался ему изобразить размер шрифта, — буквами написано было. Вот только мне не понятно, с чего ж ты решил, что Михаил Тюкалов на такое паскудство способен, а?..
Одним словом, тяжелый вышел разговор. И для него тяжелый, и для меня. Просто как-то не принято у нормальных мужиков такие темы в разговорах затрагивать. Интимные стороны своей жизни охотно обсуждают либо подростки (и врут при этом друг другу безбожно), либо пьяные кретины, либо больные на голову. Мы с Костылевым не относились ни к одной из этих трех категорий. Мало того, речь шла о дочери Игоря. М-да, одним словом — ситуация сложная…
— Так что не выдумывай херни, герр капитан, — подвожу я итог почти получасовому обсуждению. — Настя мне нравится. Очень. И отношение у меня к этому вопросу — самое серьезное. Но вот как она ко мне относится — это еще неизвестно. Может, не понравлюсь я ей. Именно поэтому никакой ерунды я себе позволять не собираюсь. Уяснил?
В ответ Комендант только головой кивнул.
— Ну, вот и ладненько. Тогда переходим ко второму вопросу нашей повестки дня…
— Миша, блин, кончай балагурить! У меня от тебя и так уже голова кругом. Какой вопрос, какая повестка? Ты о чем вообще?
— Я, господин Комендант, собственно, вот об этом.
С гулким стуком американская граната плюхнулась из моей руки на поверхность письменного стола, и, наверное, покатилась бы по столешнице, если бы не предохранительный рычаг.
— Нормально так… И откель такая красота?
— Толя с блокпоста завместо сувенира прихватил. Только вчера из баула с трофеями выкопали. Хотели сразу и отдать, да только вы с Олегом в Ханкале были. Ну, что, канает эта дурында за столь нужное тебе доказательство?
— Не обижайся, Миша, но — нет. Ну, граната, ну, американская… МКЗ, если меня мой склероз не подводит? И чего? Вот если б была новенькая, да не одна, а ящик…
— Угу, а грузовик не хочешь? Перевязанный розовой ленточкой с пышным бантом и надписью на борту: «Дорогим чеченским братьям-мусульманам от турецких товарищей по борьбе!»
— А что, есть?
— Да ну тебя! Тут, понимаешь, в клочья рвешься ради выполнения задания высокого командования, а оно, блин, нос воротит.
— Да не ворочу я, Миша, но ты же сам взрослый мужик, понимать должен, что граната эта могла оказаться у Непримиримых миллионом разных способов. И вовсе не обязательно, как часть турецкой военной помощи.
— Все я понимаю, — остается только грустно вздохнуть мне. — Но и ты пойми, это ж как звенья цепи. Сами по себе, по отдельности, они вроде как малозначительны: ну, подумаешь, американская граната… И американский же камуфляж… И конспект по боевой подготовке у командира…
— Погоди, какой конспект?
— А, блин, — хлопнул я себя ладонью по лбу, — забыл совсем! В общем-то — ничего особенного, но, тем не менее, факт имеет место быть.
Я выкладываю на стол тетрадку с каракулями покойного командира бандитского блокпоста. Игорь некоторое время листает ее, а потом со вздохом откладывает к гранате.
— Да, блин, это уже серьезно…
— Угу. И бонусом ко всему этому — очень грамотно поставленный фугас под мостом, который опытный спец делал, а не какой-нибудь раздолбай обкуренный. Каждая деталь сама по себе — пустяк. А вот если учесть, что все они имели место на одном, причем весьма занюханном блоке… Уже есть повод задуматься, не считаешь?
— Вот черт. — Брови Костылева высоко приподнимаются в изумлении. — А вообще если под этим углом ситуацию разглядывать, то что-то в твоих словах есть.
— Как минимум, Игорь, тут есть повод задуматься. А я буду дальше искать. Бог даст, еще чего-нибудь вам нарою. Ладно, пора мне. А то дел полно. Свидание ж у меня сегодня…
— Ты, это, вот чего, — Костылев снова делает серьезное лицо. — Чтоб в десять вечера Настя дома была!
— Есть! — Я словно на пружинке подскакиваю со стула и, вытянувшись по стойке «смирно», прищелкиваю каблуками. — Разрешите выполнять?!
— Да вали уже отсюда, клоун! — скривившись, будто лимон целиком слопал, отмахивается от меня Игорь.
Как я ни спешил, но на рынок все равно почти опоздал и, войдя в ворота, обнаружил только ряды пустых прилавков да всякий мелкий мусор, который легкий ветерок катал по пыльным проходам. Хотя, в продуктовых рядах еще наблюдалось какое-то движение.
— Слушай, отец, а где тут можно цветы достать? — огорошил я вопросом низенького и тощего, как щепка, пожилого кумыка со смуглым и сморщенным, похожим на печеное яблоко, лицом. Тот был занят делом: неторопливо и обстоятельно снимал с прилавка и убирал в деревянные ящики, набитые стружкой, поздние яблоки, маленькие ярко-желтые круглые дыни и уже слегка перезревший, а потому не зеленый, а желтовато-бежевый виноград. Полную тару он составлял на небольшую повозку, в которую был запряжен мышастого цвета ослик с флегматичной мордой и целым ожерельем репьев в кисточке хвоста. Ящиков было много, работал дед споро и потому даже не заметил, как я подошел, а мой вопрос явно застал его врасплох.
— Э, слушай, какой цветы? Зачем цветы? — испуганно забормотал он, явно не понимая, чего от него хочет этот двухметровый лоб в черной бандане и с внушительного размера пистолетом на бедре.
