Николай Чадович - Гражданин преисподней
То, что уцелели и все его спутники – за исключением, разумеется, несчастного метростроевца, – можно было назвать чудом (Венедим потом вполне серьезно утверждал, будто бы голос Кузьмы уподобился волшебной силе, сметающей все вокруг).
Спустя некоторое время, когда мох восстановил прежнюю форму, они вернулись на старое место. От метростроевца осталось немного – пуговицы, пряжка от ремня, металлическая амуниция. Нет, остался еще запах – тяжкий запах крови, алкоголя, кала.
На стенах и потолке туннеля время от времени вспыхивали искорки, совсем уже тусклые, но сейчас они были не опасны.
Способность связно изъясняться вернулась к Кузьме не сразу, и первое, что услышали от него вконец ошарашенные спутники, был рассказ о химере-зажигалке, редкой даже для Шеола бестии, предназначение которой, по-видимому, состояло в подкармливании мха-костолома, для чего она, наткнувшись на случайную добычу, провоцировала слоевище на немедленные действия. Сама химера при этом тоже превращалась в мокрое место, но довольно скоро обретала прежний вид и как ни в чем не бывало продолжала обделывать свои поганые делишки.
Страшная смерть метростроевца как бы сняла с него (а заодно и с Змея) все обвинения, и никто больше не посмел возвращаться к этой теме.
Впрочем, как вскоре выяснилось, отряд пострадал не только в численном отношении. Пропали или пришли почти в полную негодность почти все припасы, брошенные во время поспешного бегства. Кое-что, правда, удалось у мха отвоевать, но, скажите на милость, какой прок от сухарей, перемешавшихся с карбидом, или от расплющенных в лепешку консервных банок? Хорошо хоть, что уцелела водяра, с которой Кузьма не расставался ни на минуту. Зато его неизменный посох превратился в щепки.
Все случившееся было для Кузьмы весьма чувствительным ударом. Как ни крути, а в гибели метростроевца и в потере съестных припасов (слава богу, что не пострадали оружие и амуниция, которую люди просто не успели сбросить с себя) усматривалась его прямая вина. Именно он выбрал этот маршрут, он не предпринял никаких мер к спасению метростроевца, хотя и заметил явные сдвиги в его психике, он не успел вовремя подать сигнал тревоги.
Оказывается, странствовать по Шеолу в одиночку и водить за собой целую гурьбу чужих людей – совсем не одно и то же. Нет, не за свое дело он взялся, не за свое!
Единственным утешением было то, что стая не понесла никакого урона и готова была хоть сейчас продолжить путь. Душевные терзания не были свойственны летучим мышам, и в этом им можно было только позавидовать.
Люди вновь обвязались веревкой и сквозь непроглядный мрак двинулись вперед. Без посоха Кузьме приходилось не сладко – руками долго не намашешься, да и коротковаты руки-то, – он даже подумал, что через много-много лет, если люди к тому времени, конечно, не вымