Максим Резниченко - Мертвый Город
– Под нами никого, – наконец говорит Клаус.
– Тогда вперед, – бросаю ему. – Поторопись.
Неясная тревога гонит меня вперед и вверх по лестнице, заставляя двигаться так быстро, как я могу. Довольно скоро мы достигаем угла и поворачиваем вслед за лестницей. Все равно ничего и никого не видно – отсюда открывается вид на противоположную от пустоши и болота сторону. Ничего нового, только унылый пейзаж мертвого города.
– Давай! Давай! Не останавливайся! – тороплю Клауса, разглядывающего руины внизу. Он кивает и спешно поднимается дальше по лестнице к следующему углу.
Стараюсь не отстать, но куда мне. При каждом шаге левая нога напоминает о себе тупой ноющей болью. От напряженных нагрузок сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я уже не чувствую, как по мне течет пот – я насквозь мокрый. Клаус уже достигает угла, останавливается, несколько секунд всматривается вниз, потом вскидывает винтовку, прикладывается к ее оптическому прицелу и открывает беглый огонь – только дымящиеся гильзы вылетают, поблескивая в неверном свете. По кому же он так садит? Уже половина магазина расстреляна!
Наконец я добираюсь до него и выглядываю наружу. Отсюда открывается вид на болото. Клаус продолжает стрелять и тихо ругается, не попадая.
– Что там? – выдыхаю я, но за секунду до того, как он отвечает, вижу уже и сам.
По грязи, прочь от нас, кто-то движется. Всматриваюсь, проклиная льющий по лицу пот. Да это же человек в черном плаще! Вот он! Мое дыхание перехватывает, а через миг ору Клаусу.
– Вали его! Вали эту мразь!
Парень стреляет, но отчаянно мажет.
– Да что же ты! Целься! Целься лучше! Оптика тебе зачем?!
Сухо щелкает затвор автомата. Видимо, от волнения или от усталости, а может, от того и другого, вместо того, чтобы «достать» новое оружие, Клаус меняет магазин в этом. Досылает патрон в ствол и снова открывает огонь. Оптический прицел – хорошо, но нужно еще уметь им пользоваться, а парень, судя по неумелой стрельбе, не умеет. С отчаянием наблюдаю за тем, как бегущий довольно быстро преодолевает последние метры грязи и сейчас спрячется за домом, стоящим у самого озера. Проклятье! Я начинаю опускать Соню на ступени, но в последний миг останавливаюсь. Нет, я ее не отпущу. Пусть выродок поживет еще немного, пусть порадуется своему краткому счастью. Сперва я отправлю девушку домой, а потом вернусь за ублюдком. И ничто меня не остановит. Найду. Из-под земли достану… Отправлю Соню? Но как? Человек в плаще, которого мы искали, удирает от нас. Тот, кто смог бы дать ответы на все вопросы, сейчас спрячется за надежными стенами и просто покинет этот сон… Но почему он не ушел раньше? Почему подвергает себя смертельному риску, показавшись на виду, вместо того, чтобы просто уйти? Что держит его здесь? Плевать, все равно я его найду. А вот насчет выхода… Меня не покидает странная уверенность в том, что подъем на самый верх по этой чудной лестнице – единственно важное, что нам остается.
Я снова выпрямляюсь, так и не выпустив из рук девушку, и мрачно гляжу вниз. Клаус не прекращает огня, бездарно расходуя патроны, но внезапно он попадает в цель. Далекая фигурка внизу валится на землю, высоко вскинув руки. Он не добежал до убежища совсем немного.
– Есть! – радостно кричит Клаус.
Всматриваюсь до рези в глазах, вытирая пот о плечо. Парень также внимательно смотрит вниз и через секунду тихо ругается сквозь зубы.
– Жив? – спрашиваю я, и уже сам вижу, что человек шевелится.
– Да, я ему, похоже, в ногу попал, – злится Клаус, а через секунду глядит на меня. – Может быть, ты…
– Нет, – а сам думаю, какой же я дурак. Ну отдай ему на минуту Соню и добей мерзавца. Хочешь его мучительной смерти? Прострели ему ноги и руки или используй специальный патроны со смещенным центром тяжести. Нет. Не отпущу Соню. Ни на минуту, ни на секунду. «Идиот! – коментирует мое второе я, рациональное и циничное. Я вернусь и найду урода, а потом сделаю с ним все, что хочу. Очень медленно. Мое второе я бурчит что-то в ответ. Всему свое время.
– Нам нужно идти. Не трать патроны, – отвечаю помрачневшему моим отказом Клаусу и бросаю вниз последний взгляд, где в грязи ползет мой враг.
А потом происходит то, что никто из нас не ожидал. С нашего места видно, как дом, к которому так упорно направляется человек, чтобы скрыться за ним, вдруг начинает заваливаться. Горький и злой смех вырывается из моего горла, когда я понимаю, что происходит на самом деле. Из жижи, разбрасывая комья грязи, поднимается длинное щупальце и лениво тянется к раненному. Он не сразу обращает внимание на новую опасность, а когда замечает, издает истошный вопль, перешедший в визг, полный ужаса и самого черного страха. Мразь не пожалел воздуха в легких, исторгая его. Щупальце моего монстра выхватывает свою жертву из грязи, обвивая ту несколько раз. Крик сразу умолкает, и я представляю себе, как мощные мышцы сдавливают грудь, заставляя трещать ребра и выдавливая из груди остатки воздуха.
– Только не сразу, только не сразу… – тихо прошу осьминога, и тот, словно слышит меня, потому до нас что доносится новый, уже тише, крик – монстр ослабил хватку.
