Василий Головачев - Триэн
Катер заметили.
Яхта «Труффальдино» была далеко не морского пользования, но всё же она была достаточно крупной: от носа до кормы – двадцать пять метров, две палубы, верхний спардек с рубкой управления футуристического вида – похожей на клюв экзотической птицы, два ряда иллюминаторов по бортам.
Люди в синих с белым робах – матросы появились на второй палубе, переходящей в кокпит такого же футуристического вида, что и рубка.
– Двое, – заметил Тимур, сидящий за козырьком катера и небрежно держащий штурвал.
– Вижу, – отозвался Костя.
Катер продолжал шлёпать по воде в том же направлении, намереваясь пройти совсем близко от яхты.
На палубе появились ещё двое пассажиров, но уже в чёрном. Это были телохранители Дворковица.
Тимур взялся за бинокль.
– Вроде как люди с виду…
– Они и есть люди, – буркнул лейтенант. – Ксеноты умеют выбирать себе слуг, тем более что злобно-лживых тварей, подонков и нравственных уродов среди людей хватает. Им всё равно кому служить. Опусти бинокль, начинаем работать.
Тимур спрятал бинокль.
Катер подошёл на расстояние около полусотни метров к яхте, снизил скорость.
– Давай!
Тимур скрылся в люке, ведущем под кокпит.
Мотор катера внезапно затрещал (трещал, конечно, не мотор, трещотка была приготовлена заранее) и задымил.
Костя сбросил скорость до нуля, выключил мотор.
Катер по инерции прошёл ещё метров двадцать и остановился, покачиваясь на им же поднятых волнах.
Из трюма высунулся Тимур, проорал: «Горим!» – снова скрылся под кокпитом.
Костя бросился за ним, боковым зрением отмечая, что зрителей на борту яхты стало больше.
Несколько минут шла «борьба с огнём» (имитация удалась, дыму вырвалось из люка много), потом на палубу вылез Костя, весь грязный, в рваной тельняшке, вытер руки ветошью.
– Эй, что там у вас? – прокричали ему.
Он выругался, провёл ветошью по лицу, прокричал в ответ:
– Движку п…дец! Накрылся медным тазом, старый. Не поможете?
– Чем?
– На буксир возьмите, до деревни какой-нибудь отбуксируйте.
– Сами добирайтесь, – мрачно посоветовал один из парней в чёрном. – Мобила есть? Звони, вызывай спасателей.
– Да кто ж сюда сейчас поплывёт? Вечер на носу. А вам всего-то полчаса потратить. У нас и вёсел-то нету.
– Руками гребите, – пошутил сосед телохранителя, такой же здоровяк.
Костя сплюнул.
– Спасибо за добрые слова, урод, да только засунул бы ты свои советы себе в жопу!
– Чо ты сказал?!
– Чо слышал.
Из люка показалась голова Тимура.
– Ну, чего они?
– С-суки! – громко, так, чтобы его услышали на яхте, сказал Костя, махнув рукой. – Олигархи грёбаные! Давай ремонтироваться.
Он был уверен, что стрелять телохранители Дворковица не рискнут, зато грубые обидные слова наверняка должны заставить их запсиховать и устроить показательную порку матросам катера. Подобные им типы были уверены, что именно они являются повелителями жизни.
Команда Дворковица отреагировала на его эскападу как он и рассчитывал.
Матросы шустро спустили на воду лёгкий ялик, в него спрыгнули два телохранителя в чёрном и матрос.
Ялик оказался миниатюрным катерком, снабжённым водомётным движителем. Загудело, зашипело, и он заскользил по водной глади к катеру триэновцев.
– Приготовься, – сказал Костя, глянув на часы. – Наши должны уже быть здесь.
Ялик лихо развернулся, окатив волной корму катера…
Дно яхты повисло над головой тушей сдохшего кита.
– Я поднимусь на борт, – сказал Солома в микрофон ультразвуковой рации, – открою донный створ для аквалангистов. Как только он начнёт открываться, вы врываетесь в трюм.
Бойцы показали большие пальцы, подтверждая приказ.
Виктор поднырнул под киль, плавно поднялся к урезу воды, высунул световодный перископ.
Горизонт был узок, но всё же передаваемое изображение давало представление о снимаемом пейзаже: с борта яхты никто в воду не смотрел.
Стали слышны голоса, доносившиеся с другого борта. Разобрать, что говорят, было невозможно, однако Соломин понял, что матросы обсуждают ситуацию с приблизившимся катером Кости и Тимура. Освободившись от акваланга, ласт и дополнительного оборудования, Виктор подвесил сетку с ними к килю на липучке, надел на ладони ещё две липучки, способные удержать человека массой больше ста двадцати килограммов на отвесной стене, и ловко взобрался по борту до первой палубы, минуя иллюминаторы.
