Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница
Я предполагала, что он будет содержаться под стражей в самом глубоком подземелье Капитолия, а не прозябать последние дни в окружении роскоши. Но, тем не менее, Койн оставила его здесь. Думаю, чтобы дать пример другим. Так что, если в будущем она каким-то образом потеряет расположение, будет ясно, что президенты, вызывающие презрение, требуют специального обращения. После всего случившегося, кто знает, как быстро рассеется её собственная власть? — Нам так много надо обсудить, но я чувствую, твой визит будет коротким. Итак, начнем с начала, — он кашляет и отнимает платок ото рта, окровавленный платок. — Я хотел сказать, что очень сожалею о твоей сестре.
Даже в моем нечувствительном, наркотическом состоянии эти слова вызывают острую боль. Напоминая, сколь безгранична его жестокость. И то, что по пути к своей могиле, он попытается уничтожить и меня.
— Так расточительно и так излишне. Каждый мог видеть, что в игре поставлена точка. На самом деле, я уже принял решение официально капитулировать, когда они сбросили эти парашюты. — Его глаза устремлены на меня, он не моргает, видимо, не желая пропустить тот момент, когда я отреагирую на его слова. Но они не имеют смысла. Когда они сбросили парашюты? — Ладно, ты ведь на самом деле не думаешь, что это я отдал приказ, так? Вспомни об одном очевидном факте: если бы я имел рабочий планолёт в своём распоряжении, то использовал бы его, чтобы бежать. Но если так и я не сделал этого, какую цель я преследовал? Мы оба знаем — я не гнушаюсь убийством детей, но я не расточительный. У меня на всё свои причины. Но уничтожение убежища, в котором полно капитолийских детей — я не вижу в этом смысла. Никакого.
Интересно, я успею обдумать его слова, пока он будет сотрясаться в очередном приступе кашля. Он врёт. Конечно, врёт. Но есть что-то, что мешает ему сказать правду.
— Однако должен признать, это был мастерский маневр со стороны Койн. Идея, что я бомбил ваших беспомощных детей, моментально разрушила ту хрупкую верность, что ещё хранил мне мой народ. После этого о сопротивлении и речи быть не могло. Знаешь, это показывали в прямом эфире. Ты могла видеть, что Плутарх приложил к этому руку. И парашюты. Ладно, думаю, это одна из теорий, которую можно ожидать от Главы распорядителей Игр, не так ли? — Сноу промокает уголки губ платком. — Я уверен, он не хотел стрелять в твою сестру, но такое случается.
Сейчас я не со Сноу. Я вернулась в Отдел Спецвооружения в Тринадцатом с Гейлом и Бити. Наблюдаем за конструкциями на основе ловушек Гейла. Это играет на человеческом сострадании. Первая бомба убила жертв. Вторая спасателей. Если вспомнить слова Гейла.
— Бити и я продолжаем следовать тем же правилам, что президент Сноу использовал, разбираясь с Питом.
— Моя ошибка в одном, — говорит Сноу, — слишком поздно я разгадал план Койн. Позволить Капитолию и Дистриктам уничтожить друг друга, а затем, сразу после сражения, получить власть над Тринадцатым. Ошибки нет, она намеревалась занять мое место с самого начала. Чему удивляться? В конце концов, это Тринадцатый поднял восстание, приведшее к Тёмным Временам, а затем отказался от других дистриктов, когда оно обернулось против него. Но я не следил за Койн. Я следил за тобой, Сойка-пересмешница. А ты следила за мной. Боюсь, нас обоих водили за нос.
Я отказываюсь в это верить. Есть вещи, которые даже я не могу пережить. И я произношу первые слова, с тех пор как умерла сестра. — Я не верю тебе.
Сноу нарочито разочарованно качает головой. — О, моя дорогая мисс Эвердин. Я думал, мы договорились не врать друг другу.
Глава двадцать шестая
Выйдя в холл, я обнаруживаю, что Пэйлор не сдвинулась с места.
— Ты нашла то, что искала? — спрашивает она. В ответ я показываю ей белый бутон и не спеша бреду прочь. Должно быть, я вернулась к себе в комнату, потому что следующее, что я осознаю — я наполняю стакан водой из-под крана в ванной и ставлю в него розу. Я опускаюсь на колени на холодный кафель и, прищурившись, смотрю на цветок — в резком свете флуоресцентных ламп мне трудно сфокусировать взгляд на белом. Пальцем подцепляю внутреннюю сторону браслета и скручиваю его жгутом до боли в запястье. В надежде, что боль поможет мне не выпадать из реальности, так же, как это было с Питом. Я должна держаться. Я должна знать правду о том, что произошло.
