Уильям Форстен - Боевой гимн
Его помощники козырнули и бросились выполнять приказ.
— Прекратить огонь! — рявкнул Ганс.
Раздался еще один выстрел картечью, но на этот раз стреляли с фланга, и смертоносные осколки в основном вонзились в землю перед шеренгой рабочих.
— Вперед! — скомандовал Ганс, и, размахивая винтовкой, помчался к левому бастиону. Беглецы отозвались нестройными криками и последовали за ним. Бантаги, все еще остававшиеся на плацу и около юрт, попятились к стене форта, некоторые из них повернулись и бросились бежать. Когда рабочие увидели, как их ненавистные мучители улепетывают от них со всех ног, их силы словно удесятерились. Ганс добежал до насыпи, поднимающейся к бастиону, и припал к земле. Секунду спустя выстрелило легкое полевое орудие, установленное на площадке бастиона, и первую волну атакующих накрыло зарядом картечи. Вскочив на ноги, Ганс стал карабкаться вверх по склону, не тратя времени на то, чтобы проверить, не отстали ли от него его люди. Орудийный расчет возился с пушкой, стараясь как можно быстрее открыть казенник. Вскинув ружье, Ганс уложил бантага, бегущего к пушке с новым снарядом. Четыре канонира, стоявшие позади орудия, только сейчас его заметили. Один из них направил на Ганса револьвер, но тут рабочие наконец достигли площадки и открыли стрельбу. В считанные секунды с врагами было покончено. Бросив взгляд за стену форта, Ганс убедился, что снаружи никто пока не обратил внимания на доносящийся из крепости шум, кроме нескольких всадников-бантагов, которые занимались джигитовкой в нескольких сотнях ярдов от них и теперь с любопытством повернули головы в направлении форта. К северной части крепости от бастиона вела деревянная галерея, построенная вдоль стены, и Ганс увидел бегущих по ней шестерых воинов орды, вооруженных винтовками. Один из бантагов остановился и выстрелил в группу рабочих на орудийной площадке.
— Продолжай атаку, Григорий! — крикнул Ганс.
Издав боевой клич, суздалец во главе своих людей устремился в погоню за врагами. Сам же Шудер вместе с несколькими рабочими остался рядом с пушкой. Развернув с их помощью орудие, Ганс нацелил его на бастион южной стены, где угнездились полтора десятка бантагов, осыпавших пулями людей Кетсваны, которые бежали мимо них к правому от ворот бастиону.
Вырвав болванку с картечью из рук убитого бантагского заряжающего, Ганс вогнал снаряд в ствол орудия. В зарядном ящике, стоявшем рядом с передком пушки, на деревянных полочках лежали туго набитые порохом шелковые мешочки. Вытащив один из них, сержант запихал его в ствол вслед за снарядом, захлопнул крышку казенника и подкрутил винт вертикальной наводки. Сделав знак своим свежеиспеченным канонирам навести орудие на врагов, Ганс обшарил карманы командира расчета и в кожаном кошеле нашел неиспользованный фрикционный запал. Прикрепив к запалу вытяжной шнур, Ганс вставил его в маленькую дырочку в крышке казенника и склонился над орудием.
Бантагские стрелки заметили наконец новую угрозу и открыли огонь по Шудеру и его помощникам. Один из рабочих пал, сраженный вражеской пулей.
— Поберегись!
Два оставшихся в живых канонира отскочили в сторону, и Ганс дернул за шнур. Пушка подпрыгнула на месте; сквозь клубы дыма Шудер увидел, что его выстрел пришелся точно в цель — бантаги полегли на месте. Люди Кетсваны уже захватили юго-восточный бастион и теперь бежали вдоль стены форта.
Ружейный огонь начал стихать. Тяжело дыша, Ганс сел на пушку и постарался собраться с мыслями.
Из чинского городка продолжали доноситься крики и вопли. Переведя дух, Ганс в сопровождении двух своих помощников спустился вниз и направился к поселению чинов. Весь двор был завален телами мертвых и раненых людей и бантагов. Подняв глаза наверх, он увидел, что его отряды очищают стены форта от последних защитников. Однако эта победа далась нелегко — их потери составили по меньшей мере треть от общего числа. Даже с учетом тех чинов, которых они взяли с собой после боя на станции, у Ганса оставались сто сорок, максимум сто семьдесят человек. При виде Тамиры, вместе с несколькими другими женщинами и детьми помогавшей раненым, у него отлегло от сердца. Жена поймала его взгляд и слабо улыбнулась.
Приблизившись к открытым воротам в минский квартал, Ганс замедлил шаг. Навстречу янки бежала целая толпа чинов, которые кричали ему что-то на своем языке, отчаянно жестикулировали, издавали нечленораздельные возгласы и размахивали над головами кирками, лопатами и мотыгами. Ожидая, что сейчас они все набросятся на него, Ганс начал пятиться назад. Он уже был готов подхватить Тамиру и бежать с ней обратно к бастиону…
Толпа остановилась, из нее вышли шесть человек, волочивших что-то. Подойдя к Гансу, они расступились, и Шудер с изумлением увидел перед собой тело бантага. Одежда воина орды была изодрана в клочья, из десятка рай ручьями лилась кровь. Чины бросили свой страшный груз на землю, и Ганс заметил, что у бантага едва заметно подергиваются конечности, следовательно, он еще жив.