Я смотрю на расправу и уже не смеюсь. Меня переполняет жуткая и страшная радость, но и сожаление от того, что враг избежал встречи со мной. Из грязи поднимается второе щупальце, протягивается к человеку и перехватывает того за ноги. Я уже знаю, что сейчас будет и благодарен моему монстру за то, что он не спешит. Слишком сильную и безотчетную ненависть он получил от меня к этому человеку. Его вопль умолкает, когда осьминог начинает разводить конечности в разные стороны.
– Что он делает? – ошеломленно бормочет Клаус.
Еще какие-то мгновенья могучие щупальца раздвигаются, потом на удар сердца замирают и снова продолжают движение. Каждое из них сжимает часть человеческого тела. Там что-то еще тянется и волочится из культей, но сейчас я думаю только о том, что и Угрюмый, и Катя, и Семен отомщены. Странно, нет ни радости, ни торжества, только оглушающая пустота внутри. Кто-то стонет в моих руках, и секундная апатия покидает меня, напоминая о важнейшей задаче – спасении Сони.
Клаус стоит, неподвижно замерев у окна. Куда делась его хваленая невозмутимость? Он потрясен и ошеломлен увиденным. Гляжу вверх. Нам остается пройти еще шесть этажей, чтобы подняться под самую крышу, но уже отсюда я вижу освещенный изнутри кусочек стены коридора, скрытого потолком, к которому выводит лестница. Эта стена белого цвета.
– Давай, Клаус, хватит стоять. Вперед, – не то хрипло, не то сипло выдавливаю я из пересохшего горла.
Он вздрагивает, смотрит на меня.
– Да, да… Пошли, – и шагает вперед, бросив на меня странный взгляд напоследок.
Я слишком устал, чтобы понять его двусмысленные взгляды и разбираться в них. Я стараюсь полностью сосредоточиться на подъеме, правильно дышать, но мысли снова и снова возвращаются к человеку, что на моих глазах сейчас погиб. Ни капли жалости или сожаления я не испытываю. Только вопросы к нему так и останутся без ответа. Кто он? Зачем он устроил эту охоту? Почему затащил меня в этот сон? Работал ли он в одиночку или с кем-то еще? Где находится инкубатор или лаборатория по выращиванию тварей? Каким образом он смог лишить меня способностей? Не останавливаясь, плету, пытаясь вышибить из этого сна Соню. Потом пытаюсь уйти сам, с девушкой на руках. Нет, ничего не выходит.
Клаус, опережающий меня на половину лестничного пролета, останавливается, «достает» бутылку с водой и быстро к ней прикладывается. От вида воды мое и без того сухое горло спазматически сжимается, требуя живительной влаги. Мысли сбиваются, и теперь в голове яркими образами мелькают самые разные источники воды: реки, озера, даже вода, льющаяся из крана. Парень показывает мне бутылку в руке и вопросительно смотрит. Мотаю головой, упрямо сжимая потрескавшиеся губы. Потом. Напьюсь потом. Клаус ничего не говорит, разворачивается и снова шагает по лестнице.
Четыре этажа. Нам остается подняться еще на четыре этажа. А там, не сомневаюсь, нас ждет спасительная дверь. Какая бы легкая ни была Соня, но я уже не чувствую рук, онемевших от нагрузки. Я иду, как робот, механически переставляя ноги и не глядя по сторонам. Пот заливает глаза, но у меня нет сил, чтобы смахивать его. Но я не остановлюсь. Я не сдамся. Я – это воля. Дурак Клаус предлагает мне попить. Он не понимает, что если я остановлюсь, я уже не смогу идти, потому что смертельно устал.
Восхождение по странной лестнице становится для меня настоящим экзаменом, а вовсе не вся эта беготня по мертвому городу. Во всем мире сейчас нет для меня задачи важнее, чем одолеть этот проклятый подъем, донести и спасти голубоглазую. Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Слышится какой-то частый и гулкий, как барабанный, гул … Оказывается, это кровь, моя кровь, так громко стучит у меня в висках. Я и не знал, что она может так оглушительно греметь. Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Я сгусток воли. Я не остановлюсь. Я донесу… Шаг левой, шаг правой, вдох-выдох, вдох-выдох… Я сгусток воли. Я… Громкий звук доносится до меня, и я с трудом пытаюсь понять, определить, откуда он идет. Он близко, очень близко. Фокусирую взгляд и нахожу его источник. Та, которую я несу, громко и жалостливо стонет, словно ребенок, у которого забрали любимую игрушку, и он вот-вот заплачет. Мне нельзя останавливаться. С усилием поднимаю голову, пытаясь охватить взглядом пространство. Только один ряд окон отделяет меня и мой груз от цели. Будь проклята эта ненормальная лестница, если бы она была обычной, с обычными пролетами, мы бы уже давно поднялись наверх, но нам приходится карабкаться по ступеням, тянущимся вдоль каждой из стен. Сквозь стекающий по лицу пот вижу дверной проем, к которому выводят ступени. Оттуда льется ровный теплый свет, и там белые стены. Два пролета. Мне нужно победить только два длиннющих лестничных пролета, чтобы добраться до него. Я не обращаю никакого внимания на идущего впереди человека. Он тревожно оглядывается на меня и что-то говорит. Я его не слышу и не хочу слышать. Я только должен дойти. До меня снова доносится стон, и я снова гляжу на девушку. Моя спина. В нее, кажется, воткнули раскаленный прут, протянувшийся от затылка до пояса, отдающий резкой и острой болью при каждом шаге именно в пояснице. Вторя этой, другая боль сковывает при каждом шаге, как в тисках, левую ногу.
