Джеймс Баркли - Восстание ТайГетен
Онелла лишь пожала плечами в ответ. Ауум вполне понимал ее разочарование и досаду.
— Он неизменно говорит, что получает ценные сведения, хотя на самом деле они — всего лишь друзья и им нравится разговаривать друг с другом.
— Как можно дружить с человеком? — осведомился Малаар.
— Не знаю, — отозвалась Онелла. — Хотя, полагаю, если и есть на свете человек, достойный доверия, так это он.
— Это неправильно, — сказал Ауум. — Хочет он того или нет, но он выдаст наши секреты. Глядя на то, что происходит вокруг, я спрашиваю себя, а не случилось ли это уже.
Онелла собралась было что-то ответить ему, но тут воздух потряс многоголосый рев пантер. Его подхватили хриплые и воинственные крики эльфов. Это был призыв к немедленному действию и мести. Ауум вздрогнул, вслушиваясь в эхо криков, прокатившихся из конца в конец по всему лесу. Но вот они постепенно замерли, сменившись хрупкой тишиной, прежде чем ее вновь нарушили вопли опомнившихся подданных Туала.
Онелла дрожала всем телом. Никогда раньше в лесу Калайуса не раздавалось столь жутких звуков.
— Что это было? — спросила она.
— Обращенные, — ответил Ауум. — Объявляют общий сбор.
— Для чего? — поинтересовалась Элисс.
Ауум покачал головой.
— Не знаю, но, боюсь, их действия еще аукнутся нам. Здесь был Серрин. Он стал свидетелем надругательства над храмом.
— Вы думаете, они начнут мстить? — спросил Тиирадж.
— Они — Обращенные. А люди напали на храм Инисса.
— Но… — начала было Элисс.
— Знаю, — перебил ее Ауум. — Но эти угрозы для Обращенных ничего не значат. Они считают, что те, кто оказался в рабстве за стенами наших городов, способны постоять за себя сами. А здесь произошло нападение на сердце нашей веры. И они отомстят за него.
По лицам своих учеников он видел, что они или не понимают, о чем он говорит, или не верят ему.
— Почитайте учение Лизаэль, — посоветовала Онелла. — А еще лучше — поговорите с ней, когда будете в Катуре, если она все еще там, конечно. С тех пор, как возникла первая пара Обращенных, прошло всего сто тридцать лет, но разум переродившихся эльфов настолько далеко шагнул за грань нашего понимания, что к ним уже неприменимы наши понятия о здравом смысле, добре и зле.
— Тем не менее, мы должны попытаться остановить их, — возразил Ауум.
— Как? — поинтересовался Тиирадж. — Мы даже не сможем выследить их. Как мы узнаем, куда они направились?
— Хороший вопрос. — Ауум развел руки в стороны. — Кто-нибудь готов предложить вразумительный ответ?
Первой подала голос Элисс.
— Они захотят создать прецедент. Привлечь к нему внимание людей, чтобы те задумались над происходящим.
— Хорошо, — сказал Ауум. — Малаар?
— Это будет нечто представляющее большую ценность. Охотники за шкурами или собиратели редких растений?
— Нет, — ответил Ауум. — Человеческие деньги ничего не значат для Обращенных. Думайте. Виранн?
— Значит, это будет какая-то массированная и показательная акция. Где-нибудь неподалеку от Исанденета.
Ауум кивнул.
— Правильно. А почему Исанденет?
— Потому что это — военный оплот и магическая база людей, — сказал Виранн. — Потому что там живет Истормун.
— Хорошо, — вновь кивнул Ауум. — Гинеев, будь ты на месте Обращенных, в каком месте бы ты атаковал?
— Лесосплав на реке Икс, — без колебаний отозвался Гинеев. — Его тщательно охраняют, там много рабов и стражников, а сам он является самым гнусным надругательством над лесом.
Ауум преклонил колени, и Онелла с учениками последовали его примеру.
— Тай, помолимся. — Ауум положил одну ладонь на камень, а другую простер к небесам. — Инисс, услышь меня. Биит, услышь меня. Благословите землю, по которой должны ступать ТайГетен. Покажите нам путь и наставьте нас, когда мы постараемся остановить руку слуг ваших, Обращенных.
— Шорт, услышь меня. Благослови души тех, кого отправила в твои объятия злая воля людей, и даруй им теплый прием предков. И пусть те люди, что стоят пред тобой, сполна испытают на себе всю силу твоего гнева.
— Икс, услышь меня. Направь руку Онеллы. Благослови ее труды и укрепи ее дух, когда она начнет возрождать орден Иль-Арин. Открой им глаза на природу их силы и научи управлять ею. Поставь их на пути овладения ею, чтобы они встали рядом с нами и мы сбросили бы с себя людское иго.
— Я, Ауум, прошу вас об этом.
