Эдуард Семенов - Последний полет «Жар-птицы»
Он кивнул головой Седову, и тот продолжил:
— К нам обратился хорошо известный вам предприниматель Панкратов с предложением построить на этом месте церковь. И нам кажется, что эта идея очень своевременная. Он даже готов полностью взять на себя финансирование. Ну, а мы подготовим проект и берем на себя всю стройку.
— Но, как же народ, депутаты? — заикаясь, осведомился Солодовников.
— За депутатов не волнуйтесь, это не ваша забота, а общественность… — Седов взял в руки бокал вина и отхлебнул. — К вам же уже обращался отец Сергий с просьбой о строительстве храма. Думаю, он человек деятельный, легко разъяснит людям, зачем в городе нужна еще одна церковь, организует крестный ход, моления. И все будут согласны.
Солодовников замолчал, собираясь с мыслями.
— А экспонаты? Уникальные самолеты? Куда их деть?
— Передадите их в другие музеи, из чего-то можно будет сделать памятники, установите на перекрестках города, будет очень символично, а остальные продадите. Деньги можете пустить на ремонт жилого фонда.
— Но не в нашем городе. Мы же строим и учим летать самолеты. Меня не поймут.
— Не волнуйтесь, все будет выглядеть так, как будто вы поддадитесь давлению народа. Вы будете сопротивляться до последнего.
Солодовников открыл было рот, чтобы еще что-то спросить, но вдруг осекся и замолчал, переваривая пищу и услышанное. Ему стало понятно, что где-то в другом месте, но, несомненно, более влиятельном, чем этот ресторан и даже его кабинет, уже все решено, его просто ставят в известность, и лучше не спорить, а просто согласиться, да еще поинтересоваться о величине гонорара за услугу.
— А сколько я получу, — в конце концов спросил Солодовников, и нехотя добавил: — За свое согласие?
Седов кинул взгляд на Косорукова и ответил:
— В два раза больше, чем в последний раз.
* * *Ресторан «Шахрезада», примерно тоже самое время. Банкетный зал. Поминки Евгения Журавлева и Рината Регулаева
Банкетный зал ресторана «Шахрезада» был рассчитан на большие и шумные компании. Нависающая над головами люстра в виде большого колеса с оплавленными свечками, картины с видами охоты и муляжи голов оленей, кабанов и медведей на стенах должны были, по замыслу дизайнеров, создавать образ большой залы в каком-то средневековом замке, в котором хорошо гуляется компаниям лихих и щедрых охотников.
Именно поэтому небольшая группа людей, скромно и тихо сидящая в самом дальнем углу зала, выглядела сиротливо и неуютно.
Все сидели молча, опустив голову, и явно не знали, как себя вести и что говорить. Тетка Евгения Журавлева, Анна Сергеевна, не расставалась с флаконом нашатырного спирта, и то и дело прикладывалась к нему, чтобы не потерять сознание. Мать Жени Журавлева, Галина Сергеевна, была похожа на живую мумию и практически не реагировала на обращения к ней.
Лишь изредка она поднимала глаза и обводила взглядом зал, как будто искала кого-то среди присутствующих.
Бабушка Ситора, вся в черном, сидела рядом со своим сыном и деверем и беззвучно шевелила губами, повторяя молитву. Рауф Регулаев и Али Фаради ей не мешали. Они лишь изредка перешептывались и исподлобья наблюдали за бледной как полотно Марией, которая сидела напротив них, между своим отцом и Андреем Непогодой. Академик Руденко держался за сердце и время от времени массировал грудь. Корреспондент изучал присутствующих и не выпускал из своих ладоней руку Марии.
Антонов и Екатерина Иванова отдавали приказания официантам о смене блюд и следили за тем, чтобы никто не потерял сознания.
Наконец, Руденко собрался с мыслями и нарушил молчание. Он взялся рукой за тонкую ножку бокала и встал, нарочито шумно отодвинув в сторону стул.
— Друзья, — сказал он с хрипотой в голосе, — я понимаю, у нас горе. Большое горе. Ушли из жизни два молодых человека, двое талантливых ученых. Ушли трагически, но мы собрались здесь не для того, чтобы молчать. Чтобы вспоминать наших Женю и Рината. Вспоминать, что они сделали, какими они были. Так давайте вспоминать. Друзья…
Руденко посмотрел на отца Рината Регулаева и спросил:
— Я думаю, вы будете не против, что мы его по нашему, по русскому обычаю, помянем?
Рауф взял в руки бокал и ответил:
— Думаю, это будет правильно.
— Спасибо.
