Джеймс Баркли - Восстание ТайГетен
Ему нравилось представлять, как движется по небу солнце, хотя и скрытое большую часть времени тяжелыми грозовыми тучами, пока он медленно ковылял по коридору на встречу с Истормуном. В самом начале подобные свидания происходили у них каждый день. Но только не теперь. И он был благодарен за это тому эльфийскому богу, который услышал его молитвы.
Не то чтобы Истормуну прискучил эксперимент сам по себе — хотя он всей душой жаждал, чтобы это случилось поскорее. Нет, просто правитель Калайуса стал кем-то вроде куратора, передоверив ежедневную рутину поддержания жизнедеятельности своего подопечного младшим магам. К несчастью, те оказались чрезвычайно усердными и исполнительными. Хотя чему тут удивляться? Истормун терпеть не мог разочаровываться в ком бы то ни было.
Один из его опекунов распахнул дверь в панорамный зал с роскошным видом на восточную часть Исанденета и изуродованный лес за рекой Икс. В этот момент солнце выглянуло из-за туч, заливая длинную комнату с высоким потолком ярким ласковым светом. Сценка, поражавшая своей свежестью и красотой, поразительным образом контрастировала с единственным обитателем комнаты.
Истормун сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за огромным полированным деревянным столом. Пресс-папье прижимало внушительную стопку бумаг, а на трех тарелках перед лордом и властителем Калайуса лежали остатки еды. Истормун был худ как спичка. Кожа так туго обтягивала его лицо и руки, что, казалось, кости вот-вот могут прорвать ее. Он походил на ходячий скелет в свободных одеждах ручной выделки, которым отдают предпочтение те, кто ищет спасения от чрезмерной влажности. Вопрос о том, кто из них выглядел хуже, оставался открытым.
— Ваш отвратительный запах опережает вас, Гаран, — сказал Истормун. — Садитесь.
Небрежным взмахом руки Истормун указал на глубокое и удобное кресло слева от себя. Но Гаран проигнорировал приглашение и опустился на жесткий стул с прямой спинкой справа, из которого у него, по крайней мере, был шанс выбраться по окончании встречи.
— А вокруг вас пахнет, как от выгребной ямы, — парировал он. — В моем запахе повинны вы сами. Что вы можете сказать в свое оправдание?
В темных глазах Истормуна полыхнула молния, но его тонкие губы сложились в улыбку.
— И сколько же вам нынче? — проскрежетал колдун, и голос его скрипучим эхом раскатился по почти пустой комнате.
— Сто семьдесят шесть лет, — ответил Гаран, и названная цифра ему самому показалась нереальной, как было всегда.
— И за все это время вы так ни разу и не сумели уязвить меня.
— Я все еще не теряю надежды. Более того, каждая попытка приносит мне удовлетворение. Кто еще смог бы сидеть здесь и говорить вам, что от вас пахнет хуже, чем от дерьма пантеры, и рассчитывать остаться в живых?
— Смотрите не ошибитесь с длиной своего поводка, Гаран.
— А мне так хочется узнать, какова она на самом деле. Именно мысль о том, что когда-нибудь я переступлю предел дозволенного, и позволяет мне засыпать каждую ночь.
Истормун фыркнул и принялся перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе, после чего выудил один листок из толстой кожаной папки.
— Итак, к делу. Ваше зрение. Улучшилось? Стало острее?
— Теперь я даже вижу у вас под кожей тот усохший черный орган, который вы, наверное, величаете сердцем. Ну, что скажете?
Истормун проворчал что-то, и этот хриплый звук показался бы куда уместнее в лесу, а не в храмовом зале.
— Ваши почки вернулись к нормальной работе десять дней назад. У вас была какая-либо отрицательная реакция на лечение?
— Да, — ответил Гаран. — Я все еще жив.
Истормун с такой силой стиснул зубы, что на скулах у него заиграли желваки, а на висках под желтоватой кожей с коричневыми пятнами вздулись вены.
— Ваш желудок, — сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова, в которых прозвучала явственная угроза, но она лишь вдохнула надежду в Гарана. — Три дня нового лечения. Уменьшилась ли опухоль, и способен ли теперь ваш желудок удерживать пищу?
Гаран, не дрогнув, встретил взгляд Истормуна. В его манерах не ощущалось и следа того ужаса, что так явственно проступал на лицах прочих слуг Истормуна.
— Мой желудок по-прежнему причиняет мне дикую боль, тем самым давая мне надежду на скорую смерть, невзирая на ваше бесчеловечное вмешательство в работу моего организма. Ваш эксперимент был и остается жалким провалом.