После недолгого почтительного молчания Ауум поднялся на ноги. Онелла же еще некоторое время оставалась коленопреклоненной. Когда она, наконец, выпрямилась, в глазах ее вновь заблестели слезы.
— Икс не сможет дать мне новых учеников. Это под силу только Иниссу.
Ауум кивнул.
— Я услышал тебя, Онелла. Элисс, Малаар, вы пойдете со мной. Тиирадж, Виранн и Гинеев останутся охранять храм. Тиирадж — старший. Не уходите отсюда, пока я не вернусь.
— Тай, в путь.
Глава 3
Если кто-либо задается вопросом о том, почему эльфы не пробовали атаковать Исанденет раньше, значит, он не присутствовал при том, как Истормун убивал нашу любимую Катиетт.
«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор КатурыОднажды наступило время, правда, когда именно, он уже не помнил, когда он превратил происходящее в игру. Для него это стало единственным способом справиться с болью. Справиться… нет, это неподходящее слово. Терпеть ее, так будет точнее. А смысл игры заключался в том, чтобы определить, какой орган, мышца или кость болят сильнее всего во время его редких посещений храма Шорта в Исанденете.
Все начиналось с первого вдоха, что само по себе было нелегко. Очевидно, это как-то объяснялось слабостью его грудных мышц. Проблема состояла в том, что они оцепенели, не позволяя грудной клетке подниматься, и каждый вздох походил на жалобный всхлип. Но не позволял этой боли победить себя. Он уже привык к ней и научился не обращать на нее внимания.
С величайшим трудом стал подниматься по лестнице. Во время долгого шаркающего пути от лестницы до панорамного зала в конце коридора он мысленно перебирал список источников боли.
Ага, кажется, сейчас в игру вступила его голова. Истормун что-то сделал, чтобы остановить ухудшение деятельности мозга. Он уже сомневался, к добру ли это, потому как голова теперь гудела так, словно мозг пытался вырваться наружу, просверлив дыру в макушке. Очередным кандидатом стало и левое бедро — результат его недавнего покушения на собственную жизнь.
Он бросился вниз вот с этой самой лестницы и переломал все косточки в левой ноге и еще несколько других. Большую часть тут же залечили с помощью заклинаний и наложенных шин, но вот левое бедро превратилось в сплошную кашу осколков. Ему сказали, что оно раздроблено до такой степени, что магия тут бессильна. Теперь каждый его шаг сопровождался сильной болью, огненными стрелами отдающейся в стопу и поясницу.
И уже не имело значения, что мышечная атрофия, судя по всему, прогрессировала. Он бы лишь порадовался этому, если бы не осознание того факта, что она лишь приведет Истормуна в бешенство и заставит испробовать на нем какой-либо очередной болезненный метод, чтобы остановить распад тканей.
Сегодня он вычеркнул из черного списка артрит в плечах и кистях, потому что боли в животе были просто дьявольскими. Он не ел твердой пищи вот уже почти двадцать лет, с тех самых пор, как его пищеварительная система отказалась принимать что-либо крупнее горошины. Но нынче утром он проснулся в луже собственных жидких испражнений от адской рези в животе. Заклинание уняло колики, зато оставило ему на память такую боль, какая бывает, когда в живот тебе втыкают меч и начинают проворачивать его в ране.
Он, наконец, добрался до верхней площадки лестницы и привалился к стене, переводя дыхание и с тоской глядя на путь, который ему еще предстояло преодолеть. Его охранники, которых Истормун величал помощниками, но от которых никакой помощи ждать не приходилось, поскольку они были явно приставлены к нему для того, чтобы помешать ему совершить новую попытку самоубийства, в ожидании замерли сзади и по бокам.
— Я не намерен ставить рекорды, — обратился он к одному из них охрипшим голосом, поскольку в горле у него пересохло, а губы растрескались. — Сегодня настала очередь кишок.
— Мы уже опаздываем, — пробурчал в ответ один из помощников. Он не помнил, как его зовут. В последнее время у него стало совсем плохо с памятью. — Хозяин не любит, когда его заставляют ждать.
— Ну, вы знаете, куда он может засунуть себе то, что любит или не любит. Хозяин. Тоже мне, жалкие лизоблюды.
Он двинулся по коридору, стараясь, чтобы его движения выглядели медленными и неуверенными. Вздохи и негромкая ругань его помощников доставили ему крошечное удовлетворение. В последнее время ему нечем было особенно хвастаться. Он мельком подумал, а не обмочиться ли ему. Сегодня утром к нему вернулась способность управлять собственным кишечником, а они об этом еще не знали. Но потом он решил, что не стоит. Можно было бы рискнуть хотя бы ради того, чтобы увидеть выражение их лиц, но вот потом приводить себя в порядок… Нет, этим оружием он воспользуется в другой раз.
