Дмитрий Ермаков - Метро 2033: Третья сила
И трое путников взобрались на перрон Спортивной.
Лена уже привыкла видеть над головой высокие своды, здесь же потолок оказался так низко, что девушке стало слегка не по себе.
Кое-где уцелевшие светильники, формой напоминающие факелы, были окружены невысокими бортиками с перилами. Они освещали грязные, закопченные своды зловещим красноватым сиянием. Снизу постоянно доносился глухой шум, как будто там пряталась еще одна станция. Лена заметила, что чем ближе они подходят к центру станции, тем громче становится шум и тем сильнее воняет гарью.
– Да, на Спортивной интересно, – усмехнулся Борис, видя недоумение девушки. – Почему второй путь завален землей, думаю, понятно – тут у них огород. А как тебе стихи? – с этими словами Борис указал на гранитную стелу, установленную в торцевой части платформы.
– «О спорт, ты – справедливость! О спорт – ты вызов! О спорт, ты – зодчий!» – прочла Лена. – Честно говоря, не очень. У меня и то лучше.
– Э-эх. «Не очень» ей, – Борис шутливо погрозил Лене пальцем. – Это сам Пьер де Кубертен[40], «Ода спорту». Эх, молодежь. Если серьезно, то я и сам не понимаю, как им не лень столько лет эту надпись реставрировать. Ну, вот такие приколы у «спортсменов». Так местных называют. Народу на верхнем ярусе мало, правда? Ничего удивительного. Тут элита живет.
– А остальные? – огляделась Рысева. На просторном перроне и правда размещалось всего десятка три добротных жилых построек, сделанных на совесть, без щелей между досками.
– Что, не догадалась еще? Да вот же они.
Запах буквально валил с ног, и все же любопытство пересилило отвращение. Лена перегнулась через перила. В тот же миг ее голова закружилась так сильно, что если бы не помощь Будды, вовремя схватившего ее за талию, девушка бы упала вниз.
Пол нижней платформы был густо покрыт грязью и мусором. Вместо домиков Лена увидела грязные, изорванные палатки, тесно прилепившиеся друг к другу. Протискиваясь между ними, спотыкаясь о разбросанный мусор, по нижней платформе сновали люди. И мужчины, и женщины были одеты в какое-то рваное тряпье, и, судя по запаху, мылись крайне редко, а одежду, возможно, вообще никогда не стирали. Несколько чумазых ребятишек устроили драку, стараясь столкнуть более слабого в грязевую лужу. Матери, ругаясь, пытались их разнять. А в большом чане толстая повариха готовила какую-то дурно пахнущую похлебку.
Лена едва перевела дух. Огляделась. Сказать, что на верхнем перроне Спортивной все было иначе, значило не сказать ничего. Это были два разных мира. Разве что запахи, поднимавшиеся из нижней клоаки, ощущались и наверху. Девушка опустилась на круглую деревянную скамейку. Здесь – тоже редкий случай – они не были разбиты и не отсырели. Мужчины присели рядом.
– Почему? Почему? – повторила Лена несколько раз.
– Почему тут так по-разному живут? – договорил за нее Борис. – Вопрос хороший. Буд, держи три патрона, купи поесть.
– Внизу купить или наверху? – уточнил бурят.
– Буд, ты сдурел? Тем дерьмом, которое внизу едят, мы отравимся! – прикрикнул сталкер на товарища, и снова повернулся к Лене. – Да, внизу жратва дешевле. Раза в три. Но лучше ее даже не нюхать. Так вот, отвечаю на твой вопрос. Эта станция… Как бы объяснить? Наглядная демонстрация деления общества на «верх» и «низ». Везде так, но тут особенно ярко. Да, в первый раз шокирует. А потом привыкаешь…
На этом разговор кончился. Появился Будда. Он нес три посудины с грибной похлебкой. Едва Лена учуяла запах пищи, как желудок ее моментально пробудился ото сна и заурчал так громко, что девушка даже покраснела. Пахла похлебка аппетитно. Лена ела в последний раз сутки назад и не ощущала голода только потому, что его заглушали другие чувства. Первым ее желанием было осушить миску одним глотком и тут же послать бурята за добавкой. Но Лена сдержалась. Зачерпнула ложкой немного варева. Внимательно изучила содержимое. В бульоне коричневого цвета плавали кусочки мяса и мелко нарезанные шампиньоны.
– Что за мясо? – спросила девушка сталкеров. Ни Молот, ни Бадархан обед откладывать не стали, уплетали похлебку за обе щеки. Пришлось повторять вопрос еще раз. Только тогда Борис, с сожалением оторвавшись от еды, ответил:
– Не боись, не крысятина. Свинина, наверное. Ты кушай, Ленусь. Нам скоро дальше идти.
