Юрий Никитин - Лоенгрин, рыцарь Лебедя
На площади наступила мертвая тишина. Тельрамунд открыл рот для свирепого рыка, но бросил взгляд на своих верных рыцарей. Они пойдут за ним всюду, но сейчас на их лицах ясно читается, что он нарушает рыцарский кодекс поведения, никто не смеет отказываться приветствовать сюзерена, разве что при мятеже.
Он помедлил, трое арбалетчиков взяли его на прицел, с такого расстояния стальные болты прошибут его стальную кирасу, как тонкий лист дерева.
Стиснув челюсти, он медленно покинул седло, каждым жестом показывая, что действует не по принуждению, а по рыцарскому этикету, преклонил колено и опустил голову.
– Ваша светлость…
– Граф Тельрамунд, – ответил Лоенгрин.
Граф тут же поднялся во весь огромный рост, не дожидаясь разрешения, прогремел во всю мощь своего громового голоса:
– Почему вы пытаетесь повесить священника?
– Потому что он продал душу дьяволу, – объяснил Лоенгрин любезно, – и у меня вон вся площадь свидетелей. Им всем рты не заткнешь, они скажут свое слово, если церковь восхочет провести расследование этой позорной казни. Думаю, все поняли и запомнили суть спора, ибо это не сложный богословский вопрос…
Из толпы прокричали:
– Все запомнили!
– Все поняли!
– Он послан дьяволом!
– Он продал душу!..
Нил кивнул воинам, те дружно потащили вниз свободный конец веревки, священника подтащили к самой ветке. Он хрипел, задыхался, извивался всем телом, а веревку завязали крепким узлом за ветку пониже и отбежали в сторону, чтобы полюбоваться на корчи предавшего заповеди Господа человека.
Лоенгрин обвиняюще вытянул руку в сторону Тельрамунда.
– Граф, это ваше упущение! Вы должны были сами наказать этого человека, продавшего душу дьяволу…
Нил выкрикнул с мстительной веселостью:
– Наказать? Да он там сидел на коне и с удовольствием слушал!
Кто-то из рыцарей заметил громко:
– Недаром же появился так быстро…
– Думаю, – сказал третий, – священник продал душу не дьяволу, а графу Тельрамунду…
– Или дьяволу в обличии Тельрамунда…
– Граф, – произнес Лоенгрин холодно, – мы остановимся в вашем замке, проверим, как ведете дела, выслушаем жалобы благородных людей, ремесленников и крестьян…
Тельрамунд процедил с ненавистью:
– Мой замок, мои земли и мои люди к вашим услугам, ваша светлость, и в полном вашем распоряжении. Но я выслушиваю жалобы сам, это моя обязанность.
Лоенгрин уточнил громко:
– Герцог не успевает везде сам, потому он и передает часть полномочий своим подданным. Но когда оказывается где-то сам, он волен судить и выносить вердикты лично. Разве не так, граф?
Тельрамунд стиснул челюсти, все видели, как его ладонь то и дело опускается на рукоять меча, но все так же понимают, в том числе и сам граф, что ему достаточно вытащить клинок из ножен, как арбалетные стрелы пронзят его тело насквозь.
– Хорошо, – проговорил Тельрамунд, – если вам так уж желается выслушивать жалобы простолюдинов, то я вам предоставлю это удовольствие!
– На том и порешим, граф, – ответил Лоенгрин с холодной вежливостью. – На том порешим!
Глава 12
К замку они поехали двумя отдельными группами, даже барон Артурас Неантарис и сэр Диттер Кристиансен старались не смотреть друг на друга, хотя давно дружат семьями, но сейчас оба в первую очередь вассалы: один – графа Тельрамунда, другой – герцога Лоенгрина.
Шатерхэнд тревожился и шепотом напоминал, чтобы все были настороже, да не вздумает ли граф Тельрамунд, воспользовавшись их малочисленностью, напасть на них ночью или при любом другом удобном случае и перебить всех. Сэр Торбьен угрюмо возражал, что сейчас все на виду, и если такое случится, рыцарство отшатнется от Тельрамунда, но и сам чувствовал, что уверенности в его тихом голосе нет.
И все-таки каждый верил, что какие бы ни были у них отношения с этим рыцарем Лебедя, но убить гостя в своем доме – такого не случалось в истории Брабанта, если не считать совсем уж дикие времена. Тем более убить сюзерена, это двойное нарушение рыцарской клятвы и кодекса.
Шатерхэнд пустил коня рядом с Лоенгрином, покосился на его злое напряженное лицо.
– Ваша светлость, – спросил он осторожно, – вы в самом деле собираетесь… или намереваетесь принимать жалобы от местных жителей и вершить суд?
Лоенгрин покачал головой.
– Хотел было, – ответил он мрачно.
– А теперь?
– Передумал, – ответил Лоенгрин. Увидев его недоумевающий взгляд, пояснил: – Тельрамунд наверняка подстроит что-то хитрое, а у него преимущество, он знает здесь всех, я – никого. Просто не хочу сражаться с ним на его поле и по его правилам.
