Александр Афанасьев - Время героев ч. 2(СИ завершена)
— Что с ним?
— Его пытали, Ваше высокопревосходительство. Но он жив.
— Как пытали?
— Снимали кожу. Заживо.
Генерал скривился
— Он перенесет перелет?
— Думаю, что да, но не уверен в этом, Ваше Высокопревосходительство.
— Хорошо. Идите и подготовьте его к перелету в Тегеран. Примерно через час прилетит санитарный самолет. В любом случае — в Тегеране есть нормальные больницы.
— Хорошо, Ваше Высокопревосходительство.
Врач был гражданским, точнее даже не гражданским, а вольноопределяющимся, был в русской армии. Поэтому — мог обращаться даже к генералу не по уставу — но с уважением.
Генерал уже не слушал врача — он обратил внимание на спецназовцев.
— Теперь вы. Что там у вас произошло?
— Господин генерал, наши намерения, наша точка высадки — была заранее известна противнику.
— Вот как… — нахмурился генерал
— Так точно. Хорошо подготовленная засада, из которой нам бы не выбраться, если бы не Громовержец. Они точно знали не только куда мы поедем, но и как мы поедем.
— И вы все же приняли решение продолжить операцию.
— Так точно.
— Чье это было решение?
— Мое, господин генерал — ответил Араб.
— Почему вы приняли такое решение?
— Мы не уходим без добычи, господин генерал.
Генерал, чье имя переводилось на русский язык как «волк» кивнул головой
— Хвалю, боец. Должен тебя наказать за это — но все равно хвалю. Ты готов дать показания в контрразведочном отделении?
— Так точно, готов, господин генерал.
— Значит, полетишь вместе с этим… тяжелораненым… — было видно, что генералу претит мысль ухаживать за тяжелораненым мусульманином, слишком много осетин в свое время полегло от мусульманских рук, чуть ли не весь народ уничтожили — Его Высокопревосходительство господин Наместник жаждет видеть тех, кого вы притащили. Возможно, и с вами изволят переговорить. Там сейчас новый начальник контрразведки, говорят толковый. Вот — ему все и выскажешь.
Картинки из прошлого
Вечер 12 октября 2002 года
Тегеран, Хрустальный дом
— Ном шома чист?
— Эсм э Хайдар, эфенди. Эсм э хайдар.
Бородач, которого спасли русские спецназовцы, с перевязанной рукой — сидел в кресле и смотрел — как кролик на удава — на человека в форме. Форма была черной, с золотым шитьем и черными орлами на погонах. Адмиральская форма русского флота.
Он уже понял, с кем имеет дело. Дарьябан[98] Воронцов, человек, за голову которого мстители готовы были выплатить три миллиона туманов или миллион русских рублей по выбору убийцы. Человек, которого в исламском сопротивлении боялись как огня — прежде всего потому, что видели в нем жестокого и умного противника. Про дарьябана ходили слухи, что он читает мысли и знает все диалекты фарси и пушту. И сейчас, обратившись к Хайдару, афганскому торговцу и дукандору на фарси, его родном языке — адмирал хотя бы частично, но подтвердил эти опасения.
Когда его привели сюда — то пристегнули ноги цепью к стулу, привинченному к полу. Войдя, дарьябан выругал своих нукеров, приказал отстегнуть. Видимо, он не боялся ни смертников, ни мстителей, ни даже самого Аллаха.
— Сколько тебе лет? У тебя есть дети?
— Да, есть эфенди. У меня пятеро детей, хвала Аллаху.
— Это хорошо. Мне, например, Аллах подарил только одного. Они живы?
Хайдар покачал головой
— Мой старший сын погиб на Джихаде, да примет его Аллах и да введет он его в высшее общество.
— А'зама-Ллаху аджра-кя, ва ахсана 'азаа-кя ва гафара ли-майити-кя! — сказал адмирал теперь уже на арабском, выражая собеседнику сочувствие точно так, как предписано это делать по шариату — Да сделает Аллах большой награду твою, и да пошлет тебе прекрасное утешение и да простит того, кто у тебя умер!
— Ты же не муслим, эфенди, зачем ты говоришь это? — не удержался от вопроса Хайдар
— Я не муслим, но я изучаю Коран и другие благочестивые книги. Возможно, это даст мне спасение на страшном суде, ведь спасутся те, которые уверуют, разве это не так?
— Это так, эфенди, но спасение дадут не только благочестивые знания, но более всего — благочестивые дела.
— Ты прав, уважаемый, это действительно так. Скажи — благочестивым ли делом было сражение против Светлейшего Шахиншаха Персидского?
