Александр Тихонов - Кремль 2222. Легенды выживших (сборник)
– Здесь тоже всякого-разного народа полно, – сказал сержант. – Сейчас модно пересматривать старое кино. Правда, я очень сомневаюсь, что здесь будет лучше, чем в «Аризоне».
Кинозал был огромен. Томпсон сразу понял, что ловить здесь маньяка надо минимум с ротой полицейских, желательно усиленной парочкой отрядов «SWAT»[11]. Но работа – есть работа, и Томпсон уселся в кресло, по привычке все же сканируя взглядом доступное для обозрения пространство. Один раз ему показалось, что рядов на пятнадцать-двадцать пониже того места, где сидел он, мелькнул знакомый узкий затылок. Джек прищурился…
– Разрешите?
Перед глазами Томпсона образовался Живот, туго облепленный полами дорогого черного пиджака.
Томпсон привстал, пропуская стремящийся к своему месту Живот. Живот поднатужился, проехался пахнущим смесью пота и «Картье» пиджаком по лицу лейтенанта и облегченно плюхнулся рядом, спихнув при этом локоть Томпсона с подлокотника его кресла. Сбоку у Живота имелась рука толщиной с ногу Джека, к тому же занятая ведром попкорна величиной с бачок для мусора. Так что одного подлокотника ей было явно мало.
Наверху у Живота торчала небольшая лысая голова.
– Извините, – сказала голова, но подлокотник не освободила.
Томпсон поиграл желваками и ничего не ответил.
Слева от него шипел Доббс, пытаясь что-то разглядеть внизу в мягко гаснущем свете ламп.
– Что у тебя там? – спросил Джек.
– Эта жирная свинья наступила мне на ногу, – прошипел сержант.
– Теперь тебе точно придется покупать ботинки разного размера, – посочувствовал Томпсон. – Зато, если ты надумаешь бросить американский футбол и заняться плаванием, то можно будет запросто обойтись без одной ласты.
Справа послышался сочный хлопок ладонью по губам, сменившийся хрустом и влажным чавканьем. Это Живот закинул в голову порцию попкорна.
– О, господи, – простонал Томпсон, которому вдруг разом расхотелось шутить.
По экранному небу полетел смешной маленький самолет, и два пацана завороженно смотрели вверх, мечтая о том, как они совсем-совсем скоро станут настоящими летчиками.
Вдруг голова справа перестала чавкать и повернулась к Томпсону.
– Вы раньше видели этот фильм, – спросила голова.
– Нет, – с металлом в голосе ответил Томпсон.
– О, в таком случае вы получите незабываемое наслаждение, – обрадовалась голова, мягко трогая при этом Томпсона за рукав оплывшими пальцами руки. – Смотрите, сейчас папаша вот этого ребенка…
– Мистер, давайте просто смотреть фильм, – жестко сказал Томпсон. – И желательно молча.
Голова обиженно булькнула проглоченным концом предложения, после чего отвернулась и ожесточенно зачавкала, горстями черпая попкорн из ведра и просыпая при этом некоторое количество невидимых в темноте комочков сушеной кукурузы на брюки Томпсона. Джек чувствовал, как стучит по его ноге невидимый дождь при каждом зачерпывании, и слышал, как падают на пол набитые воздухом кукурузные зерна, сопровождаемые громким чавканьем соседа, заглушающим громовые раскаты стереозвука.
Томпсон обернулся. Зал был заполнен до отказа, пересесть было решительно некуда. Мода в Америке – страшная сила…
– Ты знаешь, иногда мне очень хочется убить человека, – задумчиво произнес лейтенант Томпсон. – Причем совсем не преступника.
Доббс сидел уставившись в экран. На его бледном в призрачном свете экрана лице не отразилось ничего.
– Терпи, коллега, – прошептал он, не отрываясь от экрана. Томпсон понял, что и напарник ни черта не воспринимает из того, что происходит на экране, и просто еле-еле сдерживается, чтобы не вытащить свой «бульдог» и не разрядить барабан в жирное брюхо чавкающего справа зрителя…
Фильм кончился. По экрану пошли титры. Под потолком зажглись фигурные люстры. Зал разразился аплодисментами. Некоторые зрители аплодировали стоя.
– А знаешь, – громко сказал Томпсон, поворачиваясь к Доббсу. – Одно время я был в командировке в России. Так там их полицейский может запросто вытащить дубинку и огреть по горбу любого придурка, жрущего попкорн и треплющегося во время сеанса. И ему за это ничего не будет.
– Здорово, – мечтательно отозвался Доббс. – Какая мудрая и продвинутая страна.