И Лена отправила в рот первую ложку. Похлебка оказалась приятной на вкус. Мясо и грибы хорошо проварились. Бульон был густым, наваристым. За первой ложкой отправилась вторая, третья, и минуту спустя миска опустела. В животе теперь ощущалась приятная тяжесть. По мере того, как организм насыщался, улучшалось настроение, расслаблялись натруженные мышцы. Лена больше не напоминала загнанного, напуганного зверька, не вздрагивала при каждом звуке. Одно лишь огорчало ее: то, что еда так быстро кончилась.
– Еще хоца? – подмигнул сталкер девушке, заметив, что она не сводит глаз со столовой. – Нету. Деньги у нас с тобой только на водку, – и он расхохотался над собственной шуткой. Лена лишь вяло улыбнулась.
Из девяти патронов, полученных в качестве сдачи, шесть Борису удалось сохранить. Он вставил их в магазин своего АКМ.
Привал был окончен. Будда побежал в столовую возвращать посуду. Лена и Борис зашагали в дальний конец перрона. На путевой стене девушка увидела указатель дальнейшего маршрута. От цели их отделяло еще две станции: Чкаловская и Крестовский остров.
«Это что же получается, четыре перегона? Четыре… Когда же закончится это хождение по туннелям?!» – с тоской подумала Лена.
Рысева не жаловалась, не роптала. Она просто устала. Устала и душой, и телом. В начале пути все казалось Лене новым, интересным. Она с любопытством смотрела по сторонам, подмечала отличия общин друг от друга. Теперь на смену интересу пришла полная апатия. На автомате, точно робот, шагала она следом за Борисом, спотыкалась о ржавые рельсы, поскальзывалась на сырых камнях и даже пару раз упала. Но даже болезненные приземления на стылую землю не смогли вывести ее из полусонного состояния.
– Смотри, Чкаловская, – обратился к девушке Борис. Тронул Лену за рукав, осветил фонарем пространство вокруг. Ответом ему был долгий выразительный зевок.
– И чё? – буркнула она.
Станция и в самом деле ничего особенного собой не представляла: односводчатая, неосвещенная, пыльная, пустая – заброшенная много лет назад. Тут не на что было смотреть.
Через Крестовский остров путники шли молча. К этому времени выбились из сил все, включая Бориса. Прямо на путях они устроили привал перед финальным рывком. Молот осветил станцию фонарем. Луч света остановился на украшении в виде античной маски.
– Красиво, – вяло буркнул Молотов и выключил фонарь.
Больше никто не сказал ни слова. Прошло пять минут, десять. Время, отведенное на привал, давно вышло. Никто не поднимался на ноги, не напоминал Борису, что пора идти дальше. Будда как обычно впал в состояние, похожее на анабиоз. Сталкер сидел, опустив голову на скрещенные руки. Время шло. Лена начинала мерзнуть. Все туннели метро казались ей одинаково сырыми, но в этих перегонах, проложенных среди плывунов и подземных рек, под Малой и Средней Невками, сам воздух казался наполненным влагой.
Саднили стертые ступни, ломило поясницу. Лекарство дендрофилов помогало спастись от кашля, но насморк не прекращался. От влажности у Лены кружилась голова.
Пытаясь согреться, Рысева прошлась вдоль перрона. Посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть странные украшения станции. И вздрогнула. Тут и там виднелись жутковатые рисунки, при одном взгляде на которые душа уходила в пятки: львиные морды, человеческие лица, обрамленные густыми волосами, женские фигуры с непонятными предметами в руках. Направив луч фонаря на одну из картин, Лена различила под слоем пыли и грибка буквы.
– «Камен… ост. ов», «Ел. ин ост…», – прочла Лена. – Что еще за Елин ост?.. А, это гербы островов.
С другой стороны платформы среди колонн заметила девушка ржавый поезд. Он наполовину въехал на станцию, а потом, видимо, пропало напряжение и состав замер, не успев вытянуть хвост из туннеля. Головной вагон выглядел очень необычно: две пары крохотных фар располагались у него не по бокам кабины, а под самым стеклом, и напоминали глаза[41].
– Прикольно, – пробормотала девушка, запустила в волосы пятерню. Так она обычно делала, сочиняя новое стихотворение. И словно сами собой начали рождаться в ее голове строчки.
Конец маршрута. Света нет. В туннеле темнота.
Давным-давно погас тот свет, и станция пуста.
И пыли слой на рельсы лег, да где-то вдалеке
Потрескивает слабый ток на рваном проводке.
Искрящихся проводов на станции заметно не было: она была обесточена давным-давно, и за последующие годы попытки заменить испорченную проводку едва ли предпринимались. Но Лена посчитала, что так будет звучать красивее, загадочнее.
