Антон Томсинов - Одинокие в толпе
– Твои службы посещает много людей?
– По правде сказать, ты первый, с кем я разговариваю за последние пять лет. Прихожан становится всё меньше – люди умирают, переезжают, разочаровываются в религии. Молодёжь не приходит вовсе. Бог умер. Ты ведь даже не знаешь, что такое религия?
– Знаю. Но я воспитывался... в особой школе. Остальные люди, согласен, уже всё забыли. Хорошо это или плохо?..
Старик покачал головой.
– В конце концов остался только один прихожанин. Но ему сделали неудачную операцию по пересадке органов в дешёвой клинике. Произошло отторжение тканей, и он умер. С тех пор я всё делаю только для себя.
– Так ты молишься в одиночестве?
– Нет, не молюсь. Я просто совершаю ритуал. Могу признаться тебе, что я никогда не молился. И завидовал тем из прихожан, у кого была вера. Сильная, чистая вера... А я просто совершаю ритуал, механическую последовательность действий... Иногда даже сомневаюсь: верил ли я вообще в какого-нибудь бога, или это тоже было частью ритуала? Чем-то вроде церемониальных одежд?
– Но если нет прихожан, то на какие деньги ты живёшь?
– Когда строили собор, для меня положили в банк большую суму денег. Раз в год снимаю проценты. Этого хватает.
Он неторопливо отхлебнул из чашки.
– А ты никогда не подумывал снять со счёта всю сумму и уехать? Ведь больше нет ни одного верующего, а Бог умер.
Бернар ласково улыбнулся:
– А кто тогда будет вытирать пыль? Зажигать свет? Играть на органе? Да и куда я поеду? Думаешь, я долго проживу в мире, имея деньги? Для этого надо быть не менее жестоким, чем те, кто захочет их отнять. Я счастлив здесь... Понимаешь ли ты, как может быть счастливым одинокий человек? Мне не нужны телепередачи, шумные вечеринки, пустые разговоры с друзьями. Мир забыл обо мне. Он куда-то спешит, сбиваясь с ног и теряя в пути последние крупицы покоя, радости и счастья... Здесь стоит единственный в полисе орган. Настоящее сокровище, о котором не ведают обыватели. Они не поймут разницы между живым звучанием сотен труб и электронными импульсами цифрового инструмента... Я верю только в одно – что в других полисах ещё есть такие же соборы, где кто-то зажигает свет и стирает пыль со статуй. Они были построены в своё время. Не знаю, что случилось с ними теперь.
Он выпил ещё немного чая.
– Всё дело в том, – задумчиво произнёс Бернар, – что религия изжила себя. Жизнь стала слишком стремительной. Люди не могут себе позволить ползать на коленях перед иконами... Скажу тебе по секрету: не люблю икон и статуй, алтарей и кадил... От запаха ладана меня тошнит... Предпочитаю позу лотоса и медитацию на предутреннее небо.
– Познавать беспредельное Дао?
– И вставлять палки в Колесо Сансары... Но я сейчас о другом. Люди мало ценят то, чего много, они любят то, чего мало. Посмотри, – сказал он и придвинул мне свой полупустой стакан. – Два глотка. В этом стакане осталось два глотка чая. Они ничего не значат для нас, потому что можно налить себе ещё и ещё. Но для того, кто умирает от жажды...
Он допил свой чай и закончил.
– ...для того, кто умирает от жажды, два глотка значат ещё меньше: в раскалённой пустыне лучше и не видеть этих двух капель – они всё равно не утолят жажду... Подумай над этим.
Мы помолчали немного.
– Ты сейчас уйдёшь?
– Да. Мне пора.
– Заходи ещё. Я всегда буду рад видеть тебя.
– Не знаю, получится ли... если останусь в живых, загляну обязательно.
Я снова углубился в переулки. Надо дождаться утра. Просто дожить...
9 часов утра. Точно в назначенное время захожу к Марине. Перед тем как нажать на кнопку звонка, я почему-то останавливаюсь, прислоняюсь к стене и закрываю глаза. Я принял решение и не собираюсь его менять: яд приготовлен, развязка неотвратима... Но какое-то сомнение продолжает преследовать меня. Я обычно старался быть справедливым, добрым и терпеливым. Я никогда не был хладнокровным убийцей. Я обычно отправлял людей на тот свет в порядке самозащиты, либо в силу военных действий – тех же Бионов. Это так просто – нажать на курок, с удовольствием сознавая, что ты успеваешь быстрее. Тут нет выбора – убивать или нет. Вопрос стоит так – убивать или умереть!.. Я никогда не старался быть судьёй, избегал оценивать других людей, по крайней мере, не настаивал на своих оценках... Если подходить к ситуации объективно, я должен убить Марину и Френсиса, передать информацию в Клан и убедить руководство в необходимости проведения операции по уничтожению всех Бионов полиса, защищая себя и Анри от нависшей опасности. Убить – чтобы собственный мой Клан не использовал Марину против её воли. Ведь однажды она уже отказалась от сотрудничества, сбежав в наш полис, на этот раз ей так легко не выкрутиться. Да она в принципе и не нужна Клану: я знаю обо всех её опытах, я скопирую информацию и уничтожу оригинал.
