Ян Валетов - Дураки и герои
Она перевела взгляд на Сергеева и покачала головой: медленно так и очень убедительно.
– Не сходится! – легко согласился Сорвиголова. – Действительно – никакой логики. А если…
Он задумался.
– Они искали Али-Бабу, – сказал Сергеев. – Искали и не нашли, но решили не рисковать…
– И поэтому стерли с лица земли несколько кварталов, – констатировал Подольский. – И я их понимаю. Это, знаешь ли, Миша, не со страху… Это, Миша, вполне обдуманная акция.
Некоторое время Левин молчал, очевидно, сопоставляя факты, а потом щелкнул пальцами, что должно было означать некий эквивалент возгласа «Бинго!».
– А вот так сходится!
– Что сходится? – спросил Вадик недоуменно. – Что должно сходиться? Мне кто-нибудь что-нибудь пояснит?
– Они сохраняют кибуц, как точку встречи, – сказал Сергеев. – Что толку тебя бомбить или устраивать здесь резню? Все идущие на Север будут прыгать к границе отсюда!
– Или от нас… – добавила Сэм. – Больше неоткуда.
– Ну, положим, не так уж неоткуда, – не согласился Сорвиголова. – Лес большой…
– Но не очень удобный для подготовки перехода, – перебил его Сергеев. – Уж мне-то можете верить! Я границу столько раз переходил, что и не сосчитать… У наших противников логика, скорее всего, простая: если есть место, где можно готовить переброс, то что толку по кустам прятаться? Лес, землянки, холод и сырость… А тут – никаких проблем! Все компактно собраны на точке старта. Спутник, несколько беспилотных аппаратов на высотах за 5000, два-три агента внутри поселения – и мы имеем тотальный контроль. И зачем, скажи, тебя трогать без крайней причины? Чтобы загнать проблему вовнутрь? Так они не глупцы! Надо будет – захватят весь кибуц с дорогой душой! Или рванут на фиг! Но если тебя рвануть, проблема становится на порядок сложнее! Как сделать так, чтобы на границу шел не сплошной вал, а вполне организованный поток, как через шлюз в плотине! Все суть улавливают?
Вадим кивнул.
– Значит, ты думаешь, что кибуц не рассадник заразы, а колония полезных микробов?
– Ну, так резко бы я не говорил… Но от истины ты недалек… Вы – меньшее зло. «Вампиры» куда опаснее, но и их не трогают.
Саманта кивнула.
– А с той поры, как их шеф-основатель вхож к императорскому двору они должны быть «в законе»…
– Знаешь, Сергеев, – сказал Левин, прищурившись, – есть у тебя одно любопытное свойство. Обобщать ты умеешь. Причем так обобщать, что в твои предположения начинаешь безоговорочно верить. Но вот легче от этого не становится. Становится тяжелее.
Михаил пожал плечами и виновато улыбнулся.
– Ну, ты спросил – я постарался ответить. Понимаешь, Лев Андреевич, ты же и без меня обо всем догадался. Вот только всегда нужен гонец, приносящий дурную весть. Потому что тогда есть причина кого-то повесить.
– Не очень удачная шутка, – сказал Левин.
– Точно, – согласился Сергеев спокойно. – Только это не шутка. Я в последнее время приношу дурные вести, Лева. И с этим ничего не поделаешь.
В комнате стало тихо. Трещал огонь, пожирающий смолистые сухие дрова, да тикали большие напольные часы у стены, настоящая древность – с корпусом из полированного дерева, белым циферблатом и крупными черными цифрами на нем. Внутри узкого короба раскачивался блестящий маятник, закрытый мутноватым от времени стеклом. Пожиратели времени… Сергеев невольно поежился.
Ма-мы боль-ше нет! Па-пы боль-ше нет!
Горло свело, как в тот далекий день.
– Мне нужна помощь, – наконец-то выговорил он не без труда и потушил окурок в пепельнице. – И так получилось, что мне больше некого попросить.
– Так, – сказал Левин. – Это я, дружище, сразу понял. Мальца искать будешь?
– Да.
Дверь в гостиную приоткрылась, и несколько колонисток, шумные и румяные с мороза, начали накрывать на стол. Одна из них так стреляла глазами в сторону Вадима, что коммандос оживился и закрутил лопоухой головой, не выпуская крепенькую, как гриб, девицу из поля зрения.
Тишину вымело из комнаты поганой метлой. Вместе со звоном извлекаемой из «комода» посуды, шагами, шуршанием застиранной до дыр и аккуратно заштопанной скатерти, мгновенно накрывшей доски стола, женским сдержанным смехом в комнату вошел уют. Атмосфера изменилась, и Сергеев почувствовал, что сжатая в тугой узел пружина начинает потихоньку ослабевать, освобождая виток за витком.
Тут можно было не ожидать выстрела в спину. Тут можно было прикрыть глаза и задремать, разомлев от тепла. Тут пахло домом, выскобленным деревом, соленой капустой и горячим хлебом. Настоящим хлебом, который только что из печи. С корочкой и нежным мякишем. Такой хлеб больше всего любил Молчун. Любил больше всех лакомств. Но жизнь редко баловала мальчишку. Сухари, галеты, запитые водой, отдающей дезинфекатами и лежалый плиточный шоколад, если очень повезет.
