Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным
В восемь утра меня разбудил голограммный звонок, оповестивший, что у дверей храма стоят люди и желают со мной встретиться. Метнув в голограммную фигуру монаха ботинок, я выбрался из кровати и чуть не упал. В голову будто залили свинца. Наспех одевшись, я доплелся до входной двери и отпер храм.
— Вы капеллан Ларе Русс? — поинтересовался седовласый мужчина в форме военного прокурора.
— Вроде, — неуверенно отозвался я.
— Разрешите пройти? — поинтересовался прокурор.
— А я могу отказаться? — лукаво спросил я.
— Не советую.
— Тогда прошу.
Посторонившись, я пропустил прокурора внутрь. Конечно, он не был прокурором. В лучшем случае какой-нибудь помощник, но для удобства обращения я окрестил его так.
Я проводил его в свою скромную келью. Предоставил кресло, а сам отправился к холодильнику за пивом. Пить с утра — это было не в моих правилах. Но когда твоя голова напоминает грозовую кузню, тут уже не до правил. Выцедив в два захода бутылку «Амберского Золотого пива», я, посвежев, вернулся к прокурору, который все еще озирался по сторонам.
— Для капеллана у вас нескромные запросы, — заметил он.
— Не у меня, — я отрицательно мотнул указательным пальцем. — У предшественника. Эту комнатку я только третий день занимаю.
— Тогда позвольте, приступим сразу к делу.
Прокурор разложил на моем столе ноутбук, подсоединил его к храмовой розетке и загрузил программную оболочку.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов относительно ночного нападения.
— Какие могут быть вопросы? — возмутился я, чувствуя, что придется возвращаться к холодильнику за второй бутылкой пива. — Меня пытались убить. Я защищался. Что тут неясного?
— Не волнуйтесь, господин Русс. Вам нечего волноваться. Вас никто не обвиняет, — пообещал прокурор.
— Кто волнуется?.. Я само спокойствие. Я развалился на диванчике, словно на приеме у полкового психоаналитика, и закрыл глаза.
— Кто мог подослать к вам убийц? — задал прокурор первый вопрос.
— Откуда мне знать? — огрызнулся я. — Извините, забыл у них спросить. Но как-то не до этого было, знаете… Прокурор пропустил мимо ушей мое ехидство.
— Вам известно, что убийцы были из Клана Смерти?
— Уже сообщили.
— Кто?
— Капитан Орлов, — честно признался я. Ведь и так, гад, все разнюхает. Не от меня, так от Орлова. А почему я испытываю такое беспокойство, точно меня обвиняют?..
— Вы знаете, что капитан Орлов сегодня ночью самовольно покинул расположение части?
Вот это новость. Я чуть с дивана не подскочил.
— Дезертировал, что ли?
— В дезертиры он будет объявлен по истечении двенадцати часов со времени обнаружения его отсутствия. То есть осталось десять часов.
— Зачем ему это понадобилось? — удивился я.
— Нам стало известно, что капитан Орлов входит в Клан Смерти. Он Чистильщик. И руководил операцией по вашему уничтожению.
Вот это поворот событий! А я еще ночью удивлялся, как Чистильщики в храм проникли. Даже перед тем как к Марку пойти, замки осмотрел. Следов взлома не обнаружил. Наверно, Орлов изготовил для них слепки с ключей. Пока я расхаживал по храму, он раз сто мог свободно воспользоваться ключами.
Но почему он сам меня не прикончил? Ведь столько раз мог.
И тут нашелся ответ. Он видел, как я убил Розова. Он понял, на что я способен, и решил действовать не своими руками. Картинка складывалась.
— Так вы точно не знаете, кто желает видеть вас мертвым? — поинтересовался прокурор, надеясь услышать в свете новой информации изменения в показаниях.
— Нет. Не догадываюсь.
Он расспрашивал меня еще минут сорок, и все вопросы крутились вокруг одного: известны ли мне заказчики? Утомившись, он прокрутил мне на дисплее текст всего разговора, и, когда я убедился, что прокурор ничего от себя не приписал, я поставил на экране подпись цифровым стержнем. Подпись тут же проступила в конце документа. Теперь ее уже никто не сможет ни удалить, ни изменить, кроме меня.
Прокурор ушел, а я, прикончив вторую бутылку пива, побрел на службу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Второй тип составляют люди… — те, что действительно получают удовольствие от управляемого разрушения и хаоса. Их едва ли можно назвать садистами — разве только в том смысле, что каждый настоящий художник садист, поскольку проявляет большой интерес к страданиям.
Джеймс Блиш. Черная пасхаНачалась рутина.
Службы, обеды в столовой за одним столом с Марком. Крысобой все время пропадал в штабе. Говорильня артиллерии за горизонтом.
