Павел Корнев - Падший
Но если так, не слишком ли многое он оставил на откуп случаю?
Пакет с безе опустел, я купил в палатке газированной воды без сиропа, напился и уселся на свободную скамейку под фонарем. Желая упорядочить мысли, достал блокнот и принялся рисовать на нем простенькую схему: квадраты и прямоугольники, соединенные стрелками. Люди, события, действия.
Покушение в дирижабле поставил отправной точкой, ненадолго задумался над ролью своих случайных спасителей, но подозревать их в некоем тайном умысле не стал. Я бы и без них добрался до берега вплавь.
Другое дело — индус. Он был пешкой, но именно эта пешка сделала первый ход, одурманив меня в варьете. Сомнений в этом не было ни малейших. Иначе бы от него не избавились.
Но зачем ему поручили сделать это? Кто-то хотел свести меня с Лилианой?
Бред! Даже если не брать в расчет тот немаловажный факт, что я по собственной инициативе зашел в варьете, никто не мог предположить, что мне взбредет в голову покинуть его через черный ход! Кстати, а почему я вообще так поступил?
Я нахмурился, напрягая память, и прищелкнул пальцами.
Мим! Невероятный Орландо развлекал гостей у главного входа, а мне тогда уже просто осточертели его шутки и фокусы. Вертлявый мим до сих пор вызывал глухую неприязнь. Всякий раз, когда видел его…
Всякий раз? А ведь верно!
Мим был в варьете. Мим раздавал карты перед спиритическом сеансом. И сегодня кривлялся у баллонов с гелием тоже он! И как итог: знакомство с Лилианой, ее транс и разгадка покушения на кронпринцессу Анну! Не слишком ли много совпадений?
Я убрал блокнот в карман, оглядел начавшую пустеть площадь и поспешил к Шарлю Малакару, который уже складывал мольберт.
— Шарль! — остановил его. — У меня выгодное предложение!
— Лео! — вздохнул слепой рисовальщик. — Если бы я хотел рисовать портреты преступников, работал бы в полиции.
— Уверяю, тебе понравится, — усмехнулся я и засунул в нагрудный карман художника ассигнацию в пятьдесят франков.
Шарль номинал банкнот определял едва ли не по шороху и потому удивленно присвистнул:
— Да ты никак разбогател?
— Именно! И для этого даже не пришлось грабить банк. Угощайся.
Старик принял сахарное печенье и покачал головой:
— Неисправимый сладкоежка!
— Так ты поможешь?
— Ну что с тобой делать? Садись!
Я развалился на кушетке и закрыл глаза.
— Вытяни все, что сможешь, из моей памяти, — попросил художника. — Убери грим и дурацкую шапочку. Меня интересует, как выглядит человек без них.
— Работать в полицейском стиле?
— Было бы неплохо.
Шарль закрепил на мольберте новый лист, взял карандаш и потребовал:
— Расслабься! Твой талант слепит меня, будто лампа в сотню ватт!
Я постарался, и хоть получилось не с первого раза, но в итоге на холсте возникло лицо мужчины лет тридцати, с прямым носом и впалыми щеками. Он был мне незнаком.
— Точно он? — засомневался я.
— Точно, — подтвердил слепой рисовальщик. — Без грима ты увидел бы его именно таким.
— Отлично!
Убрав рисунок в карман, я помог Шарлю собрать пожитки и подозвал извозчика.
— Эй, Лео! — окликнул меня художник. — Твой пакет!
— Оставь себе! — отмахнулся я, запрыгнул в свободную коляску и скомандовал: — На вокзал!
Накатил азарт, сладкого больше не хотелось. Я толком не помнил, когда ожидался следующий поезд на Новый Вавилон, а времени в запасе уже не оставалось. Так или иначе, все разрешится завтра. И мне чертовски хотелось встретить грядущие события во всеоружии.
Повезло. Почтовый поезд с западного побережья делал остановку в городе в десять ноль две, даже почти не пришлось ждать. Едва успел купить в газетном киоске конверт, набросать инструкции для Рамона Миро и вложить их к портрету мима. Дальше все прошло без сучка без задоринки, просто перехватил возвращавшегося из уборной машиниста и вручил ему конверт и десять франков за труды в обмен на обещание доставить корреспонденцию в целости и сохранности.
Подождав, пока состав тронется в путь, я прямо с вокзала отправил бывшему коллеге телеграмму с просьбой оказать небольшую услугу и отправился домой.