Есть два возможных варианта, хотя детали, связанные с ними, могут варьироваться. Во-первых, как я считала, именно Капитолий отправил тот планолёт, сбросил парашюты и пожертвовал жизнями своих детей, зная, что только что высадившиеся повстанцы поспешат им на помощь. Есть свидетельства, подтверждающие это. Отличительный знак Капитолия на планолёте, отсутствие любых попыток уничтожить врага в воздухе, и длительная история использования ими детей в качестве пешек в битве с дистриктами. Во-вторых, есть точка зрения Сноу. Что планолёт, пилотируемый повстанцами, разбомбил детей, чтобы обеспечить быстрое окончание войны. Но, если это было так, почему Капитолий не открыл огонь по врагу? Их сбил с толку элемент неожиданности? У них никого не осталось в обороне? Дети драгоценны для Тринадцатого или, по крайней мере, всегда так казалось. Ну, может, не в моём случае. Раз я перестала быть для них полезной, я безвозвратно потеряна. Кроме того, думаю, немало воды утекло с той поры, когда я считалась ребёнком в этой войне. Да и зачем бы им делать это, зная, что их собственные медики, скорее всего, отреагируют и будут сметены вторым взрывом? Они бы не стали. Они бы не смогли. Сноу лжёт. Как всегда манипулирует мной. Надеется настроить меня против повстанцев и, возможно, уничтожить их. Да. Конечно.
Тогда что же изводит меня? Ну, хотя бы те бомбы, взрывающиеся дважды. Дело не в том, что у Капитолия не могло бы быть такого оружия, просто я уверена, что у повстанцев оно было. Детище Гейла и Бити. Затем тот факт, что Сноу не попытался бежать, тогда как мне известно, что он всегда виртуозно спасает свою шкуру. С трудом верится, что у него не было где-нибудь убежища, какого-нибудь бункера, набитого продовольствием, где он смог бы протянуть остаток своей злобной ничтожной жизни. И наконец, его мнение насчёт Койн. С чем не поспоришь, так это с тем, что она сделала всё в точности так, как он говорил. Позволила Капитолию и дистриктам довести друг друга до изнеможения, чтобы потом спокойно захватить власть. Но даже если таков был её план, это не означает, что именно она сбросила те парашюты. Победа уже была у неё в руках. Всё было в её руках. Кроме меня.
Я вспоминаю реакцию Боггса, когда призналась, что не особо задумывалась о преемнике Сноу. «Если твой мгновенный ответ не Койн, тогда ты угроза. Ты — лицо восстания. У тебя больше влияния, чем у кого бы то ни было. Не вдаваясь в подробности, всё, что ты когда-либо делала — это терпела её».
Внезапно я задумываюсь о Прим, которой ещё не исполнилось четырнадцати, которая не была достаточно взрослой, чтобы ей присвоили звание Солдата, но каким-то образом она оказалась на линии фронта. Как могло такое случиться? Я не сомневаюсь, что моя сестра хотела быть там. Что она была более талантлива и одарена, чем кто-либо из старших. Но при всём при этом кто-то очень высокопоставленный должен был бы одобрить участие тринадцатилетней девочки в боевых действиях. Сделала ли это Койн в надежде, что потеря Прим подтолкнёт меня к самому краю? Или, по крайней мере, утвердит меня на её стороне? Мне не пришлось бы присутствовать при этом лично. Многочисленные камеры охватили бы весь Центр Города. Навечно запечатлевая это мгновение. Нет, теперь я схожу с ума, соскальзывая, в своего рода, параноидальное состояние. Слишком много людей знали бы о задании. Информация бы просочилась. Или нет? Кто должен был знать, кроме Койн, Плутарха и небольшого преданного или с лёгкостью пущенного в расход экипажа?
Мне отчаянно нужна помощь в решении этой головоломки, вот только все, кому я доверяла, мертвы. Цинна. Боггс. Дельф. Прим. Есть Пит, но он не может ничего, кроме как строить предположения, да и в любом случае: кто знает наверняка, в каком состоянии его рассудок? В таком случае, остаётся только Гейл. Он далеко, но даже будь он рядом со мной, могла ли я положиться на него? Что я могла сказать, как сформулировать, не упоминая, что это его мина убила Прим. Невероятность этой мысли больше, чем что-либо другое, убеждает, что Сноу, должно быть, лгал.
В конечном счёте, есть только один человек, к которому можно обратиться, кто может знать, что произошло, и всё ещё оставаться на моей стороне. Рискованно поднимать эту тему при всех. Но наряду с тем, что я допускаю, что Хеймитч мог рисковать моей жизнью на арене, я всё же не думаю, что он бы сдал меня Койн. Независимо от того, какие проблемы могут возникать между нами, мы предпочитаем разрешать наши разногласия один на один.
