Александр Афанасьев - Время героев ч. 2(СИ завершена)
Темная комната — но вещей много, обставлена богато — совсем не так, как в тех домах, через которые они прошли. Ковер на полу, ковры на стенах, подушки, застеленное возвышение для достархана — здесь достархан накрывают для самых почетных гостей, для самых серьезных переговоров, так в этом доме питаются совсем в других комнатах, отдельно мужчины и отдельно женщины как положено. Первым в комнате оказывается Араб, наверное, самый опытный из всех, выживший в десятках перестрелок и не намеревающийся подохнуть здесь, в нищем приграничном афганском городке. Кажется почему-то, что в этой комнате никто не живет уже десятки и десятки лет.
Глаза улавливают что-то на достархане…
— Аллах всемогущий…
Это не Араб, это Бес, он тоже в комнате. Лазерные лучи, скрещиваются на богатом медном блюде для плова, стоящем посреди достархана. На блюде — отрезанная по подбородок голова. Рядом лежит сабля… по-видимому, одна из тех, которые в изобилии висят на стенах. Афганцы не признают декоративное оружие, у них оружие выполняет только одну функцию, ту самую, ради которой его и делают — убивает. Похоже, в данном случае сабля убила своего хозяина.
Лучи инфракрасных фонарей шарит по комнате, в приборе ночного видения он все равно, что луч обычного света, видимый невооруженным глазом.
— Ничего не трогать…
Араб не понимал местных, он знал, как с ними надо обращаться — но не понимал. Он был родом из казаков, и то, что он родился на Ближнем Востоке, только закалило его характер. Он знал, что нельзя сдаваться. Над нами нет никого кроме Господа нашего. Сражаться всегда нужно до конца…
Он не понимал людей, которые могут встать на колени, и чтобы им палач отрубил голову. Он не мог понять некоторых нравов, которые как оказалось, царили в Персии — исполнение приговора преступникам в некоторых случаях поручали не родственникам жертвы, а родственникам осужденного! Он не только никогда не смог бы исполнить подобный приговор — но забыл бы о долге, вступив в беспощадную, кровавую борьбу с теми, кто этот приговор вынес. А здесь — жили по-другому…
— Если он и переметнулся — то не по своей воле.
Да уж…
Араб подошел ближе. Проверил сначала — нет ли растяжки, не надет ли пояс шахида — только потом проверил пульс.
— Он жив!
Зверь прошел к окну, взглянул — и тут же бросился назад, к двери…
— Ложи-и-ись!
Они едва успели упасть — а Бес одним прыжком выскочил из комнаты и рухнул на пол в коридоре. Выстрел гранатомета, прочертив в ночной тьме дымную полосу, пробил стекло, врезался в крышу и взорвался, осыпая комнату осколками…
— Черт, держать лестницу! Связь с Громом… мать!
— Все целы…
— Связь…
Знакомый рокот тридцатимиллиметровой пушки, грохот разрывов за окном, пыль и гарь, летящие в комнату через разбитые окна. Тридцатимиллиметровая затихла, забухали разрывы пятидесятисемимиллиметровой — уже на всех азимутах от дома.
— Гром — один, здесь Мосин один, вошли в адрес, что, черт возьми, происходит на улице, прием?
— Мосин один, это Гром один. У вас проблемы, адрес окружается со всех сторон, мелкие группы по четыре-пять человек, с РПГ. Мы поставили заградительный огонь, но через пять минут мы уйдем на дозаправку. У вас не будет поддержки примерно двадцать минут. Вопрос — вы справитесь, прием?
Еще десять минут назад можно было бы с уверенностью сказать, что да, справимся. Но не сейчас — когда задание полетело ко всем чертям
— Гром один, это Мосин — один, скрытность ко всем чертям, повторяю — скрытность ко всем чертям. Адрес взят, повторяю адрес — взят. Нам надо просто уносить отсюда ноги из этого осиного гнезда, пока не взошло солнце, прием.
— Гром один, это Мосин один. Пока вы здесь, над нами — просим пробить коридор, за оставшиеся пять минут, это возможно? Пробить всем, что есть. Мы выйдем из адреса как раз через пять минут, прием.
— Мосин один, сделаем все, что в наших силах. Держитесь и ждите нас, прием…
— Кажется, они их ждали. Тут настоящее осиное гнездо, мать их…
— Не отвлекаться. Что у нас еще осталось?
— Большой — исчерпан на шестьдесят процентов. Малый — примерно половина еще осталась.
— Хорошо, пробиваем коридор. Работаем малым. Огня не жалеть.