Шатерхэнд подумал, спросил с заметным облегчением:
– Значит, скоро уедем?
– Да, – подтвердил Лоенгрин. – Мы уже, собственно, своей цели достигли. И Тельрамунд это понял.
– И другие, – согласился Шатерхэнд.
– Поиграли мускулами, – сказал сэр Харальд с удовольствием. – Напомнили, кто в Брабанте хозяин.
– Но все-таки переночуем в замке Тельрамунда, – сказал Лоенгрин жестко. – Да увидят все, что хозяева Брабанта – мы! И потому никого не страшимся.
А в другом отряде, что сплотился вокруг графа Тельрамунда, держатся так же напряженно, поглядывают в сторону герцога на удивительно рослом и могучем коне, на его постоянно готовых к схватке рыцарей.
Сэр Фридрих Алготтсдоттер, самый старший из вассалов Тельрамунда, сказал вполголоса весьма задумчиво:
– Есть поговорка насчет черта, что, постарев, пошел в монастырь…
Сэр Артурас спросил заинтересованно:
– Хорошая мысль! Вы о ком?
Сэр, не обращая на юнца внимания, продолжил тяжеловесно, словно громоздил стену из крупных глыб:
– Как мы знаем, самые ревностные аскеты и подвижники получаются из тех, кто больше всех убивал, насиловал, истязал, калечил и мучил… Если, конечно, успевает опомниться и раскаяться.
Граф Тельрамунд подумал, кивнул.
– Да… теперь я как-то понимаю.
– Таких, – продолжал сэр рассудительно, – конечно, мало. И жизнь людская коротка, и погибают злодеи от рук мстителей часто, однако же бывают случаи, вы их знаете, когда короли, пролившие моря крови, вдруг ужасаются содеянного и уходят в монастыри замаливать грехи, когда злодеи и кровопийцы раздают все награбленное и, одевшись в рубище, уходят в дальние страны, чтобы поклониться Гробу Господню и вымолить прощение…
Лорд Артурас проговорил медленно:
– Я понимаю ход ваших мыслей, благородный лорд Алготтсдоттер. Однако этот рыцарь Лебедя очень молод…
– Но с его воинским умением, – напомнил сэр Алготтсдоттер, – он мог пролить море крови. Потому сейчас постоянно говорит о миролюбии.
– Да, похоже на то. – И добавил задумчиво: – А еще бросается в глаза его подчеркнутое целомудрие, когда он даже не смотрит на придворных дам… А там встречаются такие штучки!
– Это тоже говорит о его грехах на этом поприще, – закончил за него сэр Фридрих. – Возможно, он насиловал женщин зверски и убивал или расчленял… возможно, его преступления были такими, что нам и вообразить трудно, мы же добропорядочные христиане, хоть и не самые ревностные в мире! И вот теперь, ужаснувшись содеянному, он постоянно держит себя в руках и потому идет по жизни не так, как все мы, а как должно…
– Что вообще-то противно людской природе, – сказал сэр Артурас хмуро. – Мало того, что Господь вылепил нас из сырой глины, а мог бы из благородного гранита, чего ему стоило бы, так еще и допустил, чтобы в каждом из нас поселилось семя Змея… В общем, сэр Фридрих, хорошо бы разузнать про этого рыцаря Лебедя побольше. Уверен, мы узнаем нечто такое, что все содрогнутся.
– Я сегодня же отправлю людей за пределы Брабанта, – пообещал сэр Фридрих.
– Лучше в места, – подсказал сэр Микаил Ларсен, – где недавно отгремели самые жестокие войны.
К замку подъехали, постепенно сближая отряды, а через арку прошли так, что встречающие во дворе и не уловили смертельного напряжения, готового взорваться яростной схваткой насмерть.
Леди Ортруда вышла навстречу цветущая, роскошная, с оголенной шеей и плечами, созданными для жарких поцелуев, заулыбалась, сказала самым приветливым голосом:
– Ваша светлость, сэр Лоенгрин, мы вам бесконечно рады!.. Я просто уверена, что вам у нас понравится. А я, со своей стороны, сделаю все, чтобы вам у нас понравилось… очень.
Лоенгрин поклонился, чувствуя себя как никогда скованным, соскочил с коня и с трудом заставил ноги сделать шаг вперед.
– Леди Ортруда…
Крем глаза поймал несколько удивленный взгляд Шатерхэнда, он должен по правилам поцеловать хозяйку в обе щеки, а если особо расположен, то и в губы, это не только привилегия сюзерена, но и его обязанность, но такой жест выдаст его с головой…
Ортруда засмеялась нежно и таинственно, шагнула к молодому герцогу и, бережно взяв его ладонями за щеки, поцеловала в губы. Среди рыцарей кто-то завистливо крякнул, как большой сытый гусь, а Лоенгрин ощутил, как волна жара охватила его с головы до ног.
