Александр Афанасьев - На краю бездны
А тут… человек шпарил, как по писаному, как будто он на приеме в каком-то чертовом клубе. Там, у них, в Лондоне. Возникало ощущение, что не его поймали с оружием, не он до этого участвовал в захвате заложников, не он готовился к отражению штурма. Черт…
Разозлившись, подполковник отодвинул полог палатки, вышел. Солнце садилось, по земле поползли тени…
– Иван Степанович!
Араб подошел откуда-то со стороны столовой, если это можно было так назвать – еще одна палатка, там на одном столе стоят рационы самых разных видов, сгущенка, тушенка, на другом – бутыли с водой. Рядом два костра горят: над одним – чай, над другим – кофе, подходи, кружкой зачерпывай прямо с огня и пей. Горячие чай и кофе были нарасхват – понимающие люди не пили холодное в жару, а непонимающих здесь не было.
– Колется?
– Пойдем, чаю выпьем… – не ответил Тихонов.
Подошли, протерли песком «общественные кружки», ополоснули, зачерпнули горячего чая – кружка стала жечь руки, но у обоих кожа была дубленая, привычная. Сахара не было, а портить чай сгущом не хотелось. Чай с костра хорош сам по себе.
Тихонов скосил взгляд на своего воспитанника – он его очень хорошо понимал. Самый возраст для службы – опыт уже есть, а цинизма, то есть слишком большого опыта, – нет. Взял живьем террориста – конечно, хочется узнать, что он поет.
– Помнишь, что такое Иван?
– Иван? Это мешок, который сбрасывают перед учебным десантированием, чтобы силу ветра узнать.
– А еще?
– Манекен для отработки приемов штыкового боя и навыков обыска.
За этими словами скрывалось вот что – брали магазинный полый манекен, обряжали его в форму военнослужащего, а внутрь – пару ведер крови, дерьма и требухов с бойни. И какую-нибудь плату сгоревшую, электронную. Потом каждый новобранец должен покопаться во всем в этом и найти плату. Потом задание посложнее – то же самое, только «Ваню» оставляют на пару дней под палящим азиатским солнцем. Кого не стошнит при обыске, тот сдал экзамен.
– Молодец, помнишь. А еще?
– Есть и третье значение этого слова. Иваном называют человека, солдата, которого, без его ведома, накачивают дезинформацией, а потом сознательно делают так, чтобы он попал в плен. «Иван», сам того не зная, выдает информацию, которая на самом деле является дезинформацией, и даже детектор лжи не покажет, что это ложь – ведь сам «Иван» считает, что это правда! Но если поверить этому «Ивану», то, скорее всего, подчиненные тебе войска погибнут. Так вот – ты каким-то образом подцепил такого «Ивана».
Араб конкретно приуныл.
– И что?
– То, что ты молодец.
– Не понял, господин подполковник.
– Если мы знаем, что Иван – это «Иван» – значит, это уже не «Иван». Если мы знаем, что все, что он выкладывает, ложь – значит, правдой является противоположное. Если он говорит нам, куда идти, то идти туда не стоит. Вот и вся игра.
Подполковник выругался от души.
– Говенная игра! Думал, уж не буду в такие играть, а пришлось.
– Значит, еще раз, с самого начала. Сколько подземных уровней у комплекса?
– Пять.
При этих словах – мало у кого по спине морозцем не продернуло, и дело было не только в наступающей ночи, холодной, как все ночи в пустыне. Пять уровней! Пять подземных этажей! Чтобы держать это все под контролем, чтобы действительно провести операцию по освобождению – а не лихую ковбойскую атаку на ядерном объекте, – нужны были силы вдвое большие, чем у них, и это по самым скромным подсчетам.
– Чем они заняты? Они жилые?
– Первые три… На первых трех есть жилые отсеки. Последние два – склады и жизнеобеспечение.
– Где находятся заложники?
– Второй и третий уровни. В основном третий, там подземная тюрьма.
– Сколько там заложников?
– Сложно сказать…
– А примерно?
– Более пятисот.
Святой Господь…
– Как можно попасть на нижние этажи? Сколько существует путей?
– Три. Грузовой, пассажирский лифт и лестница.
– Какова их грузоподъемность?
– Пассажирский лифт берет до тридцати человек. Грузовой – груз, размером и весом с железнодорожный вагон.
– Они заминированы?
– Да, заминированы, под наблюдением и охраняются. Приводные механизмы лифтов, пролеты лестниц – все подготовлено к подрыву.
– Сколько всего ваших коллег прикрывают нижний уровень?