Хайдар пытался понять — чего от него хочет его собеседник — и не мог понять. Про себя — он решил, что надо быть осторожнее. Он еще не понимал, что единственное, что он мог сейчас сделать правильного — это не говорить вообще ничего. Но правильным — это было бы только для сил исламского сопротивления.
— Полагаю, что да, эфенди — осторожно сказал он — ведь Светлейший угнетал мусульман и убивал их, он насаждал жестокие порядки обычаи и был презренным тагутом. Джихад против такого человека — не может быть неблагочестивым делом.
Хайдар ожидал — что теперь адмирал спросит его, является ли благочестивым делом джихад против русских. Но адмирал не спросил его об этом, очевидно он сам знал ответ на этот вопрос, или ему было все равно.
— Но как же быть с тем, что этот джихад не был объявлен? Ведь согласно правилам шариата — джихад должен быть объявлен авторитетными богословами, имеющими право делать иджтихад, разве не так?[99]
— Это не так, эфенди. Существует джихад оборонительный и джихад наступательный. Джихад наступательный имеет право провозглашать авторитетный мусульманский богослов так, как ты и сказал, эфенди. Но есть и оборонительный джихад, джихад, исполнять которого является фард айн[100] любого правоверного муслима. Такой джихад объявляется там, где правит тагут, где притесняют и мучают правоверных, где жить для правоверных нет никакой возможности, где неверные посягают на земли правоверных. Как сказано в шариате — лучшим из правоверных является тот, кто вскакивает на коня и мчится, едва только заслышав клич к битве.
— Ты хорошо объяснил мне суть джихада, спасибо, Хайдар. Но как же быть с тем, что Светлейший Шахиншах правил больше двадцати лет на этой земле, и никто из муслимов не поднял свой голос в обвинение, и свою руку, дабы покарать негодяя. Разве можно было двадцать лет терпеть такого вероотступника, муртада и мунафика? Что ты скажешь на это, Хайдар?
Хайдар долго думал. И не придумал ответа.
— Всему свое время, эфенди. Только Аллаху ведомо, когда свершится дело, и только он решает — кто останется жив, а кто погибнет.
— Но судьбу Светлейшего решил другой человек, верно? Тот самый, которому ты давал приют в своем доме, Хайдар.
Хайдар едва заметно вздрогнул — едва, но все же заметно.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, эфенди.
— Я говорю о госте, которому ты дал приют в своем доме. О госте, нашедшем в твоем доме приют, когда Король Афганистана начал преследовать его, намереваясь убить. Я говорю о том, кто выйдет из сокрытия, Хайдар.
— Клянусь Аллахом, я не знаю, о ком идет речь! Я бедный торговец…
— Итак, ты не знаешь, о ком идет речь, верно? А знаешь ли ты, несчастный, что тот, кому ты дал приют, был младшим сыном Светлейшего Шахиншаха!?
— Клянусь всем святым, что я не давал приют никому, кто мог быть столь высокого звания, да будет свидетелем тому Аллах!
— Хорошо. Я верю тебе, Хайдар. И прошу — перед тем, как мы закончим, и ты отправишься к докторам — посмотри на фотографии людей, которых я тебе покажу, и скажи — были ли они когда-либо твоими гостями. Видел ли ты их когда-то раньше. И говоря — подтверждай это благочестивыми словами, призывая самого Всевышнего, в свидетели твоих слов.
Дарьябан достал небольшой компьютер — в Афганистане таких почти не было, но Хайдар знал, что это такое, видел, когда ездил за товаром на ту сторону границы, в Персию. Повернул экран так, чтобы было видно.
На экране появилось изображение человека в военной форме.
— Нет, эфенди я никогда его не видел, да будет Аллах свидетелем моим словам…
Изображение сменилось
— И этого я никогда не видел, да будет Аллах свидетелем моим словам…
— Клянусь всем святым, что я не давал приют никому, кто мог быть столь высокого звания, да будет свидетелем тому Аллах!
Принцип такия. Это нельзя сравнивать с христианским принципом «лжи во благо», потому что блага никакого нет. Нельзя это сравнивать и с принципами ордена иезуитов, согласно которым, произнеся даже мысленно «к вящей славе Господней» можно творить любой грех. Принцип такия — это принцип ежедневной лжи, лжи, которая входит в повседневный обиход и сливается с правдой. Шииты, такие как Хайдар — это самые искусные лжецы на свете, они учат своих детей лгать с детства, они изгои в мусульманской умме, и чтобы выжить — они вынуждены были лгать столетиями. Гибель Али от рук своих же научила их опасаться, лгать и ненавидеть. Даже детектор лжи не всегда помогает при допросах, потому что против человека, который не различает правду и ложь- детектор бессилен.