Веки воина дрогнули, он посмотрел на Ганса.
— Убей меня, — простонал бантаг.
При всей его ненависти к орде, Гансу было не по душе это зрелище. Он подумал, что ни один солдат не должен умирать такой смертью, и удивился, что после всех пережитых им ужасов в его сердце все еще оставалось место для жалости к врагу.
Чины затянули какую-то боевую песню и заплясали вокруг тела поверженного бантага, осыпая его ударами, после чего всем скопом набросились на несчастного. Ганс отвернулся, не в силах больше выносить истошных криков умирающего.
От толпы отделился старик и, тряся бородой, нараспев обратился к Гансу.
Не понявший ни единого слова сержант покачал головой.
— Ты говоришь по-бантагски? — спросил он, прервав наконец речитатив старца.
— Поганый язык, — ответил чин, явно удивленный тем, что слышит речь орды из уст человека. — У нас теперь Республика?
В его глазах светилась надежда. Значит, несмотря на все старания бантагов, слух о свободных людях дошел и сюда.
Ганс окинул печальным взглядом свои поредевшие ряды.
— Сколько человек здесь живет? — задал он вопрос старику. — Мужчин, женщин, всех, кто способен сражаться?
— В нашем квартале почти тысяча человек. Кто готов сражаться? Все, кроме детей и стариков. Семь сотен.
Ганс кивнул.
— Но зачем ты это спрашиваешь? Ваша армия идет сюда. Мы ведь теперь свободны, да?
Ганс посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы сами себя освободите. Теперь вы и есть наша армия.
Сохраняя молчание, Гаарк вернул полевой бинокль одному из штабных офицеров. Он видел на стенах крепости людей, ожидавших его атаки. Позади кар-карта воины высаживались из эшелонов и строились в шеренги; артиллеристы спускали с платформ свои пушки и медленно поднимали их на вершины окрестных холмов.
Из Сианя им на помощь выступило немалое войско. Воины бегом мчались к захваченному людьми форту.
Уже сегодня в распоряжении Гаарка будет пол-умена. Пилот дирижабля, пролетевшего над крепостью час назад, сообщил кар-карту, что чины подняли восстание и гарнизон форта уничтожен. Сколько у Ганса людей? Пятьсот, ну семьсот. И все они рабы, которые, заряжая пушку, скорее всего, сами и подорвутся.
— Дирижабль янки!
Вновь поднеся к глазам бинокль, Гаарк заметил вражеский летательный аппарат, вынырнувший из скопления кучевых облаков. При виде республиканского дирижабля Гаарк отбросил свои сомнения.
— Они увидят, как погибнут их друзья, — возвестил он. — Начинайте атаку.
— Мой карт…
Это был Джамул.
— Мой карт, у нас пока еще нет тяжелой артиллерии, которая смогла бы снести эти ворота. Нам хватило бы всего пяти удачно расположенных мортир, чтобы превратить крепость в смертельный капкан для тех, кто там засел, но и их у нас нет. Большинство местных воинов такие же плохие пехотинцы, как гарнизонные войска и части военизированной охраны. Может, стоит подождать, пока сюда прибудет первый полк умена Чуктар?
— Чем дольше мы будем откладывать штурм, тем больше шансов дадим Шудеру научить этот скот обращаться с оружием. Лучше покончить с этим прямо сейчас и отправиться домой. А дирижабль янки принесет весть о смерти своих друзей в Республику. Начинайте атаку.
Ганс нервно мерил шагами крепостную стену. После долгих поисков ему удалось найти полевой бинокль в юрте коменданта форта, и теперь он регулярно обозревал в него место предстоящего боя.
— Эх, если бы у нас был здесь пяток рот из нашего старого Пятого Суздальского! — вздохнул Григорий. — Мы бы продержались здесь до Судного дня.
Ганс только хмыкнул. Последние пять часов они учили местных жителей обращению с современным оружием. При этом воспоминании из груди Ганса вырвался безрадостный вздох. В тяжелых пушках, заряжавшихся со стволов, находился двойной заряд картечи; после того как из них будут произведены выстрелы, их придется просто бросить. Что касается более легких орудий, заряжавшихся с казенников, то для них Ганс быстро набрал несколько расчетов и направил их на все бастионы. Григории и Кетсвана командовали людьми на бастионах восточной стены, Алексей устроился на первом южном бастионе. В трех оставшихся укреплениях во главе расчетов находились люди из бригады Кетсваны, и Ганс мог только надеяться на то, что они хоть что-то усвоили из его краткого курса по артиллерии и не забудут прочищать канал ствола после каждого выстрела, чтобы не взлететь на воздух вместе со своей пушкой.
