Олег Кулагин - Русская кровь
Я скользнул к окнам, выходившим на многоэтажку, и увидел.
Юрий Петрович Фомин махал белой тряпкой и медленно двигался в нашу сторону. Коленки у него заметно подгибались. Думаю, он вообще упал бы на землю – если бы не второй парламентёр. Мертвец с почерневшим лицом крепко держал Фомина за руку.
– Сладкая парочка, – ухмыльнулся бригадир, – Кажется, Юрий Петрович нашёл родственную душу…
– Грохнуть бы его, – вздохнула Майя.
– Это успеется. Сначала пообщаемся.
– Да. Интересный человек, – пробормотал Крот, – Ему всегда есть, что сказать…
Парламентёры остановились метрах в пяти.
– Э-эй! – белый лоскут трепыхнулся в руке Фомина, – Не стреляйте! У нас к вам деловое предложение. Если сдадитесь – вам гарантируют безопасность! – голос у Юрия Петровича дрогнул. Он сипло добавил, – И будут хорошо обращаться!
– Кормить три раза в день? – уточнил Султан.
Фомин озадаченно глянул на мертвеца. Тот кивнул.
– Будут кормить!
– А что на десерт? – заволновался бригадир, – Я без десерта не могу!
– Всё будет, – мрачно ответил Фомин, – Это очень цивилизованные и гуманные существа.
Зомби улыбнулся. Лучше бы он этого не делал.
Султан сплюнул – зрелище было слишком отвратное.
– А как там насчёт европейских ценностей? – подал голос Крот, – Их они разделяют?
– Судя по рожам – полностью.
Фомин хмуро озвучил:
– У вас десять минут на обдумывание. Выходить с поднятыми руками. Без оружия.
– Конечно.
Мертвец двинулся, увлекая за собой Фомина.
– Куда же вы?
– Разговор… ок-кончен.
Капельки пота блестели на лбу Юрия Петровича. Я сообразил, что ему жутко – до холода в конечностях, почти до обморока. И боится он вовсе не нас.
– Good luck!
Зомби бодро шагал через улицу. Фомин волочился следом.
– Удачного вам бизнеса, Юрий Петрович!
Тут он не выдержал. Обернулся и заорал хриплым, срывающимся голосом:
– Рабы! Все – от ребёнка до старика. Тюрьму разрушили, а вы не умеете жить иначе. И потому дохнете миллионами – как паршивое стадо!
Он споткнулся. Упал. Но мертвец будто не заметил и тащил Фомина по асфальту. А тот продолжал отчаянно выкрикивать:
– Твари двуногие… Хотите опять вернуться в стойло? Не получится! Нету, вашей «России». И уже не будет! Азиатов и африканцев – вместо вас… Даже языка не останется… даже памяти!.. Всё вычистим – до основанья…
По щекам у Фомина текли слёзы.
– Можно? – тихо спросила Майя. Её палец замер на спуске.
– Не дождётся, – буркнул бригадир.
Пуля – это слишком легко.
Отошли от окна. Султан достал флягу со спиртом. Мужская часть бригады сделала по крохотному глотку. Запили водой.
Бригадир крякнул, переводя дух. Обвёл всех взглядом:
– На фига мы им понадобились?
– Хотят, чтоб мы стали частью «улья», – предположил Крот.
– Такое реально? – посмотрел я на Лери.
– Не знаю, – вздохнула она, – По-моему, они чувствуют, что Врата вот-вот распахнутся. И готовятся обживать новый мир…
– А нас рассматривают в качестве ценного приобретения.
– Вот им! – Майя стиснула зубы и показала в сторону окна неприличный жест.
«Десять минут. Или уже девять…» – я глянул на цилиндр излучателя. Лери не выпускала его из рук.
– Надо попробовать, – усмехнулся я, – Хуже не будет.
Рюкзаки решили бросить. Гранаты и магазины рассовали по карманам. Только с деньгами Султан не хотел расставаться. Половину зачем-то высыпал в прозрачный пакет. Остальное торопливо распихал в ксюхин подсумок и отдал мне:
– Для чего?
– Бери! Её доля.
Я повесил подсумок через плечо. Бережно взял девочку. Инютин и Султан понесли База. Пресс-секретарь так и не пришёл в себя.
С ранеными мы будем двигаться медленнее. Но мы их не оставим. Легче самому остаться…
Замерли в комнате первого этажа. Тут окна со шторами и без решёток. Лери выглянула и показала большой палец. Рядом с домом – никого. Возможно, эти первые секунды удастся проскочить без помех.
– Ну что, на счёт три?…
– Судьба – удивительная штука, – пробормотал бригадир, – Ты раскидываешь тузов. А она бьёт тебя джокером…
– Сейчас не до философии, – поморщился я.
– Правильно. Но дальше – нам не по пути.
– Что?
– Я иду сдаваться.
Все ошеломлённо на него глянули.
– Чего таращитесь? – подмигнул Султан, – Я – вольный человек. И богатый, – он тряхнул в воздухе пакетом с деньгами, – Иду куда хочу. Беру от жизни, что хочу.
