Владимир Ильин - Напряжение растет
— Хочу доделать, — просительно глянул на меня Федор.
— Кольца ведь все равно вернут?
Даже те, что бесцеремонно сняли с меня на вокзале, пока я спал. Правда, обнаружил я это не сразу — если честно, не совсем к ним привык.
— Мало ли, — качнул он плечом и вернулся к работе.
— Только не засиживайся, — для порядка произнес то, что положено говорить старшему брату.
Походил возле кровати, заглянул в ванную, скрипнул рассохшимся ободом детской кроватки и решил прогуляться возле дома.
— Не спится? — Мельком глянув, поздоровалась Вера Андреевна, кутаясь в серый плед.
Мы встретились на веранде на обратной от подъезда стороне. Тут была и такая — с дощатым полом и широкими перилами, на которые наверняка очень удобно ставить кружку горячего чая. Фонарей тут не было, но сияния полного месяца вполне хватало для созерцания выцветшей лужайки посреди осенних деревьев и озерной глади чуть вдали.
— Пока не ложился. — Встал я рядом.
— Переживаешь из-за конкурса?
— Нет, — ответил я честно и оперся на перила локтями.
— А бывает так, что переживаешь? — Спросила она слегка напряженно.
— Конечно. За других людей. Особенно за тех, кто мне не верит и поэтому делает глупости.
— Тебе сложно верить, — поежилась Вера Андреевна от порыва ветра.
— Обычно с этого начинаются глупости, — хмыкнул я задумчиво.
— Слишком невероятно, — призналась она после длинной паузы. — Я помню, как было двенадцать лет назад.
— Намного хуже, — утвердительно качнул я головой.
— Да.
— Ведь Федора еще не было на свете. А теперь он есть.
Вера Андреевна невольно улыбнулась, но продолжила с прежней грустью:
— Я никому не была нужна. Старосте понравился почерк в объяснительной, и мне позволили жить в Заречном, потому что в школе не было учителя. А я даже не помнила, была ли им когда-нибудь.
— Двенадцать лет назад, — эхом повторил я. — Мне был год, и я был никому не нужен. И я наверняка ничего не умел.
— А как же семья?
— Не было семьи. Никогда не было, — произнес я глухо. — Но появился Федор, и все изменилось.
— Но… Как же… — Растерялась она.
— Понимаете, — повернулся я к ней. — Я не знаю, какая моя настоящая семья. А вы — не помните. Так почему бы не оказаться так, что именно вы и есть — моя бабушка?
— А если я вспомню?
— Считайте, что тренировались любить внуков, — пожал я плечами. — У вас же двенадцать лет не было опыта. А тут бесплатная практика.
Вера Андреевна фыркнула, прикрыв лицо краем пледа.
— Знаете, я был бы счастлив, если бы моей настоящей семьей оказалась нынешняя. И я постараюсь сделать так, чтобы вы тоже об этом мечтали.
— Максим, ты постоянно говоришь так, будто один решаешь за всю семью, — пожаловалась она. — Я готова тебе верить, честно. Но всегда есть взрослые. Твои папа, мама…
— Мамы нет, но Федору об этом говорить нельзя, — посерьезнел я, чуть повернул голову и внимательно посмотрел на нее. — Понимаете?
— Да, — механически кивнула Вера Андреевна и тут же вздрогнула, будто очнувшись, и посмотрела с опаской.
— А папу мы предупредили, он не против.
— Может, домработницей… — задумчиво шепнула она себе под нос.
— Бабушкой, — прочеканил я. — Не меньше.
— А прежние бабушки не будут возражать? — Уже с некоторой робостью произнесла она.
— Их нет. Дедушек тоже нет. Вернее, есть один кандидат, — поправился я. — Но там ситуация сложнее, чем с вами.
— Не идет в дедушки? — улыбнулась бабушка.
— К-хм, — оценивающе глянул я на нее. — А вы знаете, что этот крайне импозантный, здоровый и холостой мужчина в полном расцвете сил — наставник владельца этой замечательной крепости?
— А разве крепость вокруг — не ваша? — Отвернулась она с полуулыбкой.
— Могла быть наша, — весело шепнули в левое ухо голосом Светы.
Я аж вздрогнул и еле удержал рефлексы. Светлана тем временем потянула за руку в сторону поляны.
— Нет, но мы вполне состоятельные внуки, не подумайте! Да и зачем нам крепость, если она есть у друзей столь замечательного человека? — Повернувшись к веранде, шел я, увлекаемый спиной вперед. — Я вас обязательно познакомлю!
— Стой! — Распорядилась Света, развернула к себе и критически оглядела мой внешний вид; оценила ширину, ровность поляны и констатировала. — А теперь — танец!
— Кольца нет, оркестра нет, — я хотел продолжить, но заметил в глубине ее зрачков опасную смесь нетерпения, перевитого с безумием.
Такое в моей жизни встречалось лишь единожды — на одной из автобусных станций, через которые я некогда пробирался на землю, охваченную войной. И был этот взгляд вовсе не у сумасшедшего, алкоголика или наркомана, готовых разменять чужую жизнь на порцию выпивки или дозу. Ко мне подошел вполне обычный с виду человек, как и все вокруг, держащий путь в обратном направлении — из разрушенного города. За его спиной жалась друг к другу семья из супруги и двух девчонок, глядя на мир вокруг с опаской и не желая отходить от главы семьи ни на шаг. Мужчина предложил купить что-нибудь из вещей, потому что у него не хватало на билет для себя и семьи. Предложил он тоже самое, что и до меня — всем остальным. И все отказывали, не смотря на терпеливое перечисление дорогих марок и имен модных портных, вместе с демонстрацией содержимого перекинутой через плечо сумки. Потому что на вокзале не могло быть такой роскоши, а подделки не могли стоить тех денег, что за них просили. А автобус скоро должен был уйти, и его шофер тоже не собирался везти бесплатно. И вот то самое выражение — предвестник близкой бури, порожденный сломанной жизнью; нуждой, на которую никто не желал откликнуться; осознания своих возможностей, скованных до поры моралью; желания идти до конца — плескалось в его глазах. Я купил у него тапочки, заплатив больше, чем им было нужно.
Потому что привык доверять интуиции.
— Леди, — галантно предложил я руку, зажигая круг из Звездочек вокруг нас.
Другой рукой выудил телефон и быстро прощелкал до нужной композиции.
— Разрешите вас пригласить?
Светлана расслабленно выдохнула, к моей радости прощаясь с дымкой безумия, и с улыбкой приняла руку.
На мягкой траве, под светом луны, лилась по кругу хриплая мелодия нестареющей классики, раз за разом призывая нас к танцу в круге мерцающих огней. Движение согревало тело, ритм успокаивал душу, а искрение хлопки единственного зрителя подтверждали уверенность, что все у нас точно получится.
Успокоились мы после раза десятого. Света, тяжело дыша, замерла в объятиях последнего па, и пристально смотрела на меня. Мыслей не было никаких, поэтому тело распорядилось само, соединив наши губы на мгновение.