Руденко благодарно кивнул головой, потом сжал губы, собираясь еще что-то сказать, но только махнул рукой и вытер рукавом предательски навернувшуюся слезу.
Все выпили, и снова воцарилась тишина. Руденко выпил свой бокал залпом и поставил его на стол перед собой. Сел. Похлопал по руке дочери.
— Как ты, дочка?
— Все нормально, папа, — ответила Мария и вдруг, вроде бы невпопад, спросила: — А кто выбирал это место?
— В смысле? — переспросил ее Руденко. Он был рад хоть какому-то разговору за столом и поэтому живо отреагировал. — О чем ты?
Мария сжала губы.
— Кто предложил этот ресторан для поминок?
Руденко пожал плечами.
— Не знаю, — Анатолий Евгеньевич помолчал, а потом все-таки добавил, — как-то не думал.
И чтобы переключить тему, он обратился к Антонову:
— Андрей, это не ты выбирал место для поминок?
Антонов какое-то время думал и потом ответил.
— Мне кажется, нет. А в чем дело? Что-то не нравится?
Мария обвела всех глазами и посмотрела на Непогоду.
— А ты не знаешь, кто предложил этот ресторан?
Непогода пожал плечами.
— Нет.
Мария посмотрела на вход в зал и указала рукой в проем двери.
— Значит, это сделал он.
Рауф и Али, которые сразу, как только Мария заговорила, стали внимательно следить за ее движениями, тут же повернули голову в сторону, указанную Марией, и переглянулись.
— Кто он, дочка? — удивленно спросил Руденко.
— Человек, который стоит за этой дверью, — ответила Мария. — Он сейчас сюда войдет.
И правда, в этот момент в зал вошли два человека. Вернее, один вошел, это был Лев Седов, а второй, генерал Косоруков, въехал на инвалидной коляске с бесшумным электрическим моторчиком.
— Прошу прощения, что без приглашения, — с порога проговорил Косоруков. Все с удивлением повернулись и посмотрели на вошедших, — но на поминки вроде ходят без приглашения. Разрешите выразить вам свои соболезнования.
Генерал в сопровождении Льва Седова объехал всех сидящих в зале и каждому, заглядывая в глаза, пожал руку и сказал: «Соболезную!» Подъехав к ничего не понимающему академику, Косоруков также пожал ему руку и добавил.
— Анатолий Евгеньевич, минуточку терпения, я сейчас все вам объясню.
Косоруков кивнул головой, приказал Седову подать ему бокал вина.
— Уважаемые, — генерал обвел глазами всех сидящих за столом, — как правильно заметила Мария Анатольевна, это действительно я принял некоторые шаги, для того чтобы вы смогли собраться в этом уютном зале и помянуть светлую память Евгения и Рината.
Он обвел всех глазами.
— А теперь разрешите представиться, меня зовут Серафим Валерьевич Косоруков. В некотором роде, я являюсь вашим куратором от правительства.
Руденко удивленно посмотрел на Косорукова, потом на Седова и, наконец, на Антонова. Андрей также удивленно посмотрел на Руденко. Потом Антонов пожал плечами, и Руденко спросил у Косорукова:
— Э-э, извините, какого правительства? У нас нет и не было никаких обязательств перед нашим правительством, все наши разработки велись на собственные средства и средства инвесторов.
Косоруков усмехнулся:
— Ну, не совсем так, Анатолий Евгеньевич, — насколько я знаю, у вашего следователя другая точка зрения, — он остановил готовый было сорваться с губ академика возглас, и продолжил. — Но я говорю не об этом правительстве.
— А о каком? — вдруг подала голос мать Евгения Журавлева.
Косоруков улыбнулся матери и поприветствовал ее бокалом.
— Рад, что вы стали приходить в себя. — И потом уже добавил: — Я представляю, если можно так сказать, определенные круги, которые некоторые обыватели называют «тайным правительством Земли».
Он повернулся и посмотрел на семью Регулаевых-Фаради.
— Вам, я думаю, о нас больше известно, чем всем остальным?
Глаза Аль Фаради стали холодными, как сталь. Холодными и злыми. Он прошипел:
— У, шайтан! Это ты погубил Рината. Он должен был стать последним хранителем Звезды.
— Да, должен был, — ответил ему Косоруков, — но вы сами виноваты в его гибели. Если бы вы своевременно передали артефакт в наши руки, то все сейчас бы были живы.
Косоруков обвел глазами всех присутствующих и повторил:
— Все.
Он посмотрел на Екатерину.
— И твой отец.
На мать Журавлева.
— И ваш сын.
На бабушку Рината.
— И ваш внук.
На Руденко.
— И твой друг Вадим Чертков.
