Скорми его сердце лесу - Богинска Дара

Кузен наклонил голову, но думал быстрее, чем бежит ручей. Он кивнул и поднялся.

– Пошли. Я выведу тебя из города.

– И с чего мне верить тебе? – скривила я губы. – Ты можешь привести меня к Наместнику.

Лин нахмурил брови, но его взгляд был серьезным и решительным.

– Ты думаешь, я хочу этого? Чтобы мир погрузился во тьму? – произнес он горячо. – Я мог бы пойти с тобой, но не сейчас. Мне надо присмотреть за отцом. Но его поступки – не мои.

– Но ты трус, Тоши, – проговорила я, прямо глядя в его глаза. – Ты мог предупредить меня, и тогда ничего этого не случилось бы.

– Мы можем препираться дальше, но, кажется, ты куда-то спешила? – он колюче усмехнулся и знаком показал мне следовать за ним. Я обернулась на дядю, тот наливал себе вино в пиалу и, кажется, даже не заметил, что мы уходим.

Благодаря Тоширо мы вышли за стены города беспрепятственно. Его знали, уважали, кивали ему. Предупредили нас о нападении ёкаев на стены, и кузен быстро скосил на меня взгляд. Я едва кивнула. Его лошадь стояла в городской конюшне, он сам надел на нервно пофыркивающую лошадь уздечку и седло, затянул ремни, передал мне повод.

– Она быстрее всех, – ласково погладил он лошадь по носу и вздохнул, когда я забралась в седло и села по-мужски. Кимоно мешало, слишком узкое, и я поддела подол мечом и сделала разрез на ткани до середины бедра. Стало удобнее.

Тоширо открыл ворота стойла для меня, а когда я пустила шагом лошадь, тихо сказал в спину:

– Удачи.

Звучало искренне. Дарека внутри меня молчала, будто обидевшись на то, что я не выполнила свою задачу. Но мне некогда было думать об этом, о своих чувствах, о том, что подняла в моей душе встреча с Тоширо и дядей. Впереди был долгий путь, и я лишь надеялась, что успею предупредить свою новую семью. Настоящую.

Перья ворона, крики вечности злой

Я опоздала.

Лес пылал. Из него бежали звери безумной толпой – олени, зайцы, волки и лисы, сотни птиц наполнили хмурое небо, они кричали от ужаса, метались в клубах дыма. Я оставила коня на дороге, надеясь, что он сам найдет путь домой, и решительно нырнула в Море Деревьев.

От запаха дыма у меня першило в горле. Я бежала так быстро, как никогда еще не бегала. Кровь стучала в ушах. Обратиться бы быстрокрылой ласточкой! Проворным зайцем! Бежать, лететь, нестись во весь опор!

В ушах гудело: я опоздала, опоздала, опоздала. Там, где раньше были только мхи и корни, теперь глубоко отпечатались людские следы. Как мы с Каори не заметили это воинство по пути в столицу? Или они ушли раньше и дожидались возможности атаковать где-то вдалеке? Скорее всего. Наместник не был глуп, и его генерал тоже: наверняка они знали, что в лесу прячутся повстанцы-ханъё, и не желали быть обнаруженными раньше срока.

Я бежала, бежала, бежала. Поняла, что слишком медленно. Закричала во всю мощь рвущихся от напряжения легких:

– ГРИБУНЯ!

А потом снова и снова, пока не появился какой-то дух, который не был похож на моего знакомого. Этот был меньше – не светящийся изнутри кодама, а бесформенный кусок рисового теста, перепачканный сажей. Я подхватила его на руки, и он поплыл сквозь мои пальцы потоками серой слизи. Что же это… Неужели все кончено… Джуро… Жив ли он? Что будет с лесом? Я прижала крошку-духа к груди, подняла к лицу, коснулась губами. Светлячки внутри него едва-едва замерцали от моего дыхания.

– Пожалуйста, отведи меня к Джуро!

Он не ответил, и мне показалось, что не услышал меня. Тревога наполняла воздух, вся чаща гудела, звенела, рычала вокруг, и звери все неслись мимо, совершенно меня не замечая. Что им голод? Что им страх перед человеком? Их лес горел.

