Андрей Валерьев - Форпост - 4
— Вил. Если мы соберём с самолётов всё что нужно, сколько ты сможешь сделать радиостанций?
Лётчик пожал плечами.
— Три точно. Смотреть надо. Какие детали найдём.
Иван выпрямился, посмотрел на канадца сверху вниз и припечатал.
— Шесть радиостанций и эхолот.
Глаза Уильяма Джозефа Маршалла вылезли на лоб.
— Но…
— Сначала с тебя ШЕСТЬ работающих радиостанций и эхолот, а потом с меня — дом. Ясно?!
— Ес… Да, сэр.
Канадец подскочил.
— И ты будешь обеспечивать их обслуживание, ясно?!
— Да, Иван Андреевич.
— Что ты ещё мне хотел сказать?
Вил замялся.
— Сэр. Понимаете, техника, она…
Картина, со слов электронщика, вырисовывалась очень неприятная. Оборудование с каждым годом изнашивалось и выходило из строя. Уже сейчас ни один из автомобильных аккумуляторов, из имевшихся у поселенцев, не работал. Пока ещё функционировали самолётные аккумуляторы, но это пока…
— Я думаю, сэр, даже эти радиостанции — это ненадолго. Я не смогу поддерживать их вечно.
Иван помрачнел. Сигналы о том, что техника постепенно выходит из строя он старался пропускать мимо ушей. Неделю назад перегорела лампочка в прожекторе, в Юрьево. И заменить её было нечем. В школе уже перегорели два светильника. И хотя запас этих светильников ещё был, но что же будет дальше?
Маляренко катнул желваки, и устало потёр лоб. Несмотря на все усилия, община постепенно деградировала. С технической точки зрения — точно.
«Ладно. Об этом я подумаю позже»
Иван скрипнул зубами, упёр «ермаковский» взгляд в канадца и процедил сквозь зубы.
— Иди. Работай. А ты, — хозяин тяжело посмотрел на оцепеневшую Лили, — отбивную пожарь. Задрался я уже от этой яичницы.
Глава 4
В которой Иван понимает, что Рубикон перейдён
За прошедшую зиму в Севастополе произошли большие изменения. Во-первых, конечно, был построен новый дом главного корабела. Бригада Звонарёва играючи, с лёгким пренебрежением поглядывая на местных строителей, за три с половиной месяца воздвигла (иначе и не скажешь) прекрасный дом в четыре комнаты. Да как воздвигла! Иван, пришедший поглазеть на то, что получилось в итоге, почувствовал лёгкий укол зависти — мастерство строителей выросло очень серьёзно и то, что они делали сейчас, мало напоминало то, что они строили раньше.
— Мда, Геннадьич, смотрю я на свои… хоромы и чувствую… не то.
Дом Герда был намного изящнее и аккуратнее всех остальных жилищ посёлка. Он выглядел как европейский коттедж посреди деревенского самостроя. Стоявшая рядом Маша незаметно наступила на ногу. Ваня поскрёб бороду и вполголоса пробормотал.
— Да. Надо подумать.
Во-вторых, оба сына бельгийского мастера, невзирая на свои шестнадцать-семнадцать лет, на хорошем русском языке решительно попросили «господина Ивана» руки его племянниц.
На дворе стоял январь — было холодно и мокро, дел особых не было и Иван, скоренько посовещавшись с будущими невестами, царственно задрал бровь и милостиво соизволил.
— Засылайте сватов.
— ….?
— У кентов своих спросите. Валите отсюда!
То, что оба сына Геерта всё свободное время ошиваются у Горлового форта среди солдат из дружины, Иван прекрасно знал. И точно, на следующий день к дому Маляренко притопала целая делегация во главе с лейтенантом Ермолаевым. Позади вырядившихся сватов торчала большущая толпа — развлечений зимой в посёлке было маловато.
Всё прошло весело, с шутками-прибаутками и дружным смехом. Люди соскучились по веселью и небольшая скромная церемония сватовства как-то случайно, сама собой, переросла в народные гулянья, застолье и последующее тяжёлое похмелье.
— Осенью, девочки.
— Дядя Ваня! Какая осень?! Январь за окном!
— Мммм… да не орите вы так…
Дядя Ваня осторожно положил трещавшую по всем швам голову на подушку.
— МамТань скажите ему…
Таня успокаивающе кивнула расстроенным невестам и выпроводила их из спальни.
— Ваня…
Услыхав в голосе обычно очень тихой Танюши знакомые интонации из репертуара Марии Сергеевны, Иван только махнул рукой.
— Ладно. Через неделю.
Давши слово — крепись. Когда-то давно Маляренко пообещал своим племяшкам по дому на свадьбу.
Пришлось поскрести по сусекам и заказать бригаде Семёныча пару небольших двухкомнатных домиков.
И, в-третьих, Вил Маршалл, наконец, опробовал в деле свои «изобретения «. Выглядели первые самодельные радиостанции весьма забавно — специально для них были сделаны большие деревянные ящики, в которых канадец и смонтировал всю начинку. Маляренко сначала думал, что всё будет, как на заре радиодела — внешне лакированная деревянная коробка аппарата очень этому способствовала. Точка-тире. Точка-тире. Тут — Маркони. Там — Попов. А между ними американец Морзе.
Ничего подобного! Радиостанции хоть и были просты внутренне и неказисты внешне, имели в комплекте по обычной телефонной трубке. Когда-то давно, эти трубки служили для внутренних переговоров экипажа и стюардесс, а потом были заботливо срезаны вместе с проводами бригадой мародёров под руководством бывшего пилота.
Ненастным мартовским утром сияющий, словно новобрачный, Вил погрузил один ящик на тележку к Толику и отчалил в Юрьево, договорившись, чтобы понапрасну не тратить энергию, устроить сеанс ровно в восемь утра.
Сначала всё шло как в том анекдоте про советскую телефонную связь и иностранца
«- Саратов, Саратов!
— Что это он делает?
— Пытается с Саратовом поговорить.
— А далеко это?
— Семьсот километров.
— А по телефону нельзя?»
Ваня честно, ровно в восемь, щёлкнул тумблером и повернул ручку реостата на цифру один. Шкала, пририсованная от руки, была довольно кривой, но читалась чётко. Внутри ящика что-то засвистело, а на лицевой поверхности зажёгся маленький зелёный сигнал.
— Ай, шайтан!
Семёныч решил пошутить, но его быстро зашикали. Мужики затаив дыхание, слушали эфир.
— Дуб, дуб. Я берёза.
— Дуб, дуб. Я берёза.
Через десять минут игры в связиста Маляренко забодался окончательно и, уже с матом, заорал.
— Да дуб, твою…, тебя… я и… тоже… и…!
Завхоз, Франц и бойцы во главе со Степановым заржали в полный голос.
— Шеф, а по телефону нельзя? А то тебя скоро и так там услышат.
— Юмористы…
Маляренко угрюмо повернул реостат на цифру два и (о чудо!) услышал безнадёжно-унылый голос канадца.
— Я дуб. Calling берьоза.
Дальше был крик души.
— Вил! Твою дивизию! Почему канал второй, а?!
За следующую неделю ослики Лом-Али свозили радио в гостиницу и в Бахчисарай. Оба сеанса прошли успешно.
Так в Крыму появилась своя радиосвязь.
Эхолот сперва опробовали, установив его на «Беду «. Работала эта штука по принципу автомобильного парктроника и Иван сильно подозревал, что на изготовление этого приборчика именно электроника от Димкиной «Цефиры» и пошла. Впрочем, работал прибор как надо. На глубины свыше десяти метров он вообще никак не реагировал, но стоило дну приблизиться, как немедленно начинала капать на мозги пищалка. При глубине в три метра мерное попискивание превращалось в истошный вой, порядком действующий на нервы. Все испытатели морщились от звука, как от зубной боли, но не могли не признать, что этот гаджет «дюже полезный и зело нужный «. Иван уверился в том, что прибор работает и велел его монтировать на «Мечте «.
До первого выхода в море на новом корабле, намеченном на первое апреля, оставалось ещё две недели.
«Франц? Точно да. Олег? Вряд ли. Ему за порядком смотреть. Ермолаев — да. Кто ещё?»
Маляренко сидел за столом в лодочном сарае, накрытом по случаю двойной свадьбы, смеялся, говорил какие-то здравицы, с кем-то чокался, о чём-то разговаривал с Машей и с Семёнычем, но мысленно он был на «Мечте «. В будущем походе.
За ближайшие два месяца, апрель и май, нужно было хоть немного подготовить экипаж, попутно решив массу дел. В планах Ивана было решение вопросов с Новоградом, поход за электронной начинкой самолётов на северном берегу, да и к Сергею сходить стоило — обговорить что да как. В большой поход вокруг всей Европы Маляренко намеревался выйти в начале лета, решив, что четырёх-пяти месяцев будет вполне достаточно, чтобы сбегать туда и обратно.
«Герд?»
Ванин взгляд на секунду зацепился на безмерно счастливом бельгийце, обнимающим свою супругу.
«Нет. На эти два месяца с нами — будет учить работать с парусами, а там… пусть здесь остаётся. Мало ли…»
Была у Ивана мыслишка заказать ещё одну, точно такую же лодку, как «Мечта «. Хотя лодку он ещё в море не опробовал, была у хозяина Севастополя уверенность, что кораблик его устроит на все сто процентов. Герд с сыновьями и с Семёнычем, в преддверии передачи судна клиенту, лихорадочно доделывал последние дела по отделке трюмного кубрика для экипажа. Кубрик, рассчитанный на восемь человек, позволял разместиться морякам с полным комфортом, а не ютиться друг у друга на голове, как это было на «Беде «. Самолётные иллюминаторы, врезанные в палубу давали достаточно света днём, а ночью всё нутро яхты, включая грузовые отсеки, освещались диодными светильниками. Света они давали немного, но разглядеть где койка, а где гальюн можно было совершенно свободно.
