Майкл Гелприн - Хармонт. Наши дни
– Здравствуйте, господин директор, – приветствовал Ежи насмешливый голос брата. – Вы в курсе, который час, господин директор?
– Извини, – не принял шутливого тона Ежи. – Нам нужно поговорить. Не откладывая. Давай я за тобой заеду.
Ровно в полдень Ежи пригласил генерала с советником в директорский кабинет.
– Присаживайтесь, господа, – предложил он. – Я хочу продемонстрировать вам кое-что. Собственно, взгляните на этот предмет. Это тот самый «объект 132-С», о котором я вам говорил и свойства которого подробно расписаны в плане. На сталкерском сленге объект называется «рачьим глазом».
Ежи приютил «рачий глаз» в ладони и протянул руку. Минуту спустя «глаз» запульсировал, замигал красными концентрическими кругами.
– По моей просьбе, – Ежи прибрал «объект 132-С» в ящик стола, – капитан полиции Найт и его люди протестировали большинство жителей Рексополиса, а также дислоцированных в округе военных и заключённых в тюрьме. Результат отрицательный, такой же, что вы только что видели, когда я тестировал вас.
– И сколько народу всего было протестировано? – осведомился советник.
– Не знаю в точности, – но думаю, что не меньше пяти тысяч человек. Статистика такова, господа: за всё время существования хармонтской Зоны выявлены восемь индивидов, у которых результат теста положительный или, судя по имеющейся информации, был положительным при жизни. Условно назовём этих людей «своими», с точки зрения Зоны, или просто «своими». Всех остальных условно назовём «чужими». Итак, я склонен предполагать, что «своими» были покойный Робертс по прозвищу Гуталин, пропавший без вести Шухарт по прозвищу Рыжий и погибшая при последнем расширении Панини по прозвищу Чёрная вдова. Остальные пятеро живы.
Ежи перевёл дух. А непросто им, подумал он. Ни тот ни другой раньше с Зоной напрямую не сталкивались, им нелегко принять на веру вещи, которые ничуть не удивят любого сталкера или даже человека, прожившего поблизости от Зоны значительную часть жизни.
– Продолжайте, доктор, – подбодрил советник по нацбезопасности. – Кто эти пятеро?
– Прежде всего, дочь Шухарта Мария. Предположительно, она живёт в Зоне более двадцати лет. Также полагаю, что она наиболее близка к пришельцам внешним обликом и приобретёнными в Зоне способностями. Можно сказать, что она в теперешнем её состоянии – некое передаточное звено между Зоной и остальными четырьмя. Кроме Марии, «своими» стопроцентно являются главный эксперт хармонтского филиала Института Ян Квятковски, заключённый Карл Цмыг, приёмная дочь Цмыга, она же жена Квятковски Сажа, и ваш покорный слуга. Не исключено, что со временем «своим» станет и Гуталин Квятковски, сын Яна и Сажи. По всей видимости, по достижении определённого возраста.
– И как вы это объясняете, доктор? – полюбопытствовал генерал. – Откуда такая, прямо скажем, выборочная селекция?
– У меня есть лишь гипотеза, – развёл руками Ежи. – Версия, если угодно. Все «свои» обладают некоторыми общими качествами. Во-первых, их жизнь тесно связана с Зоной. Во-вторых, они лишены всяческой ксенофобии и расовых предрассудков. В-третьих, они способны на поступок. На дерзкий поступок, иногда вопреки здравому смыслу, вопреки логике, традициям и общечеловеческой морали. Другими словами, способны совершить поступок принципиальный, на который большинство других людей никогда бы не решилось. В-четвёртых, полагаю, что частично принадлежность к «своим» определяется генетически. В частности, мы с Яном Квятковски – родные братья, остальные родственные связи вполне очевидны. В итоге, я думаю, что «свои» – это некоторый фенотип, общий для весьма малого количества индивидов, тех, кого Зона считает наиболее близкими к себе или, скорее, к разумным существам денебской цивилизации.
– Хорошенькое дело, – присвистнул советник. – Вы хотите сказать, доктор Пильман, что вы… как бы это поделикатнее выразиться?
– Давайте отбросим деликатность. По неким гипотетическим признакам у меня, так же как у остальных троих, есть общность с Зоной. Больше того, есть основания предполагать, что пришельцы рассматривают нас как некую особую расу, которую собираются после завершения экспансии пощадить. Не знаю, в каких целях. Возможно, чтобы показывать любопытствующим, как животных в неволе. Так или иначе, с «рачьим глазом» в руке в качестве пропуска любой из нас способен перемещаться по Зоне без риска быть ею уничтоженным. Сегодня утром я предложил своему брату Яну Квятковски участвовать в диверсионной акции. Заложить вдвоём заряд взрывчатки в развалины хармонтского завода, где, предположительно, размещено управляющее экспансией устройство. После чего задействовать часовой механизм. Самый примитивный из возможных – никакой электроники, никаких…
– И что? – прервал советник по нацбезопасности. – Эксперт Квятковски согласился?