Сергеев стал у окна и незаметно для себя самого закурил еще одну сигарету, выпуская дым в форточку. За стенами гостевого дома кибуц жил своей жизнью. Взбудораженный прибытием гостей поселок хрустел по снегу ногами прохожих, хлопал дверями, перекликался разными голосами и не думал успокаиваться. Закрывавшие небо маскировочные сети душили последние лучи потускневшего зимнего солнца. Холодало к ночи, воздух был прозрачен и чист, и на озябшем небе, у самого горизонта, из облаков вывалился бледный серп молодой луны.
– Убрать, что ли, сетки? – спросил Сорвиголова за сергеевской спиной. – Ну, на кой они нужны при таком раскладе?
– А если я ошибаюсь?
Левин рассмеялся.
– Да ну? Миша, что-то я тебя не узнаю! С каких пор в тебе поселился бес сомнений?
Сергеев пожал плечами.
– Ты насчет того, что здесь есть наблюдатели, пожалуйста, вслух не говори… – попросил Левин, понизив тон почти до шепота. – Не надо…
– Ты же человек военный, – сказал Сергеев негромко. – Сам должен понимать.
– Я понимаю. Тут всегда война, а, значит, есть и агенты. Что уж жизнь из меня выжгла, так это наивность. Тут вот в чем дело, Миша… Не то чтобы я хотел что-то скрывать от своих, но…
Он помолчал.
– Кибуц, по определению, место, где не должно быть сомнения в товарище. Иначе идея становится нежизнеспособной. Тут все делается вместе. Работа, воспитание детей, приготовление пищи, оборона периметра. И иначе никак нельзя. Мы – одна большая семья. Это не идеология, Сергеев. Это метод выживания. И если в эту семью бросить зерно взаимного недоверия, то – все! Пиши – пропало…
– Так ты с агентурой не борешься?
Левин улыбнулся так, что Михаил невольно повел плечами, как от холода.
– Ну, почему не борюсь? Борюсь. И не один. У меня и помощники есть.
– Много?
– Двое. Но им я по-настоящему доверяю.
– Значит, Лева, у тебя своя контрразведка. Я бы удивился, если бы было иначе. И как успехи?
– Нормально.
– Не уверен, что ты делаешь правильно. Общий враг – неплохая цель для закрытого сообщества. Как ты поступаешь, когда находишь… агентов? Несчастные случаи? Таинственные исчезновения?
– По-разному, – уклончиво промолвил Левин.
– Я бы на твоем месте никого не трогал, – сказал Сергеев серьезно. – Что ты меняешь? Несколько дней, ну от силы месяц и к тебе внедрят кого-то еще. И не факт, что ты его вычислишь. Известный враг – наполовину друг. Ты, Лева, прямой, как танковый ствол. Ну, что тут у тебя можно нашпионить? Как капусту солить? Или как зерно высушивать? Послушай доброго совета: следующего засланного казачка не скармливай медведям, а, наоборот, холь и лелей! Пусть пасется вольно, шлет радиограммы начальству и удивляется твоей наивности и совершенству своей маски. Пестуй его. И только тогда, когда нужно будет действовать быстро и скрыто – пристрели. Только на глазах у всех. Без тайн и обмана.
– Умный ты мужик, Сергеев, но не пошел бы ты со своими советами куда подальше.
– Дело твое, Левин. «Вампиры» меня послушались. Я не говорю, что все плохо. Я боюсь того, что когда-нибудь ты ошибешься. И кто-то, кого ты подпустишь близко, потому что будешь в нем уверен, выстрелит тебе в спину… Разницу улавливаешь?
– Когда-нибудь все ошибаются…
– Резонно. Только цена у ошибок разная. Ты за окно глянь. Как твое хозяйство без тебя обойдется?
– Вот только не надо меня учить, – сказал Левин с плохо скрываемым раздражением, но не повышая тона. – Мы с тобой, конечно, не ровесники, Миша, но у обоих жизнь была не простой. У меня тоже кое-какой жизненный опыт имеется. Я знаю, что ты умеешь выживать, но ты одиночка. А одиночка умеет заботиться только о себе. Ты просто не привык заботиться о тех, кто рядом. Для тебя люди – это идея. Это человечество, город, отряд, но не отдельный человек – ты у нас стратег, Миша! Ты категориями личности не мыслишь. Так тебя учили. Для достижения стратегической цели можно пожертвовать не то что другими, а и собой…
– А что неправильного? – прервал монолог Сорвиголовы Сергеев. – Ты не так же делаешь? Не так мыслишь? Или тебе не приходилось жертвовать кем-то ради жизни остальных? Неужели ты, зная меня, действительно считаешь, что для меня люди – пешки, и только для тебя они бесконечная ценность? Лева, что ты говоришь? Я стратег, а ты тактик? Спасибо, конечно, за комплимент, но здесь и сегодня есть только тактика, а стратегия развития событий, увы, не от нас зависит. И те, кто эту самую стратегию формируют, Лев Андреевич, находятся не здесь, не в пределах досягаемости, что жаль, а очень далеко отсюда, и не пожалеют они ни меня, ни тебя. И подопечных наших тоже не пожалеют. Нет у них такого органа, чтобы кого-то пожалеть.
