Андрей Уланов - Автоматная баллада
— И ты готов ради этого устроить бойню?
— Я готов ради этого выиграть не мной начатую войну.
— Но ведь они — люди!
— Они — не люди, — глухо возразил Швейцарец.
— А кто?
— Они просто ключ к алмазам. Которые, в свою очередь, ключ к Европе — твоя любимая идея, ведь так? А значит — никаких людей. Просто набор ключей.
— Ты — чудовище, — прошептала Анна. — Мутант. Монстр. Нелюдь.
Она не сразу поняла, осознала, что звук, изданный им в ответ, — это смешок, только очень хриплый.
— Не-ет, — протянул Швейцарец. — Ты глубоко не права. Чудовища на такое неспособны. Вспомни тех собак. Их вожак, глупая псина, понятия не имел, что бывают ситуации, когда нужно атаковать до конца, не считаясь с потерями. Только люди. Только люди… обладающие мутацией под названием «рациональное мышление». Когда-то… такие же люди, рационально просчитав, что добрая ссора будет лучше худого мира, решили перевести «холодную войну» в «горячую» стадию. Потом другие рациональные, а может быть, и те же самые, решили, раз уж проигрывать — так не в одиночку! И нажали кнопки. Умирать — так всем вместе!
Он снова коротко засмеялся.
— Эти два… лагеря, в общем-то, неплохо справляются с проблемой вымирания и без моей помощи. Сколько они ещё протянут? Год? Три года? Пять лет? Навряд ли.
— Поле могло бы спасти их. Эта нейтральная земля… «чистая», никем не используемая пашня, из-за которой они воюют… почему бы им не поделить её? Ты… ты ведь может помочь им договориться! Дать им не смерть, а мир!
— Слишком сложно, — Швейцарец перевернулся на спину. — А также долго и маловероятно. Люди вообще не очень-то склонны к компромиссам, иначе б не попытались устроить похороны родной планеты. И здешние… бывшие пионеры-октябрята в этом отношении ничем не лучше тех, кто держал палец на ядерных кнопках. Там ставкой была власть над миром, здесь — право распахать несколько гектаров земли, светящейся чуть меньше, чем по соседству. Разница только в масштабах, не в сути. Да и потом, они в любом случае даже и слышать не захотят о компромиссе — слишком уж много крови пролилось, и эту реку, так же как Шерну, вброд не перейти. Столько лет… и ты хочешь, чтобы я взял и сказал: «А давайте жить дружно»? Нет, я могу помочь им выиграть войну, а не совершить чудо.
— Они — люди, — упрямо повторила она.
— На самом деле, — после минутной паузы задумчиво произнёс он. — Знаешь, что самое смешное? Эти алмазы, к которым ты рвёшься… они ведь могут оказаться никому не нужны там, в Европе! Не думала? Это ведь у нас, в Сибири, уже кое-как восстановили формулу товар-деньги-товар и вспомнили, что жёлтый блестящий металл хорошо подходит на роль денег, а сверкающие камушки для этой функции служат ещё лучше. Но Сибирь большая и пострадала сравнительно мало, а Европа… даже моя любимая Швейцария… — он усмехнулся, — пустят эти твои камушки на сверла и даже спасибо не скажут.
— И зачем тогда…
— Мы играем по твоим правилам! — перебил он. — А ты сказала: «Путь в Европу для нас лежит через Москву, запомни!». Я — запомнил.
— Но…
— Что?
— Я… — Анна тяжело вздохнула, — я тогда не знала, какую цену придётся платить.
— Ой ли? — недоверчиво хмыкнул Швейцарец. — Брось. Ты с самого начала использовала всех, кто подворачивался тебе под… руку. Сначала Энрико, потом этот следопыт. Скажешь, нет? Они пошли за тобой — и поплатились.
— Это другое, — запальчиво возразила она. — Я использовала, да… но ведь у них всегда был выбор… а ты… ты хочешь устроить бойню, кровавую мясорубку — зачем, ради чего?! Если ты веришь в то, что сказал про алмазы… какое они для тебя самого имеют значение?
— Абсолютно никакого.
— И ты всё равно собираешься…
— Я, — перебил её Швейцарец, — намерен сделать лишь то, о чём они просят. Сами.
— А знаешь, — неожиданно сказала она, — мне тебя жаль. Ты ведь… убогий… нет, даже не так — просто слабак!
— Шутку оценил.
— Я не шучу. Ты сломался, Охотник, там, на поляне. Ты себя там потерял, вернее, похоронил. Осталась только ходячая приставка к оружию, но не человек.
— Не-ет, — протянул он. — Строго наоборот. Я наконец починился. Там, на поляне, я потерял свою слабость, единственное уязвимое место. Сейчас мне не за кого бояться — и я ничего не боюсь.
