Джеймс Гарднер - Планета бессмертных
Минута скользила прочь за минутой, а мы не видели ничего, хоть сколько-нибудь похожего на живого шадилла. Конечно, корабль-«вязанка» имел невероятные размеры. Может, в какой-то другой его части находится миллион шадиллов; скажем, в жилом отсеке, отделенном от зоны, где содержатся пленники. Однако чем дальше мы заходили, тем чаще у меня возникал вопрос: где же, в самом деле, эти болваны? Может, всем кораблем заправляют только роботы и наночастицы? Нуждаются ли его механизмы в присмотре, и если он может летать самостоятельно, на что еще способны шадиллы?
Я знала, что шадиллы изменили Мелаквин, превратив его почти в точную копию Земли, со всеми приметами местности, растениями и животными, не говоря уж о городах, построенных под землей и на дне озер. Может, всю эту гигантскую работу тоже проделали механизмы, которыми никто не управлял? (Я имею в виду – непосредственно.) Может, чужаки, обладающие столь развитой технологией, с помощью машин в состоянии делать все? Не исключено, что во вселенной осталась лишь горстка шадиллов; они между делом отдадут какую-нибудь команду, а потом над ее исполнением годами трудятся механические слуги (включая планирование, замысел и изменение рельефа местности).
Если подобное возможно… не исключено, что живых шадиллов вообще нет? Предположим, древняя раса лас фуентес создала этот корабль-«вязанку» и запрограммировала его действовать полностью самостоятельно. Живые фуентес превратили себя в студень, а корабль до сих пор трудится, трудится, трудится…
Какая скука – если мы в конце концов доберемся до управляющего центра и не обнаружим там ичего, кроме новых нагромождений неизвестных механизмов, – искусственный интеллект, заправляющий тут всем. Компьютеру нос не разобьешь!
С другой стороны, с компьютера можно сбить металлический корпус, вырвать из него провода, сплясать на его монтажных платах и расколошматить все, на чем написано: ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ. Более того, в этом случае я не стану для Лиги Наций нежелательной персоной – если Лига сама на постоянной основе работает с компьютерами, ее представители время от времени наверняка испытывают настоятельную потребность сплясать на монтажных платах. Может, они возникнут передо мной в огненном столбе и скажут:
– Весло, наша самая верная, самая надежная служительница, ты сделала в точности то, что мы хотели бы сделать сами, будь у нас ноги.
И тут выяснится, что они и есть гигантские космические бабочки; они наградят меня медалью за героические заслуги, посадят себе на спину, и мы устремимся куда-нибудь на край галактики в поисках замечательных приключений…
Вот какие мысли бродили в моей голове, когда я увидела Поллисанда.
НА ХОРОШЕЙ КАРТИНЕ ГЛАЗА СЛЕДУЮТ ЗА ТОБОЙ; НА КОРАБЛЕ-«ВЯЗАНКЕ» ТЫ СЛЕДУЕШЬ ЗА ГЛАЗАМИ
Мы стояли на Т-образном перекрестке, и Фестина внимательно изучала пол, пытаясь определиться, какой туннель используется чаще. И правый, и левый были истоптаны в одинаковой степени; это указывало на то, что мы наконец добрались до области оживленного движения. Пока остальные спорили, куда лучше свернуть, я бдительно смотрела по сторонам – и вдруг увидела мерцающие во тьме справа знакомые красные глаза.
Поллисанд стоял так далеко во тьме, что его самого я не разглядела, но глаза узнала безошибочно. На мгновенье они вспыхнули особенно ярко… а затем погасли, точно их и не было.
– Вон туда, – я указала в сторону, где видела глаза. – Это правильное направление.
Фестина некоторое время разглядывала меня, как бы ожидая объяснений. Вряд ли ее обрадовало бы сообщение о том, что я видела Поллисанда; Фестина считает его «созданием, которое накликивает неприятности», и, очень может быть, стала бы настаивать, что нужно двигаться в прямо противоположном направлении. Поэтому я промолчала. В конце концов она пожала плечами и пробормотала:
– Почему бы и нет? Направо выглядит не хуже и не лучше, чем налево.
Ну, мы и пошли в ту сторону, где я видела мерцающие глаза. Я все время смотрела себе под ноги, надеясь заметить глубокие следы похожего на носорога зверя, но не видела ничего, кроме хорошо утрамбованной земли. Хотя, может, все, что я видела, представляло собой иллюзию, внедренную в мое сознание. Тем не менее мы продолжали шагать по коридору, пока не добрались до следующего перекрестка; и тут я снова в одном из ответвлений увидела мгновенную красную вспышку.
