Пауль Локамп - Есть время жить
— Тут, боярин, любой с катушек съедет. Посиди месяц взаперти. Без воды, света, впроголодь и в постоянном ожидании. Не удивительно, что крыша поехала.
— Ладно, Робби, хорош кататься, давай доедем до оптовой базы, глянем, как там дела. Вдруг что-нибудь урвать получится?
В районах, где людей было больше, и нежить более активно двигалась. Особенно в районах индивидуальной застройки. Частные дома, в общем. Как правило, это окраины города. Видели (издалека, правда) несколько частных, хорошо укреплённых домов. Соваться туда не стали, — на стук ответят пулей и будут правы. Пока мы петляли между завалами брошенных машин, неподалёку мелькнули блестящие спины морфов. Интересная вещь, кстати — на них волосяной покров, как правило, отсутствует. Даже на собаках. Облезлые какие-то. А машин... Было такое ощущение, что на некоторых улицах их специально выстраивали. Дворы пустые, а дороги забиты напрочь. Томас правду сказал — массовый исход людей из города обернулся пробками, заторами, драками и, как следствие — смертью. Так и вытягивались на некоторых улицах длинные ряды машин. Представляю, что здесь творилось в первые дни бегства. До сих пор на асфальте можно было различить отдельные фрагменты тел, огрызки костей.
— Ну что, боярин, теперь понял, куда они все подевались? — тихо спросил Айвар. — Или ещё поищем?
— Да нет, пожалуй, мне этой картины хватит по уши...
Да, охренеть, мягко говоря, было с чего. На торговой базе было не протолкнуться... от покупателей. База занимала целых два квартала, и теперь по ней шлялись мёртвые. Мышечная память, по-видимому, заменила нежити сгнившие мозги — все зомби, словно разлитая по карте города ртуть, собирались в определённых местах. Базы, магазины. Это, конечно, не новость, но эти места и живым интересны. Не полезешь же в магазин мародёрить, когда там мёртвые стоят? Да, именно стоят. Смирно, как манекены. Такое ощущение, что зомби впадают в спячку, когда им жрать нечего. Всё-таки живые люди — вещь такая; как там в фильме говорили: «туда-сюда, в ресторан сходиль и кончились». А нежити регулярно надо питаться. Они друг друга не кушают, им ближние как источник белка не подходят. Что, выгодно отличает зомби от людей, надо заметить. Последние, даже в мирное время любили своими ближними питаться. Пусть пожирали в переносном смысле, но не менее качественно.
— И так по всему миру, представил? — спросил Айвар.
— Угу. А ещё у меня спрашивал про Астиных родителей. Они, в лучшем случае, так же бродят. В худшем, сошли с ума. А ты рвёшься к морю, будто солёной воды не видел.
— Мы обещали её отвезти, — напомнил мне коллега, — если ты забыл. Тем более, её родители живут не в Клайпеде, а в деревушке, недалеко от этой, как её, Карклине, что ли?
— Понял, к чему ты клонишь. Ладно, один хрен. Альгис проверит машину и поедем. Может, и правда живы...
Роберт. 21 апреля, Три часа дня. Центр города. Каунас.
Парень вляпался по уши. Накрепко. Ещё бы немного — и захлебнулся, как в старом анекдоте. Хорошо, что проезжая, заметили клубок маленьких тел, которые пытались добраться до человека, засевшего на крыше киоска Lietuvos Spauda[88]. Я такое видел впервые, Айвар, по-моему, тоже. Стая зомби-собак. Достаточно шустрые, но ещё не превратившиеся в морфов. Мы и раньше замечали, что морфы не стайные создания. Целая банда облезлых дохлых собак. Для активности еды в городе хватало, а для дальнешей трасформации — не очень. Вот они и рвались добраться до одинокого человека. Рядом, у обочины, стоял маленький джип, Suzuki Samurai. По виду — паркетник, а на самом деле — очень удачная машинка. Если не ошибаюсь, их создавали для японской армии. И вот, этот японец с пробитым колесом стоял у обочины, а его хозяин вертелся на крыше, пытаясь отстреляться от собак. Угу, щаз... Из пистолета. Эти собаки носились как бешеные, прыгали, скалили зубы и даже прилавок в бессильной ярости грызли. В общем, всем своим видом показывали, что прессу они не любят. Ну а кто любит-то, этих борзописцев?
— Тут дробовик нужен, — заметил Айвар, подруливая к киоску.
— Ага, Бенелли, — не преминул съязвить я. — Тормози уж, стратег.
Первую парочку собак снял я. Мне надо было кого-нибудь убить. Просто душа требовала крови, пусть и этой, вязкой, которой наполнены зомби.
