Антон Томсинов - Одинокие в толпе
– Погоди, погоди, не всё сразу. Вот и остальные подтягиваются. Ты же знаешь: я ужасный лентяй, не люблю рассказывать одно и то же по десять раз.
За Натой почти одновременно появляются Ангус и Михаил – очень опасные, очень быстрые и опытные воины. Им я инстинктивно не доверяю, всего не раскрою, хотя ничего конкретного против них не имею. Так уж сложилось в Клане. Адепты и воины – не то чтобы конфликтуют или конкурируют между собой – нет, просто держатся особняком. Скажу прямо: не всегда это на пользу делу, которому мы сообща служим.
– Привет, адепты, – бросает Ангус.
Михаил лишь кивает и спрашивает:
– Надолго к нам, Митер?
– Надолго. На пост.
– А-а, – протягивает Михаил, словно только этого и ожидал. – Вместо Антея, значит... Что ж... Надеюсь, сработаемся.
– Я в этом не сомневаюсь.
Воины почти не двигаются: в виртуальность они не вошли и наблюдают сейчас за происходящим здесь на своих экранах. Такова специфика их профессии. Они даже говорят с нами не через плату, а через микрофоны, подключенные к ноутам, причем их ноуты – самые обыкновенные, с кнопками и клавиатурой. Воины могли бы воспользоваться виртуальными костюмами, но привычка всегда оставаться настороже – ввиду возможности внезапного нападения – определяет их поведение.
В очередной вспышке оформляется силуэт и шагает к нам. Длинные синие одежды, зачесанная назад густая грива соломенных волос, неизбывная боль в серых глазах – это Андариан, аналитик. Он из тех людей, которые считают, что если их будут звать не Михаил или Евгений, а Роган или Альдор, то относиться к ним станут серьёзнее – будто звучание имени добавляет значительности.
Лично я придерживаюсь другого мнения. Имя или прозвище должны запоминаться с первой попытки. И чем, интересно, Андариану не понравилось его настоящее имя – Леонид? Соригинальничал, выдумал какую-то ересь... Моё-то, к примеру, прозвище – Митер – прилипло ко мне благодаря Риену, который однажды взял и исказил моё имя. А остальным понравилось. Так и пошло дальше – Митер вместо Дмитрия... Анри и Антей тоже лишь немного изменили свои имена... Говорят, Андариан потом пожалел о содеянном, хотел вернуть всё обратно, но многие уже привыкли называть его так, поэтому «перекреститься» обратно в Леонида ему не разрешили... Всё же имя человека не меняет,а человеком Андариан был неплохим, хотя и не хорошим – скорее, просто нейтральным. Такие люли очень полезны Клану, а потому – мненравятся нейтральные люди!
– Привет всем, – говорит Андариан. – Приятно видеть родные лица соклановцев. Разве что Риена нет, но думаю, наш коллега уже повидал его в привате.
«Андариан! Не мог промолчать!» – сверкаю я в егосторону глазами.
Аналитик, конечно, читает мои мысли по лицу, улыбается и продолжает:
– А есть ли чем заняться нашему коллеге? Или его о правили к нам в славный Сентополис на отдых? – он залает вопросы, хотя прекрасно знает ответы на них. Дали. Мне нравятся аналитики, которые не скрывают сведений от своих товарищей.
– Мне дали задание. Точнее, оно осталось в наследство от Антея. Раскрывать его кому бы то ни было я и имею права: это дело категории "В".
– Это меня тем более радует, что мы все недавно"озадачены" и представь, Митер, на тех же условиях... – отвечает Андариан. – Ты уже освоился в Сентополисе? Никогда не поверю, что Ната и Риен не предложили тебе свою помощь в качестве гидов и советчиков.
Чёртов аналитик даже заранее просчитал, кто захочет мне помочь...
– Риен предложил, а...
– Я просто ещё не успела! – перебивает меня Ната. – Но с удовольствием обещаю взять тебя под свою опеку показать лучшие уголки полиса. Следующая неделя – за мной. И не вздумай отказываться. Второго приглашена будешь ждать сотню лет!
– У меня и в мыслях не было отказываться, – говор я, склоняясь перед ней.
Разгибаясь, замечаю насмешливый взгляд аналитика, который красноречиво свидетельствует, что его хозяин и на йоту не поверил моей галантной покладистости.
– Господа, я думаю, визит вежливости можно считать оконченным. До скорых встреч, – аналитик уходит, а вслед за ним и остальные. Я задержался на несколько мгновений, и, решив, что встреча в целом удалась, тоже отправился восвояси...