Медленно протекали дни.
Улетучилась неделя.
Рената появилась спустя десять суток после приезда Марка. Меня никто не оповестил. С легкой сумочкой на плече она пришла ко мне в храм и поднялась в служебные покои. Я как раз смотрел телевизор, когда она вошла в мой кабинет.
Увидев ее, я вскочил, словно ужаленный в задницу, и бросился к ней. Сердце яростно заколотилось в груди. Я обнял ее и подхватил на руки. Сумочка упала на пол. Я стал целовать Ренату и шептать ей что-то маловразумительное. Она отвечала мне тем же. И плакала. Эта железная женщина плакала. Неужели варвары-исламисты что-то сотворили с ней в заточении? Я лично каждого оскоплю. Работка, конечно, тяжелая и муторная, но справлюсь.
Через полчаса, когда первая волна эйфории от встречи улеглась, хотя я все еще плотоядно смотрел на Ренату, она сообщила:
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Весь внимание, — заинтригованно пробормотал я, повторно раздевая ее глазами.
Одеться, как положено, мы так и не успели.
— Я приставлена к тебе следить, — сообщила Рената, пряча от меня глаза.
— За кем? — не понял я.
Когда мужчина желает женщину, мыслительные процессы приостанавливаются.
— За тобой?
— Кем приставлена?
Наверное, со стороны я выглядел идиотом, но эта новость для меня стала полной неожиданностью и, точно хук в челюсть, повергла меня в вязкость мыслей, выволокнув за уши из сумрака желания на яркий свет действительности.
— Гоевином, — завершила признание Музыкантская.
— Что значит Гоевином? Зачем Гоевином? — ничего не понимал я.
Услышанное не укладывалось в голове.
— Как давно?
— Изначально.
— И переспала ты со мной тоже из-за слежки?
— Нет. По любви.
— Уяснил, — пробормотал я, поднимаясь.
— Сидеть.
Рената властно опрокинула меня назад в кресло:
— Ни капли ты не уяснил. — Она села рядом со мной. — Меня наняли, чтобы я подстав ил ась тебе на Фаргале, дала себя захватить, затем вошла в доверие и помогла тебе исполнить задание — уничтожить Гоевина.
— Значит, тебе изначально было известно, что охота — фикция?
— Ничего я не знала… Для меня это было таким же сюрпризом, как и для тебя. Со мной договаривался не Гоевин, а другой человек. Назвался Пьером. Я и не знала, что он на Гоевина вкалывает. Так что вела вас по-настоящему, во всю силу. И убила Гоевина, хотя это в мои функции не входило.
— Деньжаток подзаработать удумала? — ехидно осведомился я.
— Откуда я знала, что это шоу?! — возмутилась Рената.
— А тебе Пьер сообщил при найме на работу?..
— Ничего он мне не сообщал. Я думала, что это реальный заказ, — разозлилась Рената.
— Допустим, — кротко согласился я.
— Ничего не допустим. Так оно и было.
— Значит, ты метила на гонорар за выполненный заказ, — конкретизировал я. Музыкантская не отрицала.
— А с чего ты решила, что на Гоевина работаешь? — уточнил я.
— Он мне сам сообщил, когда мы из Города Ангелов в Лондон летели. Ты помнишь. Я задержалась и летела следующим рейсом.
Я кивнул.
— Рейс опоздал. Но он не опаздывал. Его просто задержали, чтобы все было достоверно. Тогда Пьер представил меня Гоевину, и выяснилось, что я должна на него работать.
— Должна, — усмехнулся я.
Рената не обратила на мое ехидство внимания.
— Гоевин сказал, что в мои функции входит слежка за тобой. Плюс к этому мне было поручено уговорить тебя и Крысобоя участвовать в следующем шоу.
— Зачем? — заинтересовался я.
— Мне это неизвестно, — честно ответила Рената. — Но, судя по тому, как он это говорил, я поняла, что для него это чрезвычайно важно.
— Любопытно, зачем я ему так потребовался? — пробормотал я. — А Гвинплей Плант и Илла Сливович тоже агенты Гоевина?
— Нет. Они сами по себе, — отрезала Рената. — Я должна была охранять тебя и повсюду сопровождать во время шоу…
— Ты отдалась мне по велению Гоевина? — требовательно вопросил я.
— Брось молоть вздор, Русс, — с укоризной произнесла Музыкантская. — Я отдалась по велению сердца.
— Зачем я потребовался Гоевину в шоу? Он что, нажиться на мне решил? — задался я вопросом.
— Не думаю. Это шоу должно было стать последним.
— Почему? Ничего не понимаю. Зачем ему это все потребовалось?