Стреляли, не выходя из машины, только слегка приоткрыв окна. Собаки сразу потеряли пятерых из своры, потом стая разделилась. Часть отбежала и скалила зубы в отдалении, вторая бросилась на машину. Этим повезло больше — сдохли быстрее. Когда они начали прыгать на двери, мы просто поджидали момент и били их в голову. Стрелок, сидящий на крыше, стрелять перестал — или патроны кончились, или боялся в нашу машину попасть. Вид этих тварей разозлил меня окончательно, будто внутри гранату взорвали. Когда одна из собак прыгнула на окно, я схватил её за горло и с удовольствием выстрелил в голову. Оставшаяся нежить отбежала, а я перезарядил пистолет и выбрался наружу.
— Ну, идите сюда, твари, — поле зрения сузилось, я видел только собак, скаливших в мою сторону зубы. Вскинул Сайгу к плечу и на одном дыхании расстрелял оставшихся. Когда последняя упала, я опустил ствол и сквозь зубы, с шумом, выдохнул:
— С-с-с-суки...
Сердце стучало, словно напоминая о своём существовании, в висках билась кровь. Напряжение последних дней понемногу отпускало, выпуская меня на свободу, в этот долбанный мир, из цепких лап страха.
— Ты чего, Робби, сдурел? — ко мне подскочил Айвар и рванул за плечо. — Куда ты нахер полез?
— Всё нормально, Айва, — сказал я, — вот теперь всё точно нормально...
— Я извиняюсь, джентльмены, что прерываю вашу забаву, — с крыши подал голос парень, — но хотел бы напомнить о своём существовании и искренне поблагодарить за помощь. Если бы не вы, эти милые друзья человека употребили бы меня на обед.
Мы повернулись в его сторону; не знаю, как Айвар, а я, когда из машины выскочил, про этого «альпиниста» напрочь забыл. Если бы во время стрельбы он дернулся, гарантированно получил бы от меня пулю.
По прибалтийским меркам невысокий, где-то метр восемьдесят, не больше. Светловолосый, с весёлыми, серыми глазами. На правой щеке шрам, скорее всего, резаный. Полувоенная одежда, жилет серого цвета. Такие жилеты любят рыбаки и фотографы — карманов много. На голове бандана...
— Да не за что, — ответил я. — Каким ветром занесло?
— По-глупому, — спрыгивая вниз, ответил он, — небольшая поломка. А как наверх забрался — увольте, даже не вспомню. Ингвар, — представился он, — в прошлом свободный журналист, а в настоящем — свободный охотник и летописец конца Света.
— Журналист? — хором спросили мы и расхохотались.
— Вот уж воистину, — вытирая слезы, сказал я, — какого чёрта ты к этому киоску полез? Искал творения собратьев по перу?
— Да нет, как-то автоматически. Я и не подумал, — сказал Ингвар и посмотрел на разбитый киоск. — И точно, «печать». Да, — улыбнулся он, — скрытая тяга к печатному слову, наверное.
— Ладно, Журналист, — сказал Айвар, — время мало, идём твою машину глянем.
Пока они копались с машиной, я осматривал окрестности. Какой-то морф мелькнул между домами, но к нам не полез. Умный... Минут через пятнадцать мужики закончили копаться с машиной, и мы тронулись к выезду из города.
На выезде притормозили — перекурить и пообщаться в более спокойной обстановке. Ингвар даже кофе сварил на газовой горелке. Пока закипала вода для кофе, я успел рассмотреть и его, и транспорт, заметив на заднем сиденье длинный оружейный чехол и несколько рюкзаков.
— В общем, так теперь и живу, — рассказал он. — Мотаюсь по Прибалтике, делаю репортажи. Записываю рассказы выживальщиков. Изредка попадаются очень любопытные люди. Набрал ворох интересного материала, по идее, на хорошую книгу, если бы не Пигедец.
— Если бы не что? — спросил я.
— Пигедец, — повторил он. — Производная такая получилась. От слова Армагедон и П**дец. Если сложить вместе, то получится Пигедец, на мой взгляд — очень точное определение случившегося.
— Метко, ничего не скажешь, — усмехнулся Айвар. — Представляю, как ты жалеешь, что не можешь об этом написать в своей газете.
— Увы, — улыбнулся Ингвар, — место журналиста я потерял незадолго до всего этого. Оказался, по уверению сильных мира сего, непригоден к сей старейшей профессии.
— Это почему? — спросил я.
— Имел неосторожность написать то, о чём все говорили. Все знали и болтали, но писать, в нашем демократическом мире о таких вещах нельзя. Точнее — можно, но, как видите, чревато.
— Позволь я угадаю, — прищурился Айвар и опёрся на капот, — про педофилов статью написал?
— Именно так! — шутливо раскланялся Ингвар. — Я имел честь написать небольшую статью, — он посерьезнел, — про дело Кедиса и свору извращенцев. Думаю, что моя версия событий была близка к истине. Меня, естественно, попросили больше не утруждать себя этим ремеслом. На моё счастье, или несчастье, грянул Пигедец, и теперь никто не может мне запретить писать то, что я хочу. Правда, и публиковать мою писанину негде, — грустно закончил он.