– Нет. Он отказал мне.
– Правильно, – кивнул советник. – На его месте отказал бы любой. Зона уничтожит диверсантов, доктор. Неважно, «свои» они ей или «чужие». Пришельцы попросту расправятся с ними, в лучшем случае – обезвредят и позволят уйти.
– Другого плана у меня нет, – сказал Ежи жёстко. – Думаю, что его нет вообще.
Он замолчал, и наступила пауза. Никуда вы не денетесь, думал Ежи, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Повозражаете для блезиру и примете, жизнь двух-трёх человек в данных обстоятельствах значения не имеет.
– Так что конкретно вы предлагаете, доктор Пильман? – осторожно спросил, наконец, генерал. – С планом я ознакомился, но в нём не хватает кое-чего.
– Не хватает, – согласился Ежи. – В нём не проставлены имена. Давайте ликвидируем этот недостаток. В графу «диверсант-1» впишем моё имя. В графу «диверсант-2» поставим прочерк.
– Не сомневался, что вы предложите именно это, – усмехнулся советник по нацбезопасности. – Я даже не стану докладывать президенту. Ваша жизнь, доктор Пильман, слишком ценна, чтобы рисковать ею. Допустим, мы одобрим план в принципе. Почему эксперт Квятковски отказал вам?
– Мой брат человек непростой, – ответил Ежи. – И очень непростой судьбы. Половину сознательной жизни он провёл в тюрьме. И к круто обошедшемуся с ним социуму относится соответственно. На человечество как таковое ему, простите, плевать. Это его собственные слова, и я его понимаю.
– А его жене? – вкрадчиво спросил генерал. – Ей тоже плевать на человечество?
– Думаю, что ей нет. Но в Зону Сажа не пойдёт, это даже не обсуждается. Или туда пойду я один, или президенту придётся выполнить поставленное моим братом условие.
– Вот как? – удивлённо поднял брови советник. – Что за условие?
Карл Цмыг, 52 года, содержащийся под стражей
в ожидании суда заключённый
Расширение Зоны поглотило хармонтскую городскую тюрьму, и новых бедолаг сажали теперь исключительно в окружную. Исправительное заведение Сан-Себастьян, переименованное контингентом в «Сталкер хауз», было переполнено, камеры ломились от заключённых, и начальник тюрьмы говорил, что, если и дальше так пойдёт, заведение лопнет.
Карл знал, что в ближайшие дни ему придётся убить или быть убитым. Он уже дважды схватывался с Джузеппе Панини, первую стычку в столовой пресекла охрана, после случившейся в подсобке второй Карл неделю пролежал в тюремном госпитале. Третья наверняка будет последней – Носатый Бен-Галлеви умудрился дать взятку проверяющему передачи охраннику и пару дней спустя извлёк из рождественского торта заточку. Она должна была компенсировать разницу в возрасте, так что у Карла теперь появились шансы.
Рождество прошло спокойно, заключённые мирно заснули в камерах, но наутро из одной из них вынесли скоропостижно скончавшегося ночью бывшего капитана хармонтской полиции Ленни Уильямса. Следов насильственной смерти на теле обнаружить не удалось, впрочем, искали их не слишком тщательно.
– Эх, отправить бы тем же путём итальяшку, – вздохнул Носатый Бен-Галлеви, проводив взглядом покинувшую территорию тюрьмы труповозку. – Жаль, сокамерники у него не те.
Карл пожал плечами.
– Хорошего понемногу, – философски заметил он. – Посмотрим, как оно сложится.
Вызов к начальнику тюрьмы застал Карла за игрой в покер. Оказался вызов очень некстати, потому что ему как раз пошла карта, он отбил у сокамерников проигранные накануне пять пачек сигарет и собирался выиграть ещё столько же.
В начальственном кабинете Карла ждал поджарый морщинистый старик в генеральском мундире.
– Оставьте нас одних, – попросил он.
– Этот человек опасен, – предупредил начальник тюрьмы. – Прикажете надеть на него наручники?
– Не стоит, – улыбнулся генерал. – Я тоже опасен, но думаю, мы с ним поладим.
Карл уселся на стул и закинул ногу на ногу.
– Сигаретку позволь, – небрежно попросил он.
– Я вообще-то не курю, – признался генерал. – Но ношу с собой. Курите. И давайте-ка останемся на «вы».