– Примерно восемьдесят человек.
– Кто они?
Пленный пожал плечами:
– Разные… Что вы имеете в виду?
– Мусульмане? Христиане? Служили или нет?
– Все отслужившие. В основном, в специальных подразделениях разных стран. В большинстве христиане.
Сборная команда… Русские против всего мира – как всегда…
– Сколько мусульман в составе, хотя бы примерно?
– Один из четырех.
– Вернемся к заложникам. В цехах они есть?
– Нет, но цеха подготовлены к подрыву. Емкости с ОЯТ – тоже.
– Сколько радиоактивных материалов там находится?
– Не знаю. Много…
Судя по виду, и в самом деле не знал.
– В каком они виде? Жидкие, твердые?
– В основном жидкие.
– Как планируется их подорвать?
– Так, чтобы они попали в реку. Мало не покажется.
Да уж… Екатеринбург на Карахчае.
– Сколько всего ваших коллег держат оборону в комплексе?
– Примерно сто пятьдесят.
– Тогда почему они заказали такой самолет? – резко вклинился в разговор подполковник Тихонов.
Пленный посмотрел на него равнодушным взглядом.
– О чем вы, сэр?
– «Летучая мышь»? Самолет, который они заказали. Он не может вместить больше ста двадцати, а ведь еще вы хотите кое-что забрать, не так ли?
– О чем вы?
– Кто командует? – даванул сильнее Тихонов. – Говори, кто командует.
– Полковник…
– Врешь! Это гражданский! Кто командует?! Кто вами командует?
– О чем вы, сэр…
Голос пленного неуловимо менялся, в нем появилась какая-то дребезжащая нотка – словно струна, поющая не в лад.
– Кто вами командует?! Это русский? Каков план побега?
– Нет, сэр.
– Врешь! Я знаю, это русский! Кто командует?
– Нет…
– Кто командует!!!
То, что случилось после этого, не мог представить себе никто.
Пленный прыгнул. Он прыгнул со связанными руками и из сидячего положения, не встал и прыгнул, а прыгнул сразу. Ни один человек не смог бы так прыгнуть, как разжавшаяся пружина, а он прыгнул. Но и подполковник Тихонов не был бы самим собой, если бы не ожидал этого – шагнув вправо, он ушел с линии атаки и сбил нападающего на землю. Нападающий упал, офицеры бросились на него.
– Держите!
– Ноги ему вяжи!
– Голову держи, голову!
Внезапно возня прекратилась – как-то сразу. Потом офицеры начали подниматься, переглядываясь между собой. А пленный остался лежать.
– Он что… умер?!
– Санитара, быстро! – приказал генерал, который также присутствовал в палатке и наблюдал за происходящим.
Один из офицеров побежал за санитаром, второй, первым опомнившийся, приложил пальцы к артерии, затем начал делать искусственное дыхание.
Прибежал санитар, точнее, даже не санитар, а настоящий полевой врач из мобильного госпиталя. Вколол что-то, потом попытался делать искусственное дыхание сам, совместно с массажем сердца. Потом, минут через десять, понял – бесполезно.
– Зачем вы его убили? – спросил врач.
Врачи к армии не относились, были выведены за штат и поэтому субординации не подчинялись, говорили все, что считали нужным.
Подполковник резким движением руки отодвинул брезентовый полог – при этом вся конструкция чуть не рухнула, – вышел на улицу, где совсем стемнело. Следом вышли остальные офицеры.
– Подполковник? – требовательно произнес генерал.
– Плохо дело…
– Извольте объясниться. Ваши действия привели к такому результату…
– Ваши – не ваши… Результат будет один, господин генерал, мы не знаем почти ничего, как не знали до этого. Это «Иван», кукла. Его набили дезой по самые уши. Хуже того – это зомби. Живой мертвец.
– Что за бред… – презрительно проговорил генерал, – не ожидал от вас, Тихонов. Зомби не существуют.
– Зомби… это просто название. Название из фильмов, как-то же надо их называть, так? Почему бы не зомби? Но дело не в этом. На границе брали таких.
– Брали? Почему же я ни одного из них не видел?
– Потому что их не взять живыми. Они могут покончить с собой, просто остановив сердце, я это видел сам. А сам не видел, но слышал, как один гость с того берега Амударьи, как только им занялись, сам себе сломал шею, причем без рук. Вот и этот… из таких же, как только он понял, что я ему не верю – он сначала попытался меня убить, а потом покончил с собой.
– Вы считаете, что то, что он нам сказал, недостоверно? – спросил генерал и тут же сам понял, что сморозил глупость.