Сергей Малицкий - Треба
— Стой! — подхватил падающую Тешу Кай. — Эша, Арма, Илалиджа! Помогите! Опасности пока больше нет! Теша!
Стрела вошла в левый бок мугайки. Чудом проскочила меж ребер и меж ребер же под грудью вышла. На наконечнике застряли окровавленные жгуты сосудов или чего-то еще, выдранного из тела. Мугайка хрипела и хваталась за острие, с удивлением и ужасом рассматривая вымазанную в крови ладонь.
— Селезенка, — скривился Эша. — Но если сейчас обломить стрелу, да если желудок не задет…
Изо рта мугайки потекла кровь, пузыри вздулись у основания стрелы.
— И легкое, — сплюнул Эша. — Легкое, Пустота меня задери!
— За руки ее держи, зеленоглазый! — рявкнула Илалиджа. — Держи, не отпускай! Понял меня? Эша, не торопись в Пустоту, успеешь! Твоя голова. Ладони на виски, так! И чтобы ни на секунду в забытье не ускользала. Арма! Снизу нащупай стрелу. Левой рукой пропусти между пальцами. Прижми рану. Так. Правую на стрелу. Приготовься сломать. Боль снимать умеешь? Левой рукой, левой! Держи ее боль, на себя чуть возьми. Только чтобы дышать могла. Ну что, зеленоглазый, скажешь? Понятно, что не она твое сердце, но нужна она тебе живой или нет?
— Мне каждый из вас живым нужен, — глухо проговорил Кай, сплетая пальцы с окровавленными пальцами мугайки.
— Изменится она, — проговорила Илалиджа. — Это ты устоял, и то со спины на четверть наш, а она изменится. Дряни в ней вроде немного, но кто ее знает, что верх возьмет?
— Ее спрашивай, — вымолвил Кай.
— А ну-ка, девонька… — Илалиджа наклонилась вперед, стиснула голову Теши поверх ладоней Эша, странно посмотрела на старика, удивленно покачала головой, но вновь уставилась в лицо несчастной. — Слышишь меня? Не кивай. Моргни.
Теша моргнула, и в то же мгновение глаза ее с огромными расширенными зрачками омыло слезами.
— Могу продлить твою жизнь, — проговорила Илалиджа. — Серой кожи, как на спине зеленоглазого, не обещаю, я и сама не серая, как видишь, и клыков у тебя не появится, но кое-что переменится в тебе. Что — не знаю. Названой сестрой мне станешь, а родственники у меня — еще та мерзость. Как ты?
Мугайка снова моргнула, задыхаясь.
— Ребенка потеряешь, — продолжила Илалиджа. — Тут уж без вопросов. Считай, что и нет его у тебя. Рассосется, не родившись. Не жалко?
— Да что ты городишь? — не выдержала Арма. — А так она его не потеряет?
— Как сказать, — ухмыльнулась Илалиджа. — Можно ведь за полог вместе с ребенком отойти, а можно пожить еще, да так, словно он и не рождался вовсе. Ну что, подруга, жизнь?
— Да, — захрипела, выдула кровавые пузыри губами Теша, и Илалиджа тут же рявкнула Арме:
— Ломай стрелу! — И в секунду, раскровенила собственный палец о наконечник, выдернула вместе с жилами и кровавыми комьями обломок и запустила окровавленный палец внутрь.
Тешу затрясло. Руки ее вытянулись вдоль туловища, ноги переплелись, словно каждая хотела переломить другую, скулы вздулись, но глаза продолжали смотреть на пустотницу не отрываясь, и только зрачки их начали медленно уменьшаться, обращаясь в крохотные точки.
— Все, — сказала Илалиджа через минуту. — Уснула. Можете отпускать. Но до лодки мне придется нести ее на руках. Долго нам еще до этих старушек?
— Да мы уже пришли вроде, — отозвался Кай.
Арма поднялась на дрожащих ногах, но прежде чем оглянуться, посмотрела туда, где упал Усанува. Гнус, закутавший лами в кокон, исчез без следа, но и тела не было тоже. На его месте бугрились узлами сбившиеся в силуэт поверженного тати корни. Поверхность их блестела от крови. Арма обернулась. Впереди лежала солнечная поляна в цветах. И лес, окружающий поляну, уже не напоминал вымахавший под облака деревенский плетень. Дурманящий аромат наполнял ноздри. И бабочки порхали над травой. За ними цветным маревом стояла изба с ясными большими окнами, крытая мхом. Вокруг паслись олени, а между ними прыгали зайцы. Хотя уже нет, прыгать-то они прыгали, но вновь стали подростками.
— Смотри-ка, — заметил Эша. — А ведь не всем нельзя сходить с дороги. Я уже сомневаюсь, что они зайцами стали. Может быть, они и есть зайцы? А иногда, так сказать, и люди?
Кай медленно двинулся вперед. Туда, где на дорогу выходила узкая тропка. Остановился напротив, но с дороги не сошел, остерегся. Арма забросила за спину самострел, стиснула рукоять желтого клинка. Эша ухватился за кинжал. Илалиджа опустила Тешу на камень, взялась за стрелу.
