Иван Тропов - Шаг во тьму
Но мне бы сейчас выбраться. Просто выбраться!
Морда с ухмылкой следила за мной, а я терпеливо и старательно, как преданный адепт, зажигал свечки на ее алтаре. Каждую шестую.
* * *
С волком было еще хуже, чем со свечами.
Слева от алтаря я заметил крышку погреба. Приподняв тяжеленный щит из дубовых досок, обитый по углам медной лентой, я заглянул в затхлую темноту…
И тихо опустил крышку обратно. Нет. Не здесь. Не так близко.
Если эта сука в самом деле может копаться в голове свежего трупа, то бросить его сюда все равно что оставить прямо перед алтарем. Почувствует.
А если не почувствует сразу, позже найдет. По запаху через пару дней. Никакая крышка не спасет.
Левая рука болела и не слушалась. Пальцы едва сгибались, как окоченели. Пустую чашку не удержат. Пришлось тащить волка одной рукой, волоком – сначала по залу, потом по ступеням вверх… Прислушиваясь, как кавказец хозяйничает где-то в правом крыле. Там у них столовая, за ней кухня. Часто-часто стучал нож по доске, шипело масло, запахло мясом, пряностями.
В животе заурчало. Я вдруг почувствовал, как жутко голоден. Рот наполнила слюна…
Теперь нас разделял только холл. Широкий и совершенно пустой. Впереди выход. Справа – двери в крыло. Распахнутые. За ними полутемная столовая, край стола, стулья, а дальше – светлый проем еще одних дверей. В кухню.
Отблески разделили холл светлой полосой. Всего несколько шагов, а потом – снова спасительный сумрак, и уже у двери… Всего несколько шагов. Но если из дверей кухни всего один взгляд – просто случайно, краем глаза заметит движение…
Судя по быстрому тяжелому стуку по доске, сейчас в его поросших волосом лапищах большой нож. Профессиональная поварская штука с длинным тяжелым лезвием и хорошей рукоятью. Не хуже боевого тесака.
Светлая полоса лежала передо мной, в дверях кухни я видел край стола. Он где-то там. Всего один шаг в эту сторону, случайный поворот головы…
Но разве у меня есть выбор?
Я шагнул в светлую полосу, и чертов волк отомстил. Где-то за моей спиной одна из лап упала на пол, и когти царапнули по полу. В тот же миг нож перестал стучать. Стало тихо-тихо. Даже шипение масла едва угадывалось…
Тихо-тихо…
Назад? Обратно в темноту? Но чертова лапа опять скрипнет когтями, и теперь в тишине…
Вперед? Наплевав на звук, к дверям? Но проклятая туша волка не даст мне быстро двигаться…
Бросить? Но что дальше? Что потом, когда вернется та сука?..
Тихо-тихо. Я расслышал ясно, как он шагнул. Сюда! В холл, где прямо напротив дверей кухни, в светлой полосе застыл я, с лапой Харона в правой руке…
Надо было обернуться, попытаться как-то поднять раскинувшуюся лапу волка, чтобы не скребла пол, и нырнуть обратно. Только чем схватить его лапу – левой рукой, которой я боялся шевельнуть? И еще больше я боялся отвести глаза от кухонных дверей, от этого светлого проема. Даже на миг. Ему не надо много времени, чтобы увидеть меня. И незаметно скользнуть через порог и в сторону… А потом тихо добраться до меня, пока я буду стоять на лестнице и, дрожа, прислушиваться, боясь шевельнуться, загнанная в угол мышь…
Масло зашкворчало с новыми силами, снова стукнул нож по доске – на этот раз несильно, не рубя, а скобля, сбрасывая нарезанное в сковороду.
Я сообразил, что стою, закусив губу и не дыша. Замер, как истукан, когда звуки заполнили кухню и ему за шипением масла совершенно ничего не слышно!
Я втянул воздух и бросился вперед. Промчался оставшиеся до двери метры, толкнул плечом ближнюю створку, вывалился наружу и, разворачиваясь, бросая плечо и правую руку как можно шире, на инерции выволок через порог волка.
В осенний холод. Господи, господи, господи! Не дай ему почувствовать дыхание холодного воздуха с улицы, не дай ему отвлечься от плиты! Я отпустил волчью лапу, поймал створку и притянул ее на место, не дожидаясь, пока это сделает пружина.
Снова схватил волчью лапу и бегом слетел по левой лестнице, чтобы даже близко не маячить перед светлыми окнами правого крыла. Повалился на землю. Выступ цоколя отрезал меня от светлых окон, от входа.
И лежал, уткнувшись лицом в загривок Харона, чувствуя запах его мускуса, но не решаясь отвернуться, даже просто пошевельнуться, ожидая вот-вот услышать, как открывается дверь и шаги кавказца по площадке, а потом по лестнице, следом за мной – шаги, переходящие в бег…
Трус! Чертов трус!