Увенчанный головой Живот возмущенно фыркнул, но поспешил, на всякий случай, резво вытащить себя из кресла и ринуться вниз по проходу, расталкивая напопкорненным брюхом степенно плетущихся к выходу зрителей…
– Надеюсь, на сегодня это все? – мрачно спросил Томпсон, выруливая из подворотни на шоссе.
– Не совсем, – кисло улыбнулся сержант. – Последний рывок, сэр. Кинозал при Музее современного искусства. Там обычно крутят так называемые «фильмы не для всех».
– «Не для всех» – это для кого? – настороженно спросил лейтенант.
– Вы правильно поняли, сэр, – с несчастным лицом произнес сержант Доббс. – Бывшие интеллигентные люди, шизофреники от живописи, кино и скульптуры и просто люди со съехавшей крышей. Можно после сеанса увозить в участок сразу всех – каждый второй без сомнения будет маньяком.
– Неисповедимы пути наши, – хмуро произнес смирившийся с судьбой Томпсон. – Надеюсь, на этом и закончится это проклятое дежурство.
Кинозал при Музее был из того же стада, что и «Аризона», только другой масти. На этот раз убитое временем здание выкрасили в иссиня-жуковый цвет, а проблему рекламы решили довольно просто. По черной стене намалеванные автомобильной краской тянулись громадные, на удивление ровные и четкие белые буквы.
– «Закон проклятого» – прочел Томпсон. – Понятно. И просто. Перед каждым новым фильмом старое название замазывается черной краской, а поверху пишется новое. И сегодня, судя по названию, мы попали на конкретную ерунду.
– Необязательно, – отозвался Доббс. – Здесь крутят всякое. От откровенной чернухи до подлинных, но спорных шедевров. Причем впервые. Прокрутят пару раз – и ждут реакции критиков. Как правило, неофициальной. Кстати, пробные показы «Спасения» и «Сплошной кровавой линии» были именно здесь.
– А это о чем? – спросил Томпсон, кивнув на надпись.
– Понятия не имею, – пожал плечами сержант. – Говорят, кто-то продал обалденный сюжет чуть ли не самому Спилбергу, тот снял картину, а теперь опасается выпускать ее на широкий экран.
– Угрохал кучу денег, не просчитав результата, а теперь боится? – усомнился Томпсон, привычно паркуясь на задворках кинотеатра возле унылого ряда мусорных баков.
– Ему-то что, Спилбергу-то? – хмыкнул Доббс. – Теперь он может себе позволить работать ради искусства. Подумаешь, пара десятков миллионов. Настоящий художник работает ради самой работы. Чистый дзен. Путь ради пути, а не ради конечной цели.
Томпсон покосился на напарника и вылез из машины…
В помещении кассы стояла очередь человек в двадцать, при виде которой Томпсон сразу же вспомнил слова сержанта насчет того, что каждый второй посетитель этого кинотеатра потенциальный убийца.
Половина очереди дымила, зажав в желтых зубах тлеющие «бычки». Те, кто не носил бандан с костями-черепами и татуировок с той же тематикой на обнаженных до плеч руках, были либо в черных плащах а-ля Джек потрошитель, либо в кожаных «косухах», под которыми так удобно прятать маленькие израильские «Узи». Обещанной Доббсом творческой интеллигенции, во всяком случае такой, какой себе представлял ее Томпсон, не наблюдалось вовсе. Зато в воздухе тесного помещения наблюдался устойчивый плотный туман с характерным запахом марихуаны.
Как только напарники переступили порог, очередь, как по команде, повернула головы в их сторону.
– Копы, – презрительно скривился квадратный молодец латиноамериканской наружности, длинно сплюнув на пол, и вся очередь, как по команде, отвернулась. Причем никто даже не предпринял попытки избавиться от дымящегося «косяка».
– Это и есть столпы живописи и скульптуры? – буркнул Томпсон через плечо.
– Вы ж сами сказали – неисповедимы пути и все такое. Что мешает этим людям в свободное время заниматься искусством?
– Никак не пойму. Ты или придуриваешься, или одно из двух, – раздраженно сказал Томпсон, направляясь к хвосту очереди.
– Простите? – не понял Доббс, но Томпсон не стал распинаться перед коллегой насчет тонкостей русского фольклора, почерпнутых им в относительно давней командировке, о которой он надеялся когда-нибудь все-таки забыть. Он просто пристроился в хвост очереди, мысленно поставив профессиональный крест на предстоящем славном окончании дежурства. Томпсон знал по собственному многолетнему опыту – так называемая «творческая интеллигенция», составляющая зрительский состав кинотеатра, имеет и успешно применяет на практике особый жестовый код, позволяющий мигом оповестить окружающих собратьев по ремеслу о присутствии в близлежащем пространстве представителей закона.