Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Особист распахнул перед ним дверцу, затем несильно толкнул меня в
плечо:
-Залезай.
Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и
стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.
-Садись, Артур.
Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с
главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой - быстро
они находят замену погибшим.
-Трогай, - бросил отец Никодим в спину шоферу (тоже, кстати, новичку).
Машина дернулась и поползла в сторону железнодорожного депо, юля на
обледенелой дороге.
-Куда мы едем, ваш крест?
-Как куда? – отец Никодим взглянул на меня, как на полоумного. – На твое
провозглашение, разумеется.
-Оно будет на базе?
-На базе.
Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.
-Я понимаю, тебе хотелось бы стать конунгом в Цитадели. Собственно, там
всегда и проходят провозглашения… Но, я решил…
-Не беспокойтесь, ваш крест, - воскликнул я. – Меня все равно, где именно
меня провозгласят. Лишь бы поскорее!
В глазу отца Никодима блеснул чертик.
-Молодца, Артур. Так и надо.
-Подъезжаем, ваш крест, - подал голос особист.
Из-за широкой спины шофера я увидел выстроившихся в шеренги стрелков,
как во время рождественских испытаний. Черт подери, да тут никак не меньше
тысячи бойцов! И все они греются на морозе ради меня…
-А Лорд-мэр здесь? – ровным голосом поинтересовался я.
-Лорд-мэр? – приподнял бровь отец Никодим.
-Я думал…
–Не обижайся, Артур, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на
плацу появлялся Лорд-мэр…
Ну, конечно. Провозглашение в конунги – это, наверное, такая же
обыденность в Армии, как, скажем, зачистка. Лорд-мэру недосуг заниматься
подобными пустяками… А что, если бы он все-таки появился на плацу? Просто
так, поглазеть. Неужели я убил бы его? И что бы это дало? Христо, зачем ты
послал меня сюда? Я уже ничего не понимаю…
-Р – равняйсь! – рявкнул седобородый офицер, как только из машины
появился отец Никодим. – Пр-риветствие!
Тысяча глоток послушно:
-Вторая- Военная – База – салютует –тебе – отец!
Офицер протянул отцу Никодиму мегафон.
-Возьмите, ваш крест.
Глава ОСОБи кивнул и, поднеся мегафон к губам, крикнул:
-Слава Лорд-мэру!
-Слава, слава, слава!
-Мы собрались здесь, чтобы почтить заслуженной наградой доблесть
нашего брата…
Усиленный динамиком голос отца Никодима разносил по плацу слова о
подвиге, о самопожертвовании, о славе. При всем желании я не мог принимать
эти слова на свой счет и с нетерпением ждал, когда он закончит свою речь.
-Я желал бы, чтоб каждый стрелок в минуту опасности, грозящей
начальству…
Да, опасность действительно была. В виде «шишки» Варяга, жаждавшей
проникнуть в святая святых сущности его креста…
-Вел себя так же, как стрелок Артур, которого, милостью и волей Лорд-мэра
мы провозглашаем сегодня конунгом Армии Московской резервации!
Шеренги встретили заключительную фразу отца Никодима нестройным
славословьем Лорд-мэру. Был также и свист, и неодобрительные выкрики: весть о
выскочке, пребывающем в Армии без году неделя, а уже дослужившемся до
конунга, как червь, сосет сердце и мозг.
-Держи, - отец Никодим вернул мегафон офицеру и обратился ко мне. – Не
обращай внимания на свистунов – отребье, говножуи. Знает, падла, что никогда и
до младшего офицера не дослужится, вот и свистит. Не обращай.
-Не обращаю, ваш крест.
Глава ОСОБи ухмыльнулся, обнажив ряд неестественно-ровных зубов, и
сказал офицеру:
-Начинайте обряд.
Обряд? Что еще за обряд? Я-то думал - провозглашение состоялось…
Стрелки возбужденно загудели, когда два бойца вывели на плац человека.
Женщина неопределенного возраста, руки связаны за спиной. В глазах –
животный страх. Мне хватило одного не цепкого взгляда, чтобы понять – это
житель Джунглей. Дикарь. Игрок. Охотник за Теплой Птицей.
Но для чего ее привели на плац? Смутно различая контуры обряда, я
надеялся, что предчувствие обманет меня. Не обмануло.
В руке отца Никодима появился самурайский меч (не тот ли, которым был
убит Борис?).
Женщина задергалась в путах, расширенными глазами глядя на
приближающегося главу ОСОБи. Она не проронила ни слова – такая стойкая или
эти ублюдки заблаговременно вырезали ей язык?
Под одобрительные крики стрелков отец Никодим вонзил меч в грудь
жертве.
-Артур, подойди.
Я приблизился. Женщина была уже мертва, но правый глаз непостижимым
образом жил, и время от времени описывал полукруг во ввалившейся глазнице.
-Видишь мой меч, - громко сказал отец Никодим, обращаясь не столько ко
мне, сколько к стрелкам. – Это пробочка. Вынуть пробочку – польется вино.
Вино? Что нужно от меня этому сумасшедшему?
К нам подошел офицер. Ухмыльнувшись, он подмигнул мне, одновременно
протягивая отцу Никодиму жестяную кружку.
Глава ОСОБи взял кружку и резко вырвал меч из груди женщины. Кровь
хлынула из отверстия тонкой дымящейся струей. Отец Никодим поспешил
подставить кружку под струю. Звук – точь-в-точь, как если наливаешь себе воды.
Кровь лилась недолго, но ее хватило, чтобы наполнить кружку.
-Уберите.
Бойцы поволокли труп женщины прочь. Отец Никодим повернулся ко мне.
-Властью Лорд-мэра ты, стрелок Артур, наделяешься…
Он окунул палец в кровь и провел им по моему лицу – ото лба до
подбородка, сверху – вниз.
-Правами и обязанностями конунга Армии Московской Резервации…
Снова – палец в кровь. Поперек щек, по носу, от уха до уха… У меня не
было возможности посмотреть в зеркало, но, судя по всему, на моем лице после
манипуляций отца Никодима вспыхнул кровавый крест…
-Верно служи Лорд-мэру, конунг.
-Служу Лорд-мэру! – отозвался я.
-Пей.
Отец Никодим протянул мне кружку. Едва теплая. Пить человеческую
кровь? В Джунглях я много раз слышал о каннибалах и всегда содрогался от
омерзения… Что делать, черт подери? Выплеснуть содержимое кружки в рожу
«попугая» - и бежать.
Я представил: тысяча стволов нацеливается на бегущего человека и
начиняет его свинцом. Некрасивое зрелище, но не оно образумило меня. Я, как и
прежде, вспомнил Христо, вспомнил Марину, вспомнил Снегиря. Как там
выразился отец Никодим – «польется вино»?
Это было отвращение, это была тошнота. Я пил отвращение и тошноту.
Вкус крови…
Сдерживая позыв на рвоту, я протянул главе ОСОБи пустую кружку.
-Ну, ты даешь, - удивленно проговорил тот. – Достаточно было сделать
небольшой глоток…
Что ж ты раньше не сказал, гнида?
Ни на кого не глядя, я вытер губы рукавом – на рукаве остался широкий
черный след. Шеренги стрелков стали редеть: представление закончилось. В
воздухе замельтешили крупные снежинки.
-Конунг, - отец Никодим хлопнул меня по плечу. – Теперь – к Рустаму. Надо
отпраздновать твое провозглашение. Тушенки пожрем.
Слово «тушенка» прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я
блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении
зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась даже слюны, а желудок
зазвенел пустотой, я распрямился.
-Полегчало? – заботливо осведомился глава ОСОБи.
-Угу.
-Ну что ж, тогда едем.
На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни
души. Стрелки разбрелись по теплым баракам – есть тварку, пить зеленку и,
конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения. Пусть треплются,
говножуи.
В машине было тихо. Отец Никодим достал из кармана янтарные четки и
задумчиво перебирал их, глядя на проплывающую за окном Вторую Военную
Базу.
Взглянул на меня, щелкнул четками и, подбросив их на ладони, спрятал
обратно в карман.
-Артур, давно хотел спросить у вашего брата, каково это - быть конунгом?
-Ваш крест, ведь вы знаете, что я лишь двадцать минут, как конунг.
-Да я не об этом, - досадливо отмахнулся отец Никодим. – Что ты
чувствуешь? Эйфорию, мандраж?
Что я чувствую? Чувствую, что по уши в дерьме - вот что чувствую.
-Пожалуй, эйфорию. Легкую.
Отец Никодим засмеялся.
-Легкая эйфория – это прекрасно. Это что-то из чувственного арсенала
бывших… Ты ведь знаешь о существовании бывших, Артур?
Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все
кругом говорит о них?
-Знаю, ваш крест.
-Так вот, - глава ОСОБи потянулся, достав длинными ногами чуть ли не до