– Ты сдурел?
– Не надо постных рож. Я от них устал. Мечтаю влиться в здоровый трупный организм.
Он запустил пальцы в пакет. Переворошил пачки. Под ними был кусок пластида с детонатором:
– А это мой вклад в процветание «муравейника».
Мы молчали.
Он спокойно отложил АК:
– Не понадобится. А это пригодится, – засунул «ганс» под куртку, – Гранаты, магазины, пистолет… Кажется, ничего не забыл.
– Султан…
– Что не понятно? Пять секунд – слишком мало! Если добавлю вам хоть чуток – у вас выйдет. Обязательно.
Мы смотрели друг на друга. На руке у Султана тикали часы. И тикало у меня в голове…
Он глянул на циферблат:
– Четыре минуты осталось. Наверное я пойду. Считаете до десяти и тогда врубаете излучатель.
– Я тоже иду с тобой, – вдруг сказал Инютин.
Бригадир смерил его недоверчивым взглядом:
– Спасибо, друг. Но я… справлюсь.
– Иду с тобой, – повторил «псих».
Я тронул Инютина за плечо:
– Кто-то и раненых должен нести …
– Ты справишься, – глухо ответил он, – А я остаюсь.
– Андрей…
– Остаюсь со своими. В моём городе.
– Тут никого нет.
– Я знаю… Был огромный ров. «Юсовцы» выкопали его на окраине, в парке. И заполнили его… Мужчины, женщины, дети – их привозили грузовиками и вываливали, как мусор. А они были ещё живыми. Некоторые очнулись. Но вдоль края рва стояли автоматчики… Я сидел в кустах, на пригорке. Оттуда хорошо видно… Утром бульдозеры засыпали всё землёй. Засыпали и разровняли.
– Живых людей? – выдавила Майя.
– Целый город, – шепнул я, – Значит, это правда. Икс-бомба. Я рассказал Фомину правду. Несмертельное оружие… Они его испытали.
Лери хмуро кивнула:
– Захватили важных институтских спецов – целыми и невредимыми. Остальные тридцать тысяч – побочный материал. И ненужные свидетели… Пять месяцев назад Фомин решил освободить место. В парке должны были вырыть котлован – под фундамент гостиницы. Подогнали технику. Стали копать… И Болхов закрылся.
Султан глянул на часы. Хрипло напомнил:
– Пора.
– Да, – безмятежно согласился Инютин, – Я иду.
Пальцы «нищенки» обнимают черный тумблер.
Шёпотом она ведёт отсчёт:
– … девять… восемь…
Раскатистый бас бригадира доносится с улицы:
– Я люблю этот город вязевый – пусть обрюзг он, и пусть одрях. Золотая дремотная Азия опочила на куполах!..
– четыре… три…
– А под вечер, когда месяц светит – когда светит, чёрт знает как, я иду, головой свесясь, переулком в знакомый кабак!
Тонкие пальцы Лери поворачивают тумблер. Ничего не происходит. Только странное чувство – что-то вроде лёгкой эйфории.
Я давно к этому готов. Стол придвинут к подоконнику, Баз – у меня за спиной. Ногой распахиваю окно и прыгаю.
Тут невысоко. Я даже сохраняю равновесие.
Из соседнего окна выскочила Майя. Крот подаёт ей Ксюху. Неловко прыгает сам. Чёрт! Подвернул ногу? Нет, поднимается!
Сзади со стороны многоэтажки грохнул взрыв. Затарахтели «гансы».
– Шум и гам в этом логове жутком! – объявляет Султан, – Но всю ночь напролёт до зари…
Ещё взрыв.
– …Я читаю стихи проституткам! И с бандитами жарю спирт!
Лери уже сунула излучатель под куртку. Стреляет куда-то. Хотя я никого не вижу. Майя держит Крота за плечо. Он несёт девочку.
Я едва поспеваю за ними. Всё таки, почти сто килограммов за плечами. И проклятая голень. Она не болит, а как-то странно немеет.
– Нельзя ли… аккуратнее, – бормочет голос над ухом.
– Потерпи, Баз.
– Кому Баз, а кому… Василий Андреевич!
Угу. А ещё кое-кому меньше надо было жрать фуа-гра. И сбросить вес.
Очертания дома яснеют, рождаются из пелены.
Пятьдесят метров.
Только пятьдесят… Большую часть из них мы уже одолели.
Чернеют окна.
Fuck!
Что если там, внутри – полно зомби? И сейчас они возьмут нас на мушку!
Второй от края подъезд. Рядом на стене – телефон-автомат под козырьком.
Именно туда бежит Лери.
Но вдруг останавливается. Бросается куда-то влево. Она сдурела? Почему не прямо, кратчайшим путём?!
Я делаю ещё шаг. И понимаю.
Серебристая, издали неразличимая в дымке «паутина». Она оплела весь дом. От первого этажа и почти до крыши. Густой, ажурной вязью. Только левее она выглядит не такой плотной.
Там есть проход!
Лери бежит к нему.
Гулкий хлопок и огонь – ярче тысячи солнц.
Резь в глазах. Багровая темнота.
