Стражи. Боги холода - Макаренков Максим "bort1412"
А тогда – ощущение удивительной цельности и доброжелательности вокруг, любезный хозяин, короткая прогулка по коридору, одна из стен которого, полностью стеклянная, выходила в запущенный и от этого еще более очаровательный, парк.
Вяземский открыл дверь, пропуская гостью вперед:
– Проходите, присаживайтесь. Так хотите чаю?
Татьяна кивнула в ответ.
Тогда подождите минутку, я сейчас распоряжусь.
Войдя в кабинет, Таня, осматриваясь, остановилась на пороге.
Высокие потолки с лепниной, большое, во всю стену, окно, также выходящее в парк, стены полностью заставлены книжными шкафами.
В глубине комнаты массивный рабочий стол темного дерева. На столе, несколько неуместный, выбивающийся из общего стиля, ноутбук.
У окна журнальный столик и пара кресел.
Татьяна село в одно из них, достала диктофон и, проверив, поставила на середину стола.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Вяземский. Быстро прошел к окну, остановился за креслом, скрестив руки, оперся ими о спинку кресла.
– Итак, вы хотите взять у меня интервью. Зачем?
Татьяна даже растерялась слегка, но виду не показала:
– Ян Александрович, вы представитель старинного русского рода, всю жизнь прожили за границей, имеете успешный бизнес. Ваше возвращение…
Вяземский досадливо поморщился:
– Татьяна, а если без этих дежурных фраз?
И она, не раздумывая, выпалила:
– Да за квартиру мне платить надо! А когда стала собирать материал о вас – стало интересно.
– Что именно интересно? – склонив голову к плечу, ехидно глянул на нее собеседник.
– Вы. Какой вы. Почему вас назвали Яном. Как вы жили, – пожала плечами журналистка.
– Послушайте, – возмутилась она, – это же вы у маня интервью уже берете!
Улыбнувшись, Ян сел в кресло:
– Прошу меня простить, это уже профессиональное.
Татьяна решила перехватить инициативу. Включив диктофон, спросила:
– В каком смысле, профессиональное?
– Я же руковожу компанией, которая занимается системами охраны. Вы представляете, сколько вопросов приходится выяснить, прежде чем удается выработать наиболее подходящую для клиента схему? А если вспомнить о том, что многие просто параноидально относятся к вопросам сохранности своих секретов… – и Вяземский выразительно махнул рукой.
– Неужели вы сами проводите такие вот встречи? Разве для этого нет специалистов компании?
– Вы должны знать, что есть клиенты разного уровня. И потом – если я не понимаю специфики работы компании, как я могу ей управлять?
– Логично, – позволила себе улыбнуться Татьяна.
В дверь негромко постучали и, дождавшись громкого «Да-да, входите», молодой человек в строгом деловом костюме вкатил сервировочный столик с чайником, двумя чашками, вазочкой с печеньем и аккуратными маленькими баночками с вареньем.
– Алексей, оставьте столик возле нас, пожалуйста. Вы свободны, я сам поухаживаю за нашей гостьей.
И, уже обращаясь к Татьяне:
– Искренне советую, попробуйте вот это, черничное. Совершенно бесподобное лакомство.
Налив Татьяне крепкого черного чаю, Вяземский наполнил свою чашку, сделал небольшой глоток, и, воровато глянув на дверь, сцапал со столика банку малинового варенья.
Запустив в нее ложку, объяснил недоуменно смотревшей гостье:
– Алексей, кроме всех прочих его талантов, еще и мой тренер. И к моим маленьким слабостям относится крайне неодобрительно. А я малиновое варенье люблю – словами не описать.
Отправив ложку варенья в рот, блаженно закатил глаза, а потом указал на диктофон:
– Процитируете это, подам в суд и докажу, что ничего не было.
– Хорошо-хорошо, никакого варенья, – рассмеялась Таня. – Тогда вы мне расскажете, почему вас назвали Яном.