— Принято…
— Сильно?
Зверь скривился — от одного из осколков его не спас даже кевлар. На самом деле все выглядело не так, как было на самом деле — но крови было много.
— Дойду…
— Пойдешь третьим.
— Это твое место.
— Я сказал, пойдешь третьим! — психанул сходу Араб.
Третье место в колонне было самым безопасным.
Изображение, передаваемое по термоканалу, выглядело так — к земле направлялся белый пульсирующий поток и рассыпался на земле ослепительными белыми брызгами. Если на земле под этого поток попадала машина — она взрывалась, если крыша дома — она рушилась. Если человек — его отбрасывало в сторону, а то и разрывало на части. Система была простой, приноровившись ей можно было работать вручную, как в семидесятые — восьмидесятых, нужно было только набить руку брать правильное упреждение…
— Перегрев, система два нестабильна — прозвучал в наушнике голос бортинженера — заканчивайте развлекаться, топлива в обрез…
— Одна минута.
Новая обойма заряжается в бывшую зенитную пушку калибра 57, новая серия вспышек на земле — и там, где бежали двое с какими-то трубами на плечах — остались только белые, изломанные фигурки.
— Вот… так.
— По фронту чисто…
— Начать движение. Ушки на макушке.
Если еще полчаса назад это был обычный, нищий афганский город — сейчас это был город, подвергшийся удару. Восемь килограммов стали в секунду, которые пушка Громовержца вываливала на землю — это серьезно. Кто-то где-то кричал, кто-то просто затаился в домах, не рискуя высунуться, кто-то готовился воевать, только не знал с кем. На улицах — горящая техника, какие-то обломки, трупы — тех, кому не повезло быть застигнутым на открытой местности.
— Идем быстро! Не отставать.
Все понимали — Громовержец пробил им коридор, но взбудоражил весь город. Чем быстрее они уйдут дальше от адреса — тем меньше шансов, что тут и останутся, растерзанные разъяренной толпой. А еще надо вытащить Хайдара — живым, желательно
— Старая крепость… Это что такое?
— Кали и Джанги… — ответил Араб, который был неплохим специалистом по Афганистану — построен хрен знает когда в военных целях. До недавнего времени использовалась королевской армией, там стояла часть коммандос.
— А теперь?
— А бес его знает… Бандюки там. Но там — наша точка выхода… если дойдем.
— Бандюки там… — сказал Бес, едва не поскользнувшись на чем-то, что лучше было не видеть — полна крепость душманья. Кстати, Араб — глянь-ка!
Араб посветил фонариком, поставленным на инфракрасный режим — и даже присвистнул от удивления.
Это был Ошкош — его характерную кабину, чем-то напоминающую лезвие колуна — не спутаешь ни с чем. Либо североамериканский, либо лицензионный, британский — он использовался и в той и в другой армии как тяжелый транспортер. В основном как тяжелый топливозаправщик, для установки систем ПВО, легких ракетных систем, установок контроля периметра — но были и просто тяжелые грузовики. Именно такой, судя по виду, был перед ними — его не достал Громовержец, потому что его загнали в узкий проезд между зданиями.
— Лис, а ну, глянь.
Лис черной тенью метнулся к трофейной машине, остальные заняли оборону. Стреляли со всех сторон — но стреляли хаотично, в основном — в воздух, надеясь отогнать то ли нанесшие удар вертолеты, то ли злых шайтанов. Командования у противника не было никакого, очевидно было, что огневой налет Громовержца сломил его и отбил охоту к любым активным действиям. Первые Громовержцы, еще с четырьмя старыми максимами появились над Востоком в конце сороковых — и через несколько лет наступило замирение. Глядя на то, что творилось в Мазари-Шарифе — было понятно почему.
За спиной глухо взревел восьмицилиндровый дизель — и в этот момент автоматная очередь легла совсем близко от занявших оборону спецназовцев. Бес ответил парой очередей из своего РПД…
— Двинулись! Пошли, пошли!
Бес и раненый Зверь — в кузов, потому что у них двоих пулеметы. Лис за рулем, Араб рядом — нельзя, чтобы водитель был в кабине один, потому что если водителя убьют — машина остановится. Маячок на крышу — неизвестно, когда вернется Громовержец, на поддержку могут послать звено штурмовиков, и погибнуть от ракет и снарядов своих было бы обидно. До Кали и Джанги — полчаса пути…
— Мосин один два, здесь Мосин один-один, как слышишь?
— Норма.
— Не стреляй без надобности. Пусть думают, что мы свои.
— Принял…