Их словно ждали. Дверь избы отворилась, и оттуда одна за другой вышли две скрюченные бабки. Лица их были неразличимы под сдвинутыми на лоб платками, только кривые носы торчали наружу, но и прочее одеяние — ветхие, словно ношенные без смены год за годом платья, надетые одно на другое, скрывали все, только тонкие узловатые коричневые пальцы торчали наружу, соединяясь на изогнутых корягах, которые служили старухам вместо костылей.
— Кто из них сиун Киклы? — спросил Кай, сдвинув брови.
— А какая разница-то? — разочарованно протянул Эша. — Что та, что эта — лежалый товар. Да я сам себя младенцем при виде их чувствую!
— Важно, — ответил Кай. — Нужен сиун Киклы. Если к нам первым подойдет он, то сладим. Если другой, то, может быть, здесь и останемся.
— Не согласна, — прошипела Илалиджа. — В пустыне, в воде, но не здесь. Здесь не хочу.
— Да что вы трясетесь? — раздраженно скрипнул зубами Эша. — Они же сейчас не сиуны пока, а две мерзкие старые колдуньи, что правят островом. Разве не так? Я бы проткнул их стрелами, пока не добрели до нас, а там уж пусть являют своих сиунов через кого хотят. Тебе-то что с Киклы, зеленоглазый? Ты в родстве с ней, что ли? Нет здесь твоей крови. Хотя я и за кровь бы не поручился, вот выберемся еще отсюда да попадем хоть на Эшар, хоть на Сакуву, раздавят и не поморщатся!
— Увидим, — процедил сквозь зубы Кай. — Сейчас мне нужен сиун Киклы. В этом случае есть надежда. Есть кое-что у меня от Киклы. Или воровского правила не знаешь? Если залез в чужой дом и хочешь выбраться живым и без шума, переодевайся в хозяйскую одежду, сторожевые псы могут и пропустить.
— А могут и не пропустить, — заметила Илалиджа.
— Мы не воры, — пробормотал Эша. — Мы убийцы, зеленоглазый.
— Правая, — прошептала Арма, показывая на ковыляющую старуху. — Посмотри. У левой посох черный, с зигзагом и проблеском, словно в змеиную шкуру затянут. А у правой, что впереди тащится, палка суковатая, с зеленой корой да еще с листьями, словно только что вырубленная. Она тебе нужна.
— Она, — кивнул Кай и посмотрел на Арму. Едва ли не первый раз с того купания. Посмотрел так, что она сразу поняла, благодарен он, что она рядом, но хотел бы, чтобы была она теперь как можно дальше от этого места.
— Ни звука, — предупредил Кай. — Что бы ни делала первая, ни звука не издавать. Смотрите на вторую. Ее бейте, как начнет меняться, а с первой я сам слажу. Корой буду покрываться, не дергайтесь! Корнями будет в меня тыкать — стойте! Да спрячьте оружие или хотите до срока судьбу Усанувы разделить? Всем понятно?
— Ну, с корой-то ты перегибаешь, — хмыкнула Илалиджа, но Кай уже поднял руки вверх и шагнул вперед, на белесую тропку, которая, как тут же поняла Арма, была усыпана раздробленными костями, поклонился старухе с зеленым суком в руке и заговорил первым:
— Доброго дня и доброго здоровья, бабушка.
Та замерла в пяти шагах от зеленоглазого, вторая остановилась в шаге за ее плечом. На первый взгляд каждая готова была расползтись от ветхости на лоскуты, но ни одна не собиралась этого делать. Пальцы сжимали посохи крепко, а под кривыми носами выделялись крепкие коричневатые губы.
— Ну, здравствуй, внучок, — показала в ухмылке белые, чуть заостренные зубы первая бабка, засвистела, заскрипела странным голосом, словно через деревянную дудку с щелями его выдувала. — Где ж ты пропадал-то, болезный? Я уж все глаза проглядела, все выглядывала, где ж там мой внучок-то гуляет? А он-то вот где. Явился — не запылился. С гостинцем или с пустыми руками?
— С вопросом, бабушка, — ответил Кай, скрестив руки на груди.
— Ну, так спрашивай, бедолага, спрашивай, — запела старуха. — За спрос монетой не отзвякивают, но и на ответ не ропщут. Не торговля ведь?
— Далеко ли до Анды, бабушка? — спросил Кай. — И много ли путников прошли мимо твоего дома до Анды? И добрался ли кто?
— Много вопросов задает, — заквохтала вторая старуха, но первая ответила ей смешком и зашевелила ноздрями, словно принюхаться к зеленоглазому захотела.
— Глаз у тебя верный, — захрипела с присвистом и вдруг отчего-то дернулась, да так, что из-под платка показались косматые брови и светлые, водянистые с зелеными прожилками глаза. — Но до Анды ни далеко, ни близко. Путников шло много, но все здесь и остались, вот, под ногами моими. А о тех, кто окольными путями пробился, не слышала, да и не было их, думаю, а были бы, меня бы тут не было и сестры моей. Не дошли, выходит.