— Там, на поляне… — эхом отозвалась Анна. — Те, кто там остался… были куда лучше нас.
— Да. Так всегда и бывает. Лучшие погибают, а остаются… вроде нас.
— А ты — просто трус. Ну признайся, ты ведь боишься, ты попытался быть человеком, но сломался после первого же удара! И снова спрятался в раковину из воронёной стали!
— Неужели ты в самом деле думаешь, — спросил Швейцарец, — что я чего-то боюсь?
Она не ответила, да этого и не требовалось — этой ночью небеса словно решили выдать обитателям земной тверди месячную норму северного сияния, и Швейцарец мог без труда видеть, как лежащая рядом с ним женщина торжествующе улыбается.
«Интересно, — подумал он, — а сам-то я знаю ответ на вопрос — ради чего? Да, у меня есть целых два варианта ответа. Первый, наиболее логичный, — я свихнулся. Второй, дурацкий, — я готов помочь уничтожить полторы тысячи людей только потому, что меня об этом попросили… попросила. В самом деле, почему бы не выполнить просьбу маленькой девочки? Тем более что нам вроде бы всё равно по пути, а обходить — непонятно как, но явно дольше».
СашкаЭтот человек не любил ненужные расчёты — я понял это, когда на вопрос командира «солнышек»: «Сколько человек ему нужно выделить на перетаскивание пушки?» — Чёрный Охотник посмотрел на него… секунд десять… и, дождавшись, пока бедолага Игорь осознает всю глубину своего невежества, спокойно произнёс: «Столько, сколько нужно!».
В результате Игорь выделил раза в два больше, чем, по-моему, требовалось реально. Скорость буксировки лишние почти не добавляли, а вот пара дополнительных часов на стрельбище… впрочем, Швейцарцу, похоже, было на это плевать. Он вообще не верил, что мои собратья-автоматы способны хоть куда-то попасть, и всерьёз уделял внимание лишь пулемётчикам. За три дня те сожгли по нескольку тысяч патронов на ствол, в ответ же на длинную тираду взбешённого подобным транжирством Толи-Главного-По-Складу, с истинно хомячьим упорством копившего эти запасы, последовала лишь одна короткая фраза: «Время разбрасывать камни!».
По-моему, Анатолий эту фразу так и не понял, а объяснить ему было некому… кроме, разумеется, самого Швейцарца.
— Приехали!
Эта земля ещё считалась нейтральной — точнее, так считали «солнышки», а какого мнения придерживались по данному вопросу «огоньки», я так и не узнал. Думаю, они всё же числили её своей. Ведь от этой точки до их лагеря было всего восемь километров — семь тысяч метров кабеля полевого телефона плюс расстояние от корректировщика до стены пионерлагеря.
— Мы готовы, — Николай Сельгин, старший в расчёте «МТ-12»[20], едва не подпрыгивал от возбуждения. Ещё бы — как-никак ему сейчас предстояло стрелять из любимой пушки третий раз в жизни. И впервые — перенести войну на территорию противника, как назвал это Швейцарец. До сегодняшнего дня такое удавалось лишь разведчикам, таким как Белоснежка, а это не в счёт… забавы на ножиках, мелочь в сравнении с почти семнадцатью кило осколочно-фугасного.
— Как связь?
— Готовы.
Удивительно, но патрули «огоньков» до сих пор не заметили телефонный провод, хотя нас уверяли, что и проскользнуть-то мимо них почти невозможно. Однако пока было тихо, а если б провод нашли… и пошли по нему… и вместо привычных нескольких разведчиков напоролись на засаду из двадцати человек — шуму было бы много.
— Заряжай!
— Командир, а можно, можно я первая стрельну? Ну пожалуйста, товарищ командир, дайте, я первая по ним стрельну! Пожалуйста-а-а-а…
— Как тебя зовут? — неожиданно спросила Анна.
— Наташа. Тёть Аня, ну вы скажите ему, пусть я первая стрельну.
Она была ровесницей Белоснежки. Красный бант в косичках, и он же крестом нашит на полотняной сумке — девочка упоённо играла роль санитарки при орудийном расчёте.
Сельгин растерянно оглянулся на Швейцарца — тот равнодушно пожал плечами.
— Ну хорошо… давай.
Судя по рассказам и чертежам «солнышек», лагерь их противников был примерно в два раза больше их собственного. Лично для меня мысль о промахе по мишени два на три километра звучала сильно, однако у пушек свои представления о меткости — только пятый снаряд разорвался среди домиков лагеря. Швейцарец, впрочем, казался вполне довольным.
— В пределах ожидаемого, — сообщил он стоящему рядом Игорю. — А что рассеивание большое — так мы и не ставили себе цель снайперским попаданием уничтожить их главный сортир, а для беспокоящего огня подобная непредсказуемость даже в плюс.