Александр Золотько - Оперативник
— Пульчинелла. Я не запомнил имени, только кличку. Он потом куда-то уехал, — Хаммер перевел дыхание. — Он уехал, а второй… Второй остался. И сделал карьеру. Никита Токарев.
Иван дернул головой, больно приложился затылком к стене. Он, оказывается, ожидал услышать это имя. Сам бы он никогда его не произнес, сознание хитро обходило эту мысль, хитрило с Иваном и с самим собой.
Токарев — легенда. Живая легенда. Каждый из Конюшни был готов ради него пойти в огонь и в воду. ТэТэ зря не пошлет. ТэТэ своих выручает и не сдает.
— Забавно, — тихо произнес Круль. — Вот ведь не подумал бы… Никита. А ведь он мне когда-то жизнь спас. Вытащил из самой задницы…
— Меня тоже спас, — сказал Иван. — И еще десятка полтора оперов из нынешнего состава…
— Но это был он! — выкрикнул Хаммер, испугавшись, что ему не поверят. — Это был он. Он сказал мне, что все знает, что это для меня урок, что сегодня они меня оставляют в покое, чтобы я сам прибрал за ними, а вот завтра… Назавтра он назначил мне встречу в Президентском саду. Я пришел, я не мог не прийти…
Хаммер не мог не прийти, понятно. У него не было выбора. И иллюзий у него также не было. Если раньше, после Хайфы, он мог надеяться на чудо, на то, что в Конюшне не узнают о его сотрудничестве с галатами, и он сможет жить и дальше, накопить денег и сбежать, то после разговора с Токаревым сомнений и надежд уже не осталось. Осталась только тупая покорность.
С которой, как оказалось, тоже можно жить. Сознание Хаммера быстро приспособилось, разделив всю его жизнь, его поведение, на две части. В обычной жизни, в открытой ее части, Хаммер был веселым, жизнерадостным и деловитым. Он мог торговаться, покупать, продавать, брать конкурента за горло и выдавливать соки из должников. А во второй части своей жизни он безропотно выслушивал и беспрекословно выполнял приказы.
— И тех и других? — уточнил Круль.
— Других? — всхлипнул Хаммер. — Каких — других? Не было других, все это было одно и то же, и в этом было самое страшное. Их нельзя было стравить, нельзя было сыграть на противоречиях: и галаты, и Конюшня — все это был Токарев. Он, и никто другой. Какие другие?!
— Извини, — Круль кашлянул. — Неудачная шутка.
— Шутка… Я с ней жил десять лет, с этой шуткой. Опера приходили, уходили, а Токарев оставался, вызывал время от времени к себе на встречи или присылал кого-то из галат…
Хаммер не сразу сообразил, что галаты, время от времени связывающиеся с ним, искренне полагают, что сражаются с Дьяволом и Конюшней, с теми, кто оправдывается делами закона. Поэтому приходилось вести себя осторожнее, чтобы ни словом, ни жестом не выдать своего знания, своей причастности к тайне. Читая в газетах об очередной вылазке галат или наблюдая ее по телевизору, Хаммер испытывал странное, противоречивое чувство.
Он боялся, ненавидел себя за страх, но при этом испытывал чуть ли не гордость за то, что, в отличие от остальных, даже галат, он знает, что стоит за всеми этими взрывами. Кто за этим стоит. И знание это поднимало Хаммера в собственных глазах, делало… Исключительным, что ли…
Чего Хаммер так и не смог преодолеть в себе, так это необходимости раз в три месяца менять официантку. Самое большее — полгода он мог оставаться с новой работницей. Не то чтобы он им не доверял или боялся, просто однажды утром он вдруг ясно представлял себе очередную подругу распятой на верстаке или разделочном столе и торопливо увольнял ее.
Потом стал изначально договариваться о сроке работы, платил вдвое, чтобы не обижались, но безжалостно обрубал все попытки девушек построить что-то более крепкое.
И еще — Токарев требовал, чтобы Хаммер не грешил без нужды. Чтобы исповедовался…
— Кому? — быстро перебил Джека Иван.
— Не знаю… Меня отвозили в закрытой машине за город, в подвал. Там же был священник. Я его никогда не видел. Исповедался в кабинке, уехал. Раз в месяц. Я же без злого умысла им помогал. По слабости… А слабость — не тяжкий грех. Не смертный… Ведь правда?
— Правда, — сказал Круль. — Истинная правда. И еще правда, что нам нужно уходить. И так засиделись. Сможешь идти, морячок?
— Да, — торопливо вскочил Хаммер. — Смогу. Вы только скажите и не обманите. Ты, на всякий случай, Договор достань и заполни… Заполни… Чтобы только подписать, значит. Только подписать осталось…
— Он уже заполнен, не переживай, — Круль тоже встал, включил фонарь, и твердый на вид луч света пробежал по коридору. — Все Администраторы носят стандартные Договора при себе, смотри…
Круль достал из внутреннего кармана куртки несколько листов бумаги, сложенных вчетверо.
