Алекс Орлов - Шварцкау
— Эй, военный! — позвали его с другой стороны. — Иди сюда, друг!
Оказалось, что его звал какой-то молодой человек в наушниках. Он стоял на месте ушедшего охранника и воровато оглядывался, словно делал что-то незаконное.
Джек пожал плечами и направился к незнакомцу, ведь тот выглядел совсем не опасно и, возможно, нуждался в его помощи.
— Ну наконец-то! — произнес смуглый парень, обрадовавшись Джеку, как родному. — Меня зовут Арнольдо!
Он протянул Джеку руку, и тот ее осторожно пожал.
— Это хорошо, что ты молодой! Леон мне так и сказал — он будет молодой, а ты и есть молодой. Правильно?
— Да, — согласился Джек, ничего не понимая. Он ожидал каких-то объяснений, но Арнольдо говорил все более непонятные и запутанные вещи.
— Короче, ты пришел чуть раньше, но это и хорошо… — Арнольдо обернулся и посмотрел на настенные часы над лифтом. — На семь минут раньше, но лучше раньше, чем позже!
И Арнольдо снова улыбнулся Джеку.
Он все еще не переставал беспокоиться, что Леон вернется слишком рано, сам перенаправит посетителя на восьмой этаж и не отдаст Арнольдо его долю. Леон запросто мог так поступить, особенно если был слегка выпивши. Теперь же ему не открутиться — вот он посетитель, военный и молодой, как заказывали.
— Ну, в общем, тебе сейчас вон в тот лифт. — Арнольдо повернулся и указал на лифтовые створки. — Там нажмешь кнопку с цифрой восемь, прибудешь на место, а дальше в восемьсот девятый номер. Там у нас суперапартаменты. Все понял, не заблудишься?
— А зачем мне туда идти? — поинтересовался Джек, однако Арнольдо истолковал вопрос по-своему.
— Я, конечно, понимаю, что ты военный, а у вас все минута в минуту… — Арнольдо посмотрел в дальний конец холла, ему снова показалось, что он уже слышит тяжелые шаги Леона. — Но в таких случаях, парень, можно и пораньше! Ну давай же, иди, а то злой дядя лишит меня премии!
И, уже не скрывая своего беспокойства, Арнольдо решительно подтолкнул Джека к лифту.
Тот не стал противиться, вошел в открывшуюся кабину и, повернувшись увидел счастливого Арнольдо, который помахал ему рукой.
Джек нажал блестящую кнопку, створки мягко закрылись, и лифт взлетел на восьмой этаж так быстро, что Джек не успел рассмотреть зеркальный потолок и полированные, наверное даже позолоченные, поручни.
Створки разошлись, Джек вышел в небольшой холл и, ступая по мягкому бежевому паласу, стал прислушиваться к ощущениям. С виду грубый ворс покрытия напоминал вермишель, Джек даже присел, чтобы потрогать его рукой и убедиться, что это шершавое волокно.
Оглядевшись, он пошел по коридору, разглядывая высокие, казавшие значительными полированные двери с накладными циферками номеров, такими же гладкими, как поручни в лифте.
«Тоже, наверно, золотые», — подумал Джек и вдруг заметил, что уже добрался до номера восемьсот девять.
Неожиданно его охватило волнение — зачем он тут и что ждет его за этой дверью? Может, лучше сбежать? Но, с другой стороны, ему уже хотелось выяснить, зачем он кому-то понадобился и откуда о нем здесь узнали?
Джек уже поднял руку, чтобы постучать, но тут же отдернул ее, словно обжегшись. Он вспомнил об объявленной на него охоте, а эта золотая клетка как нельзя лучше подходила для западни.
Они не достали его в техпарке и решили взять реванш здесь.
Джек вздохнул и покачал головой. Все это было как-то слишком надуманно. Ну кто знал, что он решит пойти в этот «Империал», если Джек и сам принял решения спонтанно?
Неожиданно из-за угла коридора появилась горничная, которая толкала перед собой сервировочный столик на полозьях, легко скользивший по паласу, как по льду.
Подождав, когда она пройдет мимо, Джек несмело постучал.
Прошло какое-то время, дверь открылась, и на него взглянула женщина лет пятидесяти пяти, одетая в строгое коричневое платье с длинными рукавами и узким кружевным воротником.
Казалось, она была удивлена и даже сделала шаг назад, чтобы целиком окинуть гостя взглядом. Наконец, взяв себя в руки, она отрыла дверь шире и, посторонившись, сказала:
— Прошу вас, сэр…
Джек несмело вошел и остановился, пораженный размерами огромной гостиной, выглядевшей так, как, наверное, обставляли только дворцы каких-нибудь королей.
— Прошу вас присесть на диван, хозяйка скоро выйдет.
Джек как во сне прошел к указанному дивану и осторожно на него опустился, продолжая осматриваться. Потом поправил под кителем револьвер, и это вернуло ему уверенность.
68
Женщина в коричневом платье вошла в будуар своей хозяйки и остановилась у двери, сплетя на груди руки.
— Судя по твоим поджатым губам, Пепина, ты снова собираешься меня воспитывать, — произнесла Мадлен и вздохнула. Потом взяла с косметического столика кисточку и парой взмахов освежила наложенный ранее тональный крем.
Пепина все так же сверлила ее взглядом, Мадлен повернулась к ней на вращающемся стуле, полы ее халата распахнулись, обнажив безупречные ноги, которым, увы, доставалось на этом шоу из-за танцев на высоченных каблуках.
По ночам они так болели, что приходилось будить массажистку, а ведь каких-то пять лет назад Мадлен казалось, что она семижильная, и она бралась за любое дополнительное шоу, вплоть до выступлений на яхтах толстосумов.
А теперь нет, отпахать бы этот сезон да и уйти, хотя неплохо бы поработать еще пару годиков, ведь ей всего-то тридцать семь. Вон Сара Бергхоф проехалась в прошлом году с укороченной программой, а ведь ей уже сорок два. И ничего, работает. Не в таком режиме, как Мадлен, но Саре столько и не надо, ее ставки втрое выше.
Мадлен вздохнула и поправила халат. Стоило ли завидовать Саре?
— Ты его видела? — спросила она, чтобы разрушить эту стену молчания.
— Видела, — выдавила служанка.
— Ну и как он, хорош собой? Молод?
— Он не просто молод, Рита! Он ребенок! — воскликнула Пепина и даже топнула ногой.
— Сколько раз я тебе говорила — называй меня хозяйкой или мадам Мадлен. Никакой Риты.
— Извините, хозяйка… Но в этот раз… Там в гостиной действительно сидит какой-то мальчишка!
— Не части, Пепита, — поморщилась Мадлен. — Он в военной форме?
— Да.
— Ну, значит, все в порядке, значит, он совершеннолетний, а больше меня ничего не волнует. Я перейду в спальню, а ты проводи его туда.
— Не нравятся мне эти ваши домашние выступления, хозяйка, — заявила Пепита, оставаясь у двери. — Бесстыдство это!
— Бесстыдство? А когда я тебя на работу взяла, помнишь? Я тогда этим бесстыдством, как ты это называешь, только и зарабатывала! И на себя, и тебе на жалованье. Тогда ты почему-то молчала.