Если мим хоть раз попадал в поле зрения полиции метрополии, Рамон через своих знакомых выяснит его настоящее имя. С отпечатками пальцев это вышло бы несравненно проще, но я ни разу не видел Невероятного Орландо без белых перчаток, поэтому даже не стал тратить время, пытаясь раздобыть вещь, которая побывала у него в руках. Надеюсь, запомненных мной примет окажется достаточно, чтобы прищучить ловкача. Рост, сложение, цвет глаз, навыки фокусника — это вовсе не так мало, как может показаться на первый взгляд.
По ночным улочкам я ходить не стал и столковался с одним из дежуривших на привокзальной площади извозчиков. Тот доставил меня на место буквально за десять минут.
Я расплатился и только прошел в калитку, как с крыльца поднялась фигура в темном плаще. Рука сама собой стиснула рукоять «Цербера», большой палец сдвинул флажок предохранителя, и едва слышно треснул электрический разряд, но тут незваный гость откинул с головы капюшон, и в темноте летней ночи забелело бледное, словно мел лицо Лилианы.
— Лео! — со слезами в голосе прошептала девушка. — Они собираются тебя убить!
Глава шестая, или Долгожданные ответы и немного тьмы
Шок — это не только тогда, когда человек впадает в ступор от неожиданного известия. Зачастую в шоковом состоянии люди успевают натворить таких дел, что после только диву даешься, откуда взялось столько сил.
Жизнь приучила меня в критических ситуациях не замирать на месте, превращаясь в неподвижную мишень, и потому первым делом я затащил Лили в дом, потом задвинул засов и лишь после этого спросил:
— Кто и зачем?
Лилиана всхлипнула:
— Туги, Лео! Это моя вина — из-за отказа выступать они собираются тебя убить!
— Стой! — приказал я, налил из графина воды и всучил стакан подруге. — Пей!
Руки Лилианы ходили ходуном, она даже облилась, но все же пересилила себя и начала пить, выстукивая зубами о стекло звонкую дробь.
— А теперь давай по порядку, — успокаивающе погладил я гостью по плечу, помогая снять плащ. — Какое конкретно обстоятельство навело тебя на мысль, будто мне угрожает опасность?
— Да письмо же! — всплеснула руками Лилиана и полезла в сумочку. — Оно лежало под подушкой! Я нашла его, когда ложилась спать!
— Позволь, — попросил я, забирая мятый листок, заполненный крупными печатными буквами, словно автор намеревался скрыть свой почерк или же попросту был малограмотен.
Никаких зацепок послание не дало. «Станцуй — и богиня отпустит. Откажешься — он умрет», — и все.
— Хм… — промычал я. — И ты кинулась ко мне посреди ночи, чтобы предупредить? Не могла послать записку?
— Лео, ты не понимаешь? Я никому не могу доверять! Вдруг это один из них?
— И конечно, лучше поехать одной…
— Ты дал мне пистолет!
— А родители? Что подумают они?
— Я уже взрослая! — отрезала Лилиана, прижалась ко мне и заплакала. — Лео, мне так страшно! Я боюсь тебя потерять! Я никогда себе этого не прощу…
— Никто мне ничего не сделает, — пообещал я, обнимая подругу. — И тебе — тоже. Я этого не допущу.
— Лео, это же туги! Они неуловимы!
— Вздор.
— И вовсе не вздор!
Лилиана подняла на меня залитое слезами лицо, и я осторожно поцеловал ее; на губах остался соленый вкус. Лили задрожала, и я потребовал:
— Прекрати истерику!
— Я не истеричка!
Но я ничего не стал слушать, подхватил Лилиану на руки и понес в спальню на второй этаж. Нам обоим стоило успокоить нервы, а мне был известен надежный способ добиться этого если уж не самым быстрым образом, то самым приятным — совершенно точно.
Потом я лежал в полной темноте, прислушивался к легкому дыханию ночной гостьи и пытался разобраться в своих чувствах к ней. Страсти не было, но меня влекло к Лилиане, сильно влекло. И уж точно не хотелось причинить ей боль.
Я должен был позаботиться о ней. И собирался сделать все, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Но не сейчас, утром.
А сейчас только и оставалось, что лежать рядом и не шевелиться, пусть и начинала отниматься затекшая рука.
Я думал. Думал о том, что настроения Лилианы схожи с маятником, который кто-то хитрый раскачивает из стороны в сторону и увеличивает амплитуду движения. Осторожно-осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить хрупкий механизм.
Безопасность — испуг. Уверенность в собственных силах — нервный срыв. И так — без остановок и передышек.
Или раскачивали вовсе не ее, а меня?
Лилиана вдруг открыла глаза и спросила:
— О чем задумался?
Я с облегчением высвободил затекшую руку и откинул с девичьего лица черный локон.
