Крис Вудинг - Ускользающая тень
Внутри будто что-то надорвано. Так и хочется упасть и лежать, не вставая. Как хорошо.
Но я, конечно, этого не делаю, потому что как раз в тот момент появляются они.
Бегут совершенно бесшумно, и по этому признаку сразу понимаю, что передо мной йа-йин. Нападают с трёх сторон — один спереди, другой сзади, третий спрыгивает с каменного карниза. В длинных тонких руках зажаты длинные тонкие иглы.
Нет, это не просто грабители. Это убийцы.
Конечно, я пьяная, да и не практиковалась давно, но методику чуа-кин усвоила так надёжно, что она превратилась во вторую натуру. Даже в таком состоянии справиться со мной труднее, чем с десятью обычными жертвами.
Йа-йин бросаются на меня почти одновременно, однако всё же не совсем. Это даёт мне возможность уклониться от ударов. Откатываюсь в сторону от первого нападающего, одновременно избежав удара второго, того, что сзади, и подбираюсь к третьему. Хватаю его за руку и бью, но тот освобождается из захвата, выворачиваясь так, что, не будь он йа-йин, кости бы непременно треснули.
Падаю на землю и наношу удар ногой, попав одному в колено, но суставы у йа-йин слишком гибкие, они поглощают всю силу удара, поэтому результат не такой сокрушительный, как я рассчитывала. Однако, судя по сдавленному шипению, ногу я ему всё же повредила. Что ж, лучше, чем ничего.
Блокирую удары, наношу свои, уклоняюсь. Некоторое время действую как автомат, не позволяя лишним размышлениям мешать инстинктам. Потом один из йа-йин делает неудачный выпад, занеся обе иглы одновременно. Я заставляю его потерять равновесие, хватаю за голову и ломаю шею. Тут даже их хвалёная гибкость не поможет.
Другие двое отскакивают, словно их кипятком ошпарили, и с расстояния следят за каждым моим движением. Отпускаю их товарища, тот падает на землю. Шагаю назад и занимаю боевую стойку, готовясь к новой атаке. Йа-йин испугались. Думали, задача раз плюнуть. Плохо их подготовили.
С йа-йин драться непросто. Они совершенно непредсказуемые. Тощие, с двойными суставами, и двигаются, будто скользят. Такое чувство, словно угрей руками ловишь. Йа-йин быстрые, и вдобавок постоянно меняют техники, надолго не останавливаются ни на одной. Принимают неожиданные решения, нападают тогда, когда, казалось бы, надо защищаться. Эта хаотичность — их главная сила и одновременно главная слабость. Трудно угадать, что йа-йин предпримут в следующий момент, зато они допускают много ошибок.
Смотрю врагам в глаза — большие, чёрные, в форме капли. Лица узкие, серые. Единственные отличительные индивидуальные черты — форма скул, бровей и черепа. Противники мои одеты в обтягивающие боевые костюмы, фасон которых наверняка имеет какой-то смысл, но мне он неизвестен. Зато для йа-йин это чрезвычайно важно. У одного к рукавам и штанинам прикреплены полосы материи, что-то вроде лент, которые эффектно развеваются при каждом движении.
Йа-йин медленно приближаются ко мне, словно два танцора, совершая взмахи иглами. Своими движениями они дают знать друг другу, что собираются предпринять. Это их способ совещаться.
Повторяю мантры чуа-кин, чтобы чувства обострились. Готовлюсь к схватке и физически, и морально. Опьянение постепенно отступает. Если надо, могу протрезветь меньше чем за минуту.
Зря вы дали мне время собраться с силами, мысленно говорю йа-йин. На этот раз эффект неожиданности не поможет.
Противники набрасываются на меня оба разом, размахивая иглами, пытаясь меня достать. Целят в глаза, в сердце, в заднюю часть шеи. Но каждый раз иглы пронзают воздух. Я пригибаюсь, отклоняюсь, отскакиваю в сторону. Йа-йин, надо сказать, достойные противники — пока ни один мой удар не достиг цели, зато от иглы, нацеленной в лодыжку, успела увернуться только в последний момент.
Откатываюсь назад, но они настигают меня прежде, чем успеваю подняться на ноги. Блокирую их выпады, избегая всех четырёх игл. Потом замечаю слабое место противника. Вижу хороший шанс там, где другой, не такой тренированный воин ничего бы не заметил. Уклоняюсь от удара, зажимаю одну иглу между ладоней и ломаю её.
Потом оборачиваюсь и бегу к низкому склону сбоку от тропинки. На ходу достаю клинки, подаренные Детьми Солнца. Теперь у противников осталось всего три иглы, а значит, можно и самой переходить в нападение.
Йа-йин гонятся за мной по пятам. Взбегаю на склон и, оттолкнувшись, прыгаю. Благодаря этому игла проходит рядом, не задев живот, зато успеваю ухватить атакующего за локоть и выворачиваю руку, вывихнув оба сустава.