Борта первой палубы оказались забранными решётками и листами прозрачного стекла, поэтому пришлось карабкаться выше, до второй палубы.
К счастью, пассажиры и матросы яхты всё ещё были увлечены разыгранным Костей спектаклем и на противоположный борт не смотрели. Расчёт Соломина, учитывающий такие человеческие качества, как любопытство и расслабленность в моменты, когда ситуация кажется абсолютно контролируемой, оправдался.
Борт второй палубы был не выше метра, Солома, в чёрном «трико» «Амфоры» похожий на киношного ниндзя, перемахнул через борт и прижался к стенке каюты слева, прислушиваясь к не прекращавшемуся шуму. Из оружия у него был пистолет «Мурена», готовый к применению и в воде, и на суше, а также морской кинжал «Скат» с выгравированным на рукояти дракончиком (это был символ «Ксенфорса»), но применять их не хотелось, можно было сорвать операцию.
Капитан метнулся к корме, где яхта имела один из лестничных коробов, соединявших палубы.
Гидрокостюм на нём, даже лишённый спецремней со спецаппаратурой и спецприспособлениями, в которые входили фонарь, органайзер, компас, ласты, акустическая рация, «карандаш» подсветки, гранаты, липучки, дымовая шашка, крюки с леской, обоймы с химикатами, весил около четырнадцати килограммов, в общем-то многовато для использования на суше, но благодаря особым вставкам под мышками, локтями и коленями передвигаться не мешал.
На корме никого не было.
Солома ссыпался по ступенькам лестницы вниз, на первую палубу, хотел было проверить – в каюте ли господин Дворковиц, но передумал. Разработанные оперативные планы никогда не бывают идеальными, но и менять их по ходу операции рекомендовалось лишь в крайних случаях, когда на кону стояла цена успеха. То есть когда насущным становился вопрос: идти дальше и умереть или отступить.
Дверца в кормовое помещение, из которого начинался спуск в трюм, была приоткрыта. Но раздумывать о причине этого было некогда, в коридоре со стороны бака яхты послышались голоса, и Солома нырнул в проём двери, одним движением закрывая её за собой.
Это было машинное отделение яхты, умещавшее дизели, дающие яхте ход, а также подогревающие воду бойлеры, баки для пресной воды и трубопроводы. Двигатели были заглушены, но у двух цилиндров, занимающих почти весь отсек, обвешанных лесенками и штангами с аппаратурой, возился матрос, поглядывающий на стойку с приборами перед ним. Он стоял вполоборота к Соломе и мог заметить его в любой момент. Пришлось прыгать с лестничной площадки к ограждению двигателей и бить оглянувшегося матроса рукоятью пистолета по голове.
Парень лёг на решётчатый настил без звука.
«Прости! – мысленно проговорил капитан. – Так надо».
Он оттащил тело за узел трубопроводов, метнулся к лестнице.
На спуск в трюм потребовалось несколько секунд.
Солома ни разу не плавал на яхтах этого класса, да ещё оборудованных специальным ватербоксом для выпуска аквалангистов через трюм, но выданный подразделением информационной подготовки пакет сведений о яхте «Труффальдино» прочно засел в голове, поэтому долго разбираться с техникой трюма не пришлось.
Капитан включил свет, оглядел небольшое помещение, оборудованное приспособлениями для спуска на воду и шпалерами открытых и закрытых шкафчиков. В дне трюма имелось квадратное углубление размерами три на три метра, снабжённое механизмом для раздвигания створок. Через этот ватербокс владелец яхты и выбирался наружу, незаметно от внешних наблюдателей.
Оглядевшись, Солома нашёл пульт управления ватербоксом, глянул на часы: с момента его появления на борту яхты прошло одиннадцать минут. Спектакль, разыгранный Костей, наверно, близился к концу, следовало торопиться.
Но включить механизм отпирания створок капитан не успел.
Послышались голоса, звонкие из-за железных решёток на полу шаги нескольких человек, и в помещение вошли трое: сам Дворковиц, молодой, черноволосый, уверенный в себе, энергичный, и два его бодигарда в чёрных костюмах. Солома едва успел спрятаться в нише между шкафами.
Один из телохранителей сразу подошёл к пульту управления, включил механизм, створки ватербокса начали раздвигаться, впуская в квадратную «ванну» воду.
Дворковиц выключил маскер, превращавший его истинное лицо в лицо человека, разделся, не стесняясь крупногабаритных парней, не раз, очевидно, становившихся свидетелями этой процедуры. Фигура его вдруг изменилась, потеряла выпуклости, характерные для человеческого тела. Голова стала похожа на змеиную, обладавшую вместе с тем и человеческими чертами.