– А теперь туда, – указала я.
Конечно, все было не так уж просто – моя подруга непременно желала знать, чемя руководствуюсь; к тому же нам пришлось дождаться, пока Аархус проткнет в земле выемки. В конце концов, однако, Фестина снова согласилась с тем, что указанное мной направление не хуже любого другого, и мы двинулись вперед.
Какое-то время ситуация оставалась без изменений. Кроме меня, никто не видел мерцания алых глаз. На каждом перекрестке Поллисанд указывал мне дорогу, ну а остальные просто следовали за мной.
Адмирал пару раз бросила на меня подозрительный взгляд. Спасало то, что, наверное, к этому времени она уже привыкла к моему поведению, мотивы которого слишком глубоки и потому трудны для человеческого понимания; и в качестве моей лучшей подруги предпочла ни о чем не допытываться. Просто следила за тем, чтобы сержант не забывал помечать наш путь; и с каждым разом все меньше раздумывала, прежде чем сказать:
– Идем, куда указывает Весло.
В результате мы шли довольно быстро, хотя в этой части корабля земля была уже так истоптана, что кое-где проглядывал пол. Фестина сказала, что он сделан из полистирола – материала, который использовался и при строительстве земных кораблей; ничего удивительного, учитывая, что именно шадиллы научили землян строить космические корабли. Можно было предположить, что обнаружатся и еще какие-нибудь детали, общие для «вязанки» и, скажем, «Королевского гемлока». Действительно, вскоре так и произошло; это оказалась дверь, которая автоматически открылась при нашем приближении.
На «Гемлоке» мы несколько раз сталкивались с тем, что двери сами открывались перед нами; здесь, однако, это случилось впервые. Фестина немедленно остановила наш отряд; точнее говоря, поскольку я шла первой, она схватила меня за воротник куртки и с силой рванула назад. Я повернулась, бросила на нее укоризненный взгляд и собралась сказать, что не следует обращаться со мной так грубо… но она зажала мне рот рукой, не дав произнести ни слова. По-видимому, не хотела, чтобы затаившийся где-то поблизости шадилл услышал наш разговор. Убедившись, что все остальные также осознали необходимость соблюдать тишину, Фестина сделала нам знак оставаться на месте, а сама начала подкрадываться к двери.
Она надолго застыла около нее, затаив дыхание и вслушиваясь в звуки, которые, возможно, могли доноситься изнутри. Остальные занимались тем же – Уклод и Ладжоли откинули назад оболочки своих ушей-шариков, выставив на всеобщее обозрение барабанные перепонки. В результате слух у них, по-видимому, стал острее, даже чем у меня. Как бы то ни было, Фестина, видимо, полагала, что среди нас они самые лучшие «слухачи», потому что повернулась к ним и сказала одними губами:
– Слышите что-нибудь?
Дивиане покачали головами. Фестина пожала плечами и, сжав обеими руками станнер, ворвалась внутрь.
Ничего не произошло. Ни криков, ни выстрелов, ни шума драки. Спустя несколько напряженных мгновений моя подруга появилась в дверном проеме и поманила нас рукой.
МОЛОКО МИЛЛИОНА МАТЕРЕЙ
По нормальным меркам освещение в помещении было тусклое: что-то вроде сумерек сразу после захода солнца; примерно как в той огромной пещере, где стоял наш корабль. После мрака туннелей, однако, мягкий сумеречный свет воспринимался как очень приятный.
Его вполне хватило, чтобы убедиться – помещение пусто… в смысле, там не было ни роботов, ни шадиллов, ни громоздких механизмов. Вместо всего этого росли три дерева, с прямыми, как стрела, стволами, чьи ветки были отягощены желтыми плодами мини-перцев. Больше никаких растений тут не наблюдалось – ни кустов, ни подлеска, ни единой травинки, – однако в центре сформированного деревьями треугольника стоял вырезанный из серого камня фонтан.
Мы уже видели подобный фонтан – на картинках, которые показывала нам Фестина, с видами своего мира, Аквы. Вне всякого сомнения, это тоже было творение лас фуентес.
Фонтан выглядел очень просто: низкая чаша шагов десять в поперечнике и по колено высотой, из центра которой поднимался один-единственный столб, лишенный всяких украшений. Столб был чуть выше меня и в верхней части разделялся на три желоба, каждый из которых был направлен в сторону «своего» дерева. В данный момент, однако, по желобам ничего не текло. Фонтан пересох и выглядел так, словно не работал уже веками. Тишина здесь казалась особенно ощутимой – наверно, потому что, по идее, ее должно было нарушать жизнерадостное журчание воды.