Йа-йин вопит. Ошеломлённый болью, он глядит на покалеченную руку, а значит, на секунду теряет бдительность. Он как раз находится между мной и вторым нападавшим, так что времени у меня полно. Приземляюсь, прокручиваюсь вокруг своей оси и сворачиваю ему башку.
Остался последний — тот самый, у которого ленты. Как и двое других, он босиком. Стоит на цыпочках, готовясь нанести удар. Теперь он стал ещё осторожнее, однако бежать вроде бы не собирается. Йа-йин бесстрашны в бою. Вот и хорошо, потому что, бойся не бойся, шансов у него нет.
Могла бы попытаться взять его живым, но проку в этом никакого. Не зря убийцы йа-йин считаются одними из лучших в своём деле. Можно не бояться, что они признаются, кто их нанял. Даже если начнут говорить, их всё равно никто не поймёт.
Кроме того, я и без него знаю, кто хочет меня убить. Их мог подослать только один человек. Из всех, кому известно, что я снова в Вейе, он единственный, кто может позволить себе нанять таких дорогих убийц и у кого есть причина прикончить меня, да так, чтобы никто не смог его вычислить. Но этот человек совершил одну маленькую ошибочку. Недооценил меня.
Он мог бы отдать приказ казнить меня, но тогда пошли бы разговоры, а ему это невыгодно. Мог бы дать задание Кадровому составу, уж они-то сражаются получше йа-йин. Но был риск, что я смогу отбиться и тогда сразу пойму, в чём дело.
Зря старался, Ледо. Я уже всё знаю.
Третий йа-йин кидается на меня. Начинается схватка. И почти сразу же заканчивается.
Глава 39
За все десять лет жизни такое чудо мы увидели в первый раз. Сжимаю руку лучшей подруги Аилы. Сидим в задней части повозки и вертим головами во все стороны, любуясь поистине сказочным зрелищем. Наш хозяин Хорик снисходительно глядит на своих рабынь, смеётся и шутит, называя эскаранцев дикарями. Говорит — приятно видеть, как мы восхищаемся красотами их великой страны. Это ли не доказательство, что здесь нам намного лучше, чем там, откуда нас забрали силой?
Это место называется Пещерами Серебряного света. На гуртском это звучит поэтичнее, но перевод не передаёт всех нюансов. Как я узнала намного позже, этот регион располагается совсем недалеко от границы. Гурта дорожили Пещерами Серебряного света как национальным достоянием, пока их не разрушила война. Пещеры обладали величественной, дикой красотой и не могли сравниться ни с чем, что я видела до или после. Но потом здесь появились бомбы, чернокрылки, осколочные пушки. Теперь Пещеры Серебряного света существуют только в людских воспоминаниях.
Вереница повозок катится по мосту из натурального камня, непонятно как перекинутому через глубокую пропасть и тянущемуся от одного края до другого, будто щупальце. Мост покрывают россыпи переливающихся кристаллов. Преломляя цвет, они сияют разными красками. Стены пещеры опоясывают прожилки какого-то минерала, отражающего свет подобно серебряному зеркалу. Со склонов свисают разноцветные лишайники, кругом в изобилии растут грибы, которых нам раньше даже видеть не приходилось. По дну пропасти протекает река с водой идеально голубого цвета. Пенясь, она стремительно несётся вперёд, а над поверхностью кружат гигантские многокрылые насекомые.
Из-за серебристых прожилок свет в пещере ослепительно-ярок. Мы боялись, как бы не ослепнуть от белого сияния, но отвести глаз от такой красоты не могли. Да и вообще, если бы нам действительно грозила такая опасность, хозяева бы нас предупредили. Гурта мудрые, и они заботятся о нас, ничтожных, так же, как о любимых домашних животных. Это обнадёживало.
— Даже представить не могла, что такое вообще бывает, а ты? — спрашивает Аила. По-гуртски, конечно. От восторга у неё перехватывает дыхание. — Удивительно!
Восхищённо качаю головой и отвечаю, тоже на гуртском:
— Как же я благодарна хозяевам, что позволили нам увидеть это чудо…
— Да, наши хозяева очень добры, даже к таким ничтожествам, как мы…
Эскаранский язык я забыла. Жизнь до рабства кажется очень далёкой, помню её довольно смутно, да и не хочу вспоминать. Теперь все мои мысли и слова — на ритуальном гуртском. Взгляды на жизнь сформированы годами жёсткого, сурового обучения. Но со временем я смирилась с тем, что невежественна, что принадлежу к низшей расе, и в конце концов начала благодарить учителей за долготерпение, извиняться за собственную глупость и обещать, что впредь выкажу больше прилежания. Язык давался труднее всего, а вот мозги мне промыли в момент.