— Если честно, я его держал для Ивана, но в таком особом случае могу отдать его тебе. Условия — сказочные. Не рай, но по максимуму. К Ивану у Дьявола отчего-то особое отношение…
— Рот закрой, — посоветовал Иван, вставая с пола и отряхивая брюки. — Болтаешь много, брат Старший Администратор.
— Работа такая, — засмеялся Круль и крикнул: — Янек, давай сюда! Уходим.
Когда боец бесшумно вынырнул из темноты, Круль приказал ему взять Хаммера и следовать вперед, до ближайшего перекрестка. Там остановиться и ждать. На боковых коридорах поставить «сигналки».
— Вот такие дела, — сказал Круль печально, когда Ян и Хаммер исчезли в темноте. — Я должен бы радоваться, но почему-то…
— Полагаешь, ему и вправду все грехи отпустили?
— Какие, к свиньям собачьим, грехи? Ты же слышал — ежемесячные исповеди. Правильные исповеди, имей в виду. И отпускал ему грехи настоящий священник. Только каждый раз — новый. Хаммер не знал — грех не на нем. А Отринувшему убить священника для высоких целей — раз плюнуть. Вот так — тьфу!
— Зачем это им?
— Не прикидывайся большим идиотом, чем ты есть, — посоветовал Круль. — Понятно ведь — если грешник попадет в Ад, все расскажет. И обо всех. И спалит Токарева. И потом будет достаточно Токарева грохнуть, чтобы заполучить его в Преисподнюю. И там допросить…
— И конец галатам?
— Хрен тебе, а не конец галатам! Накроется небольшое звено, те, кого знает Токарев. Очень важное, влиятельное, но его потеря будет не смертельной для всей организации. У Отринувших не так много времени для достижения победы. Как только умрет или погибнет кто-то из основных деятелей, попадет в Ад, вот тут все и посыплется. Что-то они могут придумать, попытаться прикрыть все обычной конспирацией, вывести главных, расселить под чужими именами, но все равно — это вопрос времени, — Круль хлопнул Ивана по плечу. — И для нас тоже. Очень важный вопрос. Время, это такая штука…
— И мы Хаммера подставили? Лишили его вечной жизни?
— С чего бы это? То, что он рассказал правду? Покаялся? Ваня, в нашей компании это он дурак, а не ты, не занимайся ерундой.
— То есть, если я сейчас ему прострелю голову, то он отправится прямиком в рай?
— Точно. Угадал. На это у Токарева и отринувших главная надежда. Те, кто используются вслепую, — ничего не смогут рассказать в Аду. Те, кто знает что-то, — ведут жизнь праведную и для Дьявола недостижимы. Лупить нужно по отринувшим, но о них мы узнать пока не можем…
— Не могли, — поправил Иван. — Сейчас мы знаем минимум одного.
— Маловато. Но и это уже неплохо.
— Неплохо? Может, прострелить тебе башку да отправить в Преисподнюю с докладом? Вот все и всплывет…
— Все и так всплывет, не переживай. Теперь нас двое таких, и если любой из нас помрет, то все сообщит. Только у меня относительно тебя другое задание. Несколько другое. Так что нам лучше бы выбраться живыми отсюда. И замочить Токарева, — Круль еще что-то хотел сказать, но сзади послышался громкий хлопок и нарастающий свист, от еле слышного к пронзительному.
— А вот это — совсем плохо! — пробормотал Круль. — Не думал, что так быстро на нас повиснут. Бегом.
И они побежали, присвечивая себе фонарями.
— Ян! — крикнул Круль. — Что-то серьезное быстро можешь поставить?
— Противопехотное? — деловито уточнил боец.
— Стены валить. Или потолок. Сколько нужно времени?
— Минута.
— Время пошло, — Круль выключил фонарь и медленно пошел назад, навстречу погоне. — Если что — двигайте без меня.
— Ага, — кивнул Иван, снял «призрак» с предохранителя. — Сразу же.
— Я тебе уже говорил, что ты — идиот? — тихо спросил Круль, когда Иван поравнялся с ним. — Я же на Дьявола работаю, имей в виду. И ты живым нужен не мне и не Богу — Дьяволу.
— Вот прямо сейчас заплачу и пущу себе пулю в голову, — сказал Иван, всматриваясь в темноту. — Давай к стене отойдем, Янек твой светит фонарем, а мы на светлом фоне как ростовые мишени.
— Отойдем, уже отхожу, только и ты с темы не съезжай. Я за тебя жизнь класть не буду, имей в виду! У меня есть задание спасти тебя по возможности. Усек? По возможности. А если возможности не будет, то и проблем у меня тоже не будет. Побегу радостно, отчитаюсь… В крайнем случае — получу взыскание. А ты, если накроешься, то попадешь в Ад по самой жесткой программе, въехал? По самой что ни на есть жесткой.
