Алексей Кацай - Ад
— Ларик! — Бабий даже заверещал, резко оборачиваясь к Ляльке. — Он у меня схему украл! Ту, что Беловод давал!
— Успокойся, Дымок, успокойся, — зачастила Лариса Леонидовна, уничтожающе поглядывая на меня, — Вячеслав Архипович уже знает о том, что его план у господина Волка, и, кажется, ничего против этого не имеет. Да и хотел же, в конце концов, дядя Слава, чтобы документы у Романа были. Ты же помнишь?
— Сговорились! Сговорились… — сделал Дмитрий шаг назад. — Я же вам говорил, что они с Паламаренком что-то задумывают! Чего бы это господин Волк возле него крутился? Что у них там, на нефтеперерабатывающем, произошло?
Ах ты недоносок! Кулаки у меня сжались сами собой, сминая бумажку с планом, и я угрожающе двинул на Бабия. Между нами вскочила Лялька, толкая меня в грудь обеими руками, а Бабий отбежал подальше и вопил оттуда:
— Сговорились, сговорились! С кем сговорились? С прохиндеем, который никого не жалеет: ни любимых, ни друзей, ни жизнь вообще! Он, видите ли, придумал, как кремнеорганику уничтожать! А что у нее, может, тоже душа есть, ты подумал? Подумал? С кем сговорились! Да он лазер соберет, чтобы полевую форму жизни уничтожать, тарелки летающие, с которыми люди сотни лет встретиться хотели!..
Глаза у меня застлала красная пелена, ставшая особенно плотной тогда, когда я услышал, что не жалею ни друзей, ни любимых. Однако это не помешало мне малюсеньким краешком обозленного сознания понять, что этот недоносок подбросил мне красивую идею. Ведь о том, что при потребности можно останавливать тарелки с помощью лазера, я не подумал. Впрочем, я и сейчас не думал об этом, сбивая Ляльку с ног и бросаясь к Бабию. Очевидно, вид у меня был еще тот, потому что Дмитрий Анатольевич внезапно поперхнулся на полуслове, быстро развернулся на месте и рванул в сторону проходной, на бегу сплевывая какие-то скомканные фразы.
Я обезумевшей кометой бросился было за уфологом, но меня остановил истошный вопль, раздавшийся позади:
— Роман, Роман, не надо, умоляю тебя!
Лялька плакала. Суровая, независимая и ироничная женщина по имени Лариса Леонидовна Яременко, на дух не переносящая бабских, как она говорила, слез, рыдала, закрыв лицо ладонями и вздрагивая всей такой одинокой на фоне пустого полигона фигуркой. Только сейчас я заметил, как она похудела за последние дни.
— Ляля, Лялечка, не надо! — подбежал я к ней. — Не надо, родная. Успокойся. Ну, погорячились немного, разберемся, все устроится.
— Не устроится, не устроится, — сбросила она с плеча мою руку, которую я было положил на него. — Ничего не устроится. Или вы, глупые, не видите, что вокруг творится?! Куда Дмитрий побежал, куда?.. Где его теперь искать?.. Боженька-а-а, — даже захлебнулась она, — как я устала!..
— Да никуда он не денется! Побегает, остынет да и вернется. Ничего с ним не станется. А нам с тобой, действительно, за всю окружающую среду думать надо. Азот вывезти, лазер собрать… Оружие нам надо.
— А ты, оказывается, совсем олухом стал, — мгновенно прекратив плакать и дернувшись всем телом, тяжело всхлипнула в последний раз Лялька. — Какой лазер? Как ты его соберешь? Ведь схема-то по сборке у него, у Дмитрия…
4
Со стороны, наверно, все это напоминало утренние события. Переполненная палата, нож за поясом, на койке — Беловод, на груди — Лианна. Но что-то изменилось. Вячеслав Архипович выглядел каким-то осунувшимся, Лианна — возбужденной, а за моей спиной замерла ужасно апатичная Лариса Леонидовна. Эта апатия, абсолютно не присущая моей Ляльке, больше всего и беспокоила меня все то время, пока я собирал по всему полигону детали лазера, обертывая их тряпьем и пряча в бумажный мешок, найденный в одном из помещений. Пока руководил размещением термосов с азотом в салоне автобуса. Пока объяснял водителю, где надо свернуть с дороги, чтобы подъехать к больнице химии. Пока отправлял его к Мирошник, инструктируя по поводу обращения с термосами.
Больше Лялькиного состояния меня беспокоила, но где-то на подсознательном уровне, только проблема нахождения Беловода в непосредственной близости от Мельниченка. И сейчас, глядя на профессора, с которым не произошло ничего более ужасного по сравнению с тем, что уже произошло, я чувствовал некоторое облегчение. «Некоторое» из-за того, что вид у того был каким-то неуверенным.
Засунув мешок с запчастями под кровать, я присел на ее краешек (рядом — Лялька, в ногах, с портфелем Алексиевского, — Лианна):
— Как дела, Вячеслав Архипович?
Тот слабо улыбнулся в свои козацкие усы:
— Как и дала. А что у вас?..
Он бросил быстрый взгляд на Ляльку и, не ожидая ответа, взял меня за шею, привлек к себе и тихонько спросил на самое ухо:
— Что с ней?
Я на мгновение сник и так же тихо ответил:
— Да… Дмитрий где-то потерялся.
— Этого еще только не хватало, — откинулся Беловод на подушку, — а…
— Подождите, подождите, Вячеслав Архипович, — перебил я его, решив сразу поделиться с ним своими сомнениями, — вас тут никто не беспокоил?
Профессор, не поняв, хлопнул глазами.
— Н-ну, — продолжил я, — Мельниченко не появлялся?
— А что ему здесь делать? Нет. Тамара несколько раз забегала.
— Тамара? — чуть не подпрыгнул я. — Гречаник?
— Ну да. А чего это тебя так поразило? Мы с ней давние… не враги. Вот, сока мне принесла, — он кивнул на подоконник, на котором стоял надорванный картонный пакет виноградного «Смака». — Спрашивала, не нашел ли ты Лианну. Волновалась из-за того, что не успела тебе рассказать о том, что и я с девушкой в одной палате скучаю…
Я вспомнил свой разговор с Гречаник возле женского туалета и то, как она на полуслове оборвала фразу «там еще лежит…». Оборвала, застигнутая врасплох просьбой Мельниченка зайти к нему. Таким образом, Тамара уже тогда знала, что Беловод находится рядом, и, значит, знал и Мельниченко. Но тогда…
Тогда все мои версии и логические построения летели кувырком. Ну если и не все, то добрая их часть. И хотя мне надо было бы этому радоваться, я ощутил лишь пронзительную внутреннюю пустоту.
— Ладно, — стиснув зубы и тряхнув головой, произнес я, — ладно. Значит, все хорошо, — я посмотрел на Лианну, которая, обняв портфель, влюбленно смотрела на меня, и перевел взгляд на Беловода. — Однако что-то вы осунулись, Вячеслав Архипович. Раны дают себя знать?
Тот уперся взглядом в потолок:
— Дают, Роман, дают. Но в границах мною дозволенного. Мне кое-что другое покоя не дает. Но ты сначала расскажи, что там во внешнем мире происходит, а потом мы наши впечатления сопоставим.
Медленно, запинаясь, а потом все уверенней я сжато изложил Беловоду схему всех событий, произошедших со мной за время отсутствия. Опустив, на всякий случай, факт обстрела некоего столичного журналиста, который случайно попал в круговорот непонятных ему событий. Пусть этот журналюга сначала сам в них разберется, а потом будет другим повествования повествовать! Когда я дошел до сюрреалистического дивана, стоящего посреди улицы, профессор мягким жестом остановил меня и обратился к Ляльке:
— Ляля, доченька, может, ты дальше продолжишь?
И Лариса, как я перед этим, сначала нехотя, а потом все живее и живее закончила мой репортаж. Мне показалось, что каждое слово срывает с моей бывшей жены какие-то оболочки. А когда она сочно описала мою ссору с Дмитрием, то обрывки этих оболочек полетели как куски разбитого панциря, больно осыпая меня и раня злой — даже зловещей! — иронией. Рядом сидела уже былая Лялька, независимая, ироническая и внутренне ощетинившаяся. Нет, умеет все-таки Вячеслав Архипович племянниц в себя приводить!
Но, как я понял, это его не успокоило. Наоборот, чем ближе было окончание нашего рассказа, тем более хмурым становился Беловод. В конце концов, это заметила и Лялька.
— Что-то не так, дядя Слава? — обеспокоенно спросила она, ерзая по кровати.
Тот немного помолчал, а потом хрипло произнес:
— Все не так. Все плохо. Не нравится мне эта агрессивность тарелок, да и вообще… Вот и к нам, говорят, все больше раненых поступает с лучевыми ожогами. Что-то не то…
— И откуда эта пакость на нашу голову! — даже зашипел я. — Век бы думал — не придумал, что могу стать героем какого-то дурацкого триллера!
Беловод утомленно прикрыл глаза:
— Откуда, говоришь… Есть некоторые соображения. Но… Но давайте делом попробуем заняться.
Даже со стороны было заметно, что ему что-то мешает сосредоточиться, однако профессор пересилил себя:
— Значит, говорите, Дмитрий обиделся на весь мир и убежал? Плохо. С одной стороны, я его понимаю, но с другой… Надо вам найти Димку. Обязательно надо. А пока… Ты все детали собрал, Роман?
Я выудил из кармана план, на котором все крестики, кроме красного, обводились мной кружочками по мере того, как я складывал запчасти в мешок. Тяга к порядку всегда считалась одной из моих добродетелей. Вот только Ляльке она почему-то не очень нравилась.