Однако лесной дух все-таки выполнил мою просьбу. Он распался на мягкий светящийся туман, что окутывал каждый мой шаг, и потянул меня туда, где было жарче всего. Ри пролетали за ри, лес менялся с головокружительной скоростью. Ветер выл в ушах, и привычный мне мир рассеивался и собирался снова с каждым шагом. Я бежала, было страшно. Казалось, если я хотя бы ненадолго остановлюсь, мои ноги подкосятся и я не смогу подняться.

В той части леса, куда меня привели светлячки, я еще не была, так велико было Море Деревьев. Оно возвышалось надо мной, живой свидетель многих веков. Окруженные толстыми корнями, деревья создавали густые, запутанные джунгли, где каждый шаг был вызовом. Для обычного путника они стали бы непреодолимым барьером, но не для меня. Благодаря духу я неслась поверх их, перепрыгивала с одного на другой так, словно я сама стала кодама. Мхи свисали с ветвей, наотмашь били меня по лицу, я вскинула руку, предплечьем закрывая глаза.

Тропа вела вниз. Мы спускались, и спускались, и спускались, пока меня не окружила бы тьма, но тьмы не было. Вокруг нас горел огонь, и мне нечем было дышать. Я прикрыла рот рукавом, вглядываясь сквозь полыхающие искры. Глаза слезились, но я увидела… Услышала сквозь треск пламени и грохот падающих исполинских ветвей крики. Я сделала еще несколько прыжков, и моему взгляду предстало поле боя. Множество раненных ханъё, что не так давно праздновали, танцевали и играли музыку. У всех в руках оружие и все – жестоко порублены. В груди стало тяжело и холодно. Хвала всем богам, среди павших не было детей, иначе бы я не выдержала. Надеюсь, хоть кто-то успел уйти. Мне нельзя было останавливаться. Я пробежала по пылающему коридору лиан, закрывая волосы, ноги заскользили в грязи, крови и пепле, когда я скатилась по пологому склону к сердцу леса.

Все они, каждый ханъё, что я встретила мертвым на подходах сюда, все защищали это место. Настоящее чудо – или чудовище – природы, дерево несравненных размеров, превосходящее даже самых грозных лесных титанов. Его ветви высоко поднимались в небо, закрывая его зеленым и алым, округлые облака нефритовой листвы были объяты пламенем, они горели дымно, маслянисто пахли жженой корицей. Даже перед раздираемым огнем камфорным деревом мне хотелось склонить колени. Вот оно, то место. Это оно. Я чувствовала это кожей. Великое камфорное дерево.

…Надо найти то место, где скрыт Бог-Ворон…

…Это старое камфорное дерево. То самое дерево, что породило тебя…

На фоне пламени тонкими мазками туши виднелись силуэты оставшихся в живых, сражающихся. Словно рой насекомых, они сходились, расходились, атаковали и отлетали назад, падали, парили в ослепительном огне и дыме. Я закричала, бросаясь вниз, падая восемь раз и поднимаясь девять. Я бежала к месту, где был рожден Джуро, где была его сила, где прятался Бог-Ворон, которого могла пробудить только моя кровь. Ее у меня было достаточно, она выступила на разбитых коленях, ободранных ладонях, расцарапанных щеках.

Я бежала, не замечая, что бегу по мягким телам мертвых людей, игнорируя черные тени мононоке, что склонялись над ними, выпивая жизненные соки, я бежала к Джуро и знала: я опоздала, я пришла слишком поздно, я виновата, это все из-за меня. Упасть бы замертво, вонзить себе в живот катану и обнажить душу, но было слишком рано для этого и слишком поздно, чтобы что-то исправить.

Лес ревел, сражаясь с пламенем. Люди ревели, сражаясь с ханъё. Духи ревели, сражаясь с темными силами, что завладели этим местом.

Джуро, широко распахнув руки, закрывал своим телом дерево – такой маленький на его фоне, такой хрупкий в своей белой одежде, испачканной кровью и сажей. Всего его окутывало золотое сияние, а рядом с ним рычали и скалили зубы краснокожие они, слизывая с кривых одати [42] кровь врагов. Напротив стояли солдаты Наместника. А прямо перед Джуро, обнажив катану, в полном воинском доспехе, но без шлема, стоял Хэджайм. За его спиной был мужчина, немолодой и крайне самодовольный, должно быть, его брат.

Я могла бы прокричать «остановитесь!», но меня бы никто не послушал. Да и легкие слишком жгло, я бежала и кашляла, слезы щипали ресницы.