– На самом деле никакой тайны. Моя мама – полячка. Вообще, это длинная и грустная, в общем-то, история. Мой отец безумно влюбился в сотрудницу посольства Польши в США. Отец к тому времени был уже очень немолод, давно вдовец, а вот моя будущая мама – молодая красавица, замужем. По каким причинам она не могла развестись официально – не знаю, но им пришлось бежать. Отец был не слишком состоятелен, но, продал все свое имущество в Штатах, выправил маме фальшивые документы, и они сбежали сначала в Мексику, а потом в Эквадор. Там я и родился. Собственно говоря, я незаконнорожденный. Как в старину говорили – бастард.
Вяземский надолго замолчал и Татьяна, не выдержав, спросила:
– А, а потом, что?
– А потом они погибли. Оба. Мне было три года. Так что, – он грустно улыбнулся, – своих родителей я узнавал по рассказам дяди. Двоюродный брат отца, осевший в Южной Америке еще до Второй Мировой. Замечательный старик, воспитывал меня буквально как родного сына, которого у него никогда не было. А родители – они поехали отдохнуть в горы, машина сорвалась с серпантина… Нашли их спустя два дня. Дядя говорил, что полицейские сказали – оба погибли сразу, не мучились.
– Простите, – поморщился Ян, – не будем больше об этом. Не самая приятная тема. Давайте я лучше расскажу вам о том, как я купил эту усадьбу! А потом мы вместе пообедаем и погуляем по парку. Я еще ничего в нем не менял, и даже не знаю, хочу ли это делать. В этой запущенности есть что-то притягательное.
Таня кивнула и поставила диктофон рядом с чашкой Вяземского.
Незаметно пролетело полтора часа. Вяземский увлеченно рассказывал о своих хождениях по инстанциям, о том, как он, с пеной у рта доказывал, что восстановление исторического облика усадьбы никак невозможно без изменений в одной! Ровно одной разрушенной каменной стене… Как нанимал исследователей, обнаруживших в архивах саратовского энтузиаста-историка снимки усадьбы, как по крупицам выискивал он в воспоминаниях стариков-эмигрантов упоминания о внутренней отделке Алёхово-Пущино и составлял эскизы интерьеров.
Но все это оказалось цветочками по сравнению с тем, что последовало, когда началось строительство!
Вяземский рассказывал настолько живо, с такими красочными подробностями и точными деталями, давал настолько меткие и точные характеристики людям, что Татьяна спросила, не занимался ли он когда-нибудь журналистикой, или писательским ремеслом.
Ян в притворном ужасе откинулся в кресле:
– Упаси Боже! Да я и в школе терпеть сочинения терпеть не мог. Читать – да, читать люблю. Но вот писать самому – увольте.
А потом они гуляли по парку, угадывали где когда-то проходили аллеи, спорили, была ли на месте вон того бугорка, рядом с беседкой, разбита клумба, и стоит ли полностью менять беседку или попробовать отреставрировать то, что есть.
Поднявшись по выщербленным ступеням, Таня села на круговую скамью. Камень вытягивал тепло, но вставать не хотелось. Казалось, вошедший полностью отгораживался от внешнего мира, оставляя за порогом беседки всю суету, все мелкие заботы, казавшиеся такими важными в городе.
Обернувшись, она вздрогнула от неожиданности. Рядом с гостеприимным хозяином стоял высокий широкоплечий человек с необыкновенно белыми волосами. Заметив испуг Татьяны, он учтиво поклонился и что-то прошептал на ухо Вяземскому, после чего отступил на пару шагов и словно растворился между деревьями.
– Это начальник службы безопасности, Олаф Сигурдсон, – объяснил Ян. – Он напугал вас?
– Скорее, удивил. Он появился так неожиданно.
– Да, это он умеет. Военная подготовка.
– Олаф? Это скандинавское имя, так?
– Да. Олаф родом из Норвегии. Но мы сотрудничаем уже много лет и в чем-то он стал более русским, чем многие граждане России. Олаф прекрасно говорит по-русски. Для меня он больше, чем просто служащий компании.
– Больше? Насколько? – Татьяна подошла к порогу беседки и смотрела на Вяземского сверху вниз. Очень не хотелось уходить отсюда, несмотря на поднявшийся холодный ветер, задувавший под короткую куртку.
– Намного. Он мой друг, – очень серьезно ответил Вяземский.
– Пойдемте, – протянул он руку своей гостье. – Олаф приходил сказать, что обед подан.
Не «обед готов», а «обед подан», отметила про себя Татьяна.