Истормун отличался завидной быстротой движений, а его рост, когда ему это было нужно, внушал страх. Он с размаху ударил ладонями по столу и угрожающе навис над Гараном, чей высохший скелет непроизвольно дернулся, хотя взгляд его не отрывался от лица мага. Уголком глаза он отметил, что стол треснул и задымился под руками Истормуна. Ну, еще немножко. Еще!
— Ничто из того, к чему я прикасаюсь, не может быть провалом. — Голос Истормуна напоминал скрежет камней, попавших в камнедробилку. — А вам давно пора уразуметь, что даже если вы скончаетесь прямо сейчас, то мой эксперимент все равно можно считать триумфальным.
У Гарана отвисла челюсть, и он ощутил, как из уголка рта у него струйкой потекла слюна.
— Взгляните на меня, — прошептал он, а потом заговорил так громко, как только мог. — Взгляните на меня! Стоит мне чихнуть чуток сильнее, как у меня лопается кожа. Все мои суставы настолько распухли от артрита, что без посторонней помощи я не в состоянии вылезти из постели, а без остановки не могу пройти и десяти шагов. Стоит мне сделать вздох поглубже, как от боли у меня перехватывает дыхание. Если я упаду, то переломаю себе все кости. Все тело, как и вся моя жизнь, превратилось в сплошной источник боли. Вот уже пятьдесят лет я не узнаю себя в зеркале. Я мертв, но вы заставляете мое сердце биться. Неужели в этом и заключается твой триумф, ублюдок?
В лице Истормуна на миг проступило нечто человеческое. Треск прекратился, и лорд-маг убрал руки со стола, на котором остались почерневшие отпечатки его ладоней.
— Да. Потому что я дал тебе жизнь, о которой ты даже и мечтать не смел. Я дал тебе возможность видеть, слышать, касаться и пробовать на вкус, когда твои выбеленные кости уже давно должны были сгнить в земле. Я сделал так, что твое имя навсегда останется в истории человечества.
— А моя семья будет вечно нести на себе позор оттого, что я был игрушкой в руках Истормуна. Я не желаю, чтобы мое имя входило в историю. Все, чего я когда-либо хотел — исполнить свой воинский долг, вернуться к тем, кого я любил, и умереть на руках жены, когда придет мой час. А ты отнял у меня это право. Я плюю на землю, по которой ты ступаешь.
Приступ человечности миновал у Истормуна так же быстро, как и начался.
— Вы считаете себя невезучим, потому что я не оставляю вас в покое. Меня так и подмывает вырвать вам язык. Поверьте, в моих силах сделать вашу жизнь куда более неприятной, нежели вы полагаете ее в настоящее время. На вашем месте я бы подумал вот о чем: эксперимент с вами еще не закончен, и я не могу позволить вам умереть до его завершения.
— У вас органы человека, стоящего одной ногой в могиле. Но сердце ваше будет преспокойно биться в теле тридцатилетнего мужчины. А мои маги с каждым днем приближаются к решению проблемы с вашей мускулатурой, кожей и костями. Вы, Гаран, имеете все шансы стать первым бессмертным человеком, но при этом продолжаете скулить и жаловаться на свое долгожительство.
— А вы вообще были когда-нибудь человеком? — спросил Гаран. — Какую такую сделку вы заключили, что честь, стыд и стремление к свободе не затронули вашего сердца?
Истормун фыркнул, умудрившись вложить в этот звук все свое презрение и одновременно показать, что не намерен больше разговаривать на эту тему.
— Вам вряд ли захочется узнать подробности этой сделки, больше того, вы их уже знаете, — заявил лорд-маг, и Гаран готов был биться о заклад, что этот живой скелет в просторных одеждах непроизвольно содрогнулся.
— По крайней мере, у вас был выбор, — сказал он.
Истормун вышел из-за стола и остановился перед Гараном.
— Да, был. Но теперь у меня нет времени на честь или свободу. Меня интересуют только завоевания и власть. — Истормун наклонился, так что глаза его оказались на одном уровне с глазами Гарана, и в ноздри последнему ударил характерный запах плесени. — А вы — очередная ступенька в моем восхождении к вершинам власти на Балайе.
— Подарите мне новый меч, да? Жду не дождусь увидеть страх на лицах ваших врагов, когда я заковыляю к ним.
Истормун вновь зарычал.
— В этой земле есть нечто такое, что обеспечивает эльфам их долгую жизнь, и я найду это семя и посею в вас, даже если мне понадобится для этого еще сто пятьдесят лет. Так что вы будете жить долго, Гаран, и своими глазами увидите рождение новой расы людей. Тех, кого я наделю долгой жизнью, колоссальной силой и быстротой. Несокрушимых. Верных. Покорных.