Но я ничего не мог с собой поделать. Лишь лежал, боясь шевельнуться, и втягивал холодный воздух сквозь пахучую шерсть Харона.
Минуты через две рискнул подняться. Поглядел на окна. Светлые проемы правильны – пусты. Никто меня не высматривал. Я поглядел на пруд. Метров тридцать до берега. Только теперь мне предстояло идти не по ровному полу, а по сплошному пологу высохших листьев.
Если волочь Харона по ним, останется след, как кильватер за кораблем. Только вода сходится и успокаивается, а вот листья…
Лестницу, меня, Харона вдруг окатило светом.
Все-таки почувствовал что-то! Все-таки решил выглянуть на крыльцо и проверить! Чертов кавказец!
Выпустив лапу Харона, я крутанулся к лестнице, вскидывая руки, готовясь встретить удар тяжелого ножа…
Но двери были закрыты. Фонарь над крыльцом не горел, и внутри холла света не было. Лишь в окнах кухни.
И моя тень, легшая на ступени… Свет падал…
Свет на миг пропал, а потом снова окатил меня, лестницу и фасад дома.
Я обернулся. За прудом, далеко-далеко, сквозь голые верхушки дубов плыли два белых огня. Далекие, но яркие, злые, колющие. Фары дальнего света.
И на этот раз уже без вариантов – она. У нее всего две машины, а гости сюда не ездят. Она!
Фары плыли за ветвями, подмигивая. Ушли куда-то вниз, снова появились.
Выходит, до них уже меньше версты. Это там холмисто… Но дорога ужасная. Может быть, у меня есть в запасе пара минут? Может быть, я еще…
Первым порывом было рвануть прочь, бросив волка прямо у ступеней. И я бы убежал, если бы не был таким трусом. Но я трус. Маленький жалкий трус. Я слишком хорошо запомнил черные глаза кавказца – его зрачки, вздрагивавшие, уходившие в сторону, куда угодно, лишь бы не взглянуть прямо на алтарь, который был прямо перед ними, в трех шагах…
Не знаю, на что еще способна та чертова сука. Не знаю и не хочу проверять.
Я упал на землю, лег на левый бок – руку пронзило болью, но другого выхода не было – и прижался спиной к мертвому зверю. Перекинул его правую лапу через свое правое плечо, схватил ее правой рукой, встал на колени.
Пошатываясь под тяжестью трупа, поднялся на ноги. Волк повис у меня за спиной. Холодный нос – уже не мокрый, теперь это был холод смерти – уткнулся мне в ухо. Тяжелый, зар-раза…
Тяжелее меня, а мне приходилось держать его тушу одной правой. Труднее, чем подтягиваться на одной руке. Лапа выскальзывала из пальцев.
А впереди, сквозь голые ветви деревьев, снова показался свет фар. На этот раз гораздо ближе.
Я пригнулся, чтобы часть веса легла на спину, побежал к пруду. Ноги дрожали под двойной тяжестью, но до берега всего тридцать шагов. Это я выдержу… Выдержал. Вот только что дальше?
Вдоль берега скопился слой листьев, не желавших тонуть.
Вправо, влево… Черт бы их побрал! Вдоль всего берега. Идеально ровной полосой. Если свалить труп с берега, будет брешь. Застывшие следы. И черт его знает, когда ветерок или новая листва укроет эти следы. Прекрасно заметные. А уж когда хватятся волка…
Я сообразил, что остановился в полосе света от кухонного окна. Если он выглянет в окно… К черту кавказца! Впереди, сквозь ветви деревьев, все ближе свет фар. И там – она!
А я замер на берегу пруда, с трупом волка за спиной, и от воды меня отделяла полоса листьев.
Думай, думай, думай!
Уже не только свет фар, теперь и шум мотора на дороге. А если учесть, что это или «ягуар», или «мерин», обе машины у этой чертовой суки в превосходном состоянии…
Листья были и на берегу. Поддев носком листья, я ощупал ногой склон. Уклон есть, но устоять можно. Должен устоять. Я шагнул еще ниже, к самому краю и закрутился волчком. Один оборот, второй… Быстрее, быстрее!
Тело волка уже не касалось моей спины. А вот лапу из руки вырывало. Только бы не выпустить раньше времени… Только бы не ошибиться, в какой момент разжать пальцы, и так уже почти разжавшиеся! Еще один оборот, и рвануть его рукой дальше, подтолкнуть вслед спиной, левым плечом… толчок левым плечом…
Мех проскользил под пальцами, туша улетела в одну сторону, я отлетел в другую. Упал, цепляясь пальцами за землю, чтобы не слететь в воду. Не пробить ногами плавучий слой листвы, ради сохранения которого так старался.
Плеск за спиной был громкий – ужасно громкий в этой неживой тишине!
Свет из-за деревьев уже не робко пробивался, – светил, бросая дубовые тени на пруд, на подъездную дорожку перед домом, на покрытый листьями газон.