Марину жаль... Было бы понятно, если бы она проводила опыты ради денег, славы или ещё чего-нибудь... Но ради спасения Френсиса? Смешно! В конце концов это просто иррационально! Подобного мне никогда не понять... Может быть, здесь то же самое, что заставляет тебя, Митер, сжигать мозг в попытках оживить Нату? Такое мне недоступно. Это на уровне инстинктивного, подсознательного, а я каждое своё действие привык подчинять холодному расчету.
Пора снять маску, которую знает Марина – маску весёлого, безобидного человека. А некоторые маски приходится отрывать, с мясом и кровью. Клан, давая мне это задание, заранее знал, как я поступлю, найдя изобретателя. Он просчитал всё – даже то, что я могу сорваться. Он уверен, что я в любом случае исполню долг и не стану мучаться совестью или кончать с собой. И мой выбор не зависит от того, кем мог бы оказаться изобретатель – ребёнком, стариком, мужчиной... Единственное, что я могу сделать для Марины – использовать яд, не причиняющий мучений.
Звоню в дверь.
Марина узнаёт моё лицо. Улыбается и открывает замок. Чувствую приятный запах.
– Я к завтраку булочки приготовила. Сейчас угощу. С мёдом!.. Ты сегодня какой-то бледный.
– Не выспался. Слишком поздно вчера лёг.
Булочки – просто прелесть...Ароматный чай... Домашний уют...
– А где Френсис? – спрашиваю я, держа в руке второй воздушный пирожок,
– Вышел в магазин за продуктами. Скоро вернётся... А поставлю-ка я ещё чайку...
Она берёт чайник и скрывается на кухне. Неторопливо достаю из кармана специальную коробочку. Она никак не желает покидать карман, цепляясь за ткань. Нажимаю на кнопку – и из небольшого отверстия в чашку Марины падает жёлтый шарик, моментально растворяется, не изменяя ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Убираю коробочку в карман и переглядываюсь с бирюзовым человечком. Он, как обычно, насупил брови.
– Сейчас ещё по паре чашечек – и за работу, – говорит Марина, возвращаясь. – Попробуй вот эти булочки с курагой. Сегодня в первый раз испекла. Если получилось ужасно, скажи сразу.
– Что-то они мне кажутся пресными.
Марина отпила немного чая и взяла булочку.
– Да нет, они сладкие. Ты шутишь?
– Просто я, наверно, устал. Совсем не хочется есть.
Молча пью чай. Марина сегодня разговорчива, как никогда. Рассказывает какие-то истории, обсуждает новости... Я лишь поддакиваю и исподтишка поглядываю на часы. Постепенно она теряет живость, от лица отливает кровь.
– Что-то голова кружится, – говорит она и ставит чашку на поднос, неловко расплескав несколько капель.
Подносит руку ко лбу, откидывается в кресле.
– Потом вытру... Какая-то сонливость появилась... Медленно закрываются глаза, грудь вздымается и опадает пару раз, потом замирает, тело обмякает, рука бессильно свешивается вниз...
Извини... Но даже сквозь боль я повторю: это лучший выход... Клан жесток с теми, кто не хочет работать на него. Электроды в центр удовольствия... деградация мозга... сведение жизненных сил к затмевающему всё экстазу, ради которого человек сделает то, что от него потребуют...
Лучше уж так. Красиво и печально...
Последний раз улавливаю медовый запах её волос, встаю и иду в комнату с компьютером – переносить на свой диск информацию, чтобы ничего не оставить другим. В завершение достал из системного блока жёсткий диск, развинтил и разломал, аккуратно выбросил обломки в мусорку. Все диски, какие только нашлись, рассовал по карманам.
В холле послышались шаги. Это Френсис. Он проносит на кухню пакеты с продуктами, идёт в зал.
– Что с ней? – успевает спросить Френсис.
Затвор H&S лязгает, пуля прочерчивает спираль до его лба, входит в стену, оставляя некрасивую чёрную отметину. Френсис отлетает в угол и там замирает, подвернув под себя ногу...
Быстрым шагом выхожу из дома и иду к подзёмке. Мозг превратился в чёрную пустыню – как та, что за энергощитом полиса, он не воспринимает даже самые любимые песни, они звучат где-то далеко-далеко... Чувство самосохранения напоминает, что надо бы быть осторожнее, Бионы всё ещё ведут охоту... Но мне сейчас на это наплевать...
![Владимир Рыбин - Включите вашу память [=Если разбудить память]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