...Теперь мне предстояло нанести другие визиты – менее приятные. Я разослал приглашения и начал пока просматривать информацию, которой меня снабдил Антей. Среди прочего там были и характеристики всех членов Клана в Сентополисе. Я прочитал их и улыбнулся: Антей был как всегда точен в формулировках, тонко подметил внутреннюю суть каждого соклановца. Не зря он по окончании основного курса обучения раздумывал, куда податься – в аналитики или в адепты? Пошел в адепты. Возможно, напрасно. Но порядок таков, что изменить принятое однажды решение нельзя.
Операцию по имплантации платы делают в 10 лет. Чем раньше её проводят, тем лучше человек овладевает возможностями платы, чем позже – тем больше вероятность, что операция пройдет успешно. В 10 лет успех гарантирован в 70% случаев. У 30% детей плата не приживается, и ребёнок умирает. У тех, кто проходит этот естественный отбор, плата не конфликтует с организмом, но все, как один, мы страдаем после операции страшными болями: засаженная в мозг железяка – это не шутка. Несмотря на все предосторожности и современные методы, операция очень опасна... В 20 лет вероятность того, что плата приживется, равна 95%, но человек уже почти не может её использовать, поэтому нет смысла напрягаться. В 9 лет вероятность равна 60%, в 8 – 50%, и т.д.
Я не работал ни в лаборатории, ни в клинике Клана и потому знаю о процессе имплантации только в общих чертах. В конце концов это не моё дело.
Имплантация занимает месяц, в течение которого пациент под полным наркозом, не оставляющим даже снов, поддерживаемый внутривенным и подкожным питанием, лежит в специальной ванне, заполненной жидкой прозрачной массой, пока роботы вставляют плату. Людей к операции не допускают, потому что даже слабого отклонения инструмента, вызванного кровотоком в пальцах, достаточно, чтобы пациент погиб. Поэтому врачи управляют процессом с пульта за прозрачной перегородкой, а роботы медленно делают всё необходимое. Точность и осторожность – предельные...
Когда я проснулся после имплантирования, долго не мог поверить, что прошел целый месяц, – казалось, лишь на секунду прикрыл глаза. Но боль в голове быстро уничтожила все сомнения. Она продолжалась, постепенно стихая, ещё год. Даже теперь иногда ещё случаются её приступы, но всё реже и реже.
Технология имплантации выше моего понимания. Мне она кажется нереальной, я бы поверил в волшебство, если бы не сугубо материалистическое образование, которое дают в Клане. Плату продвигают внутрь очень медленно, выключая мозг человека. Самое трудное при этом – поддерживать жизнь мозговой области, лишая её способности мыслить. Плата тонкая и узкая, она входит в голову до тех пор, пока её конец не упрётся в лобовую кость. Потом уже сама плата медленно приживляет многочисленные тончайшие усики, пронизывающие мякоть мозга. Наконец, она становится частью человека.
Начинается процесс обучения. Ребёнок получает знания Клана и постоянно наращивает интенсивность взаимодействия со своей платой. Что касается знаний, то нам преподавали в общих чертах историю до Апокалипсиса и подробно – историю после него: то, что было до Катастрофы, больше не имеет значения. Ещё мы получали некие начальные сведения о положении человека в мире, о свойствах мира. В обычных человеческих школах объёмы информации несравнимо меньшие. Только в учебных заведениях конкурирующих Кланов, образовавшихся после всемирной катастрофы, работа поставлена на сопоставимый уровень. Каждый из этих монстров владеет своей толикой некогда общечеловеческой кладовой технологического и научного опыта.
Если бы можно было собрать воедино все сведения, которыми обладают Кланы поодиночке, то... как знать? Может быть, и совершился бы коренной прорыв, который напрочь изменил бы жизнь на планете Земля?.. Впрочем, Кланы не намерены делиться. Лишь союзники порой обменивают одни крупицы информации на другие, но очень редко...
Главное при подготовке кланера в нашем Клане – это работа с платой. В 13 лет надо сделать выбор по специализации. Так становятся воинами, адептами или аналитиками. Границы между профессиями вначале нечеткие, можно пробовать себя в любой области. Но в течение года ты должен определиться. Потом – всё: специализация даёт, например, воину столько, что никогда ни один адепт или аналитик не сможет стать таким, как он. И наоборот. Проблема в том, что человек сто раз изменяет своё мировоззрение до наступления зрелого возраста, и если он в детстве хотел быть воином, то не факт, что потом не будет завидовать аналитику.
![Владимир Рыбин - Включите вашу память [=Если разбудить память]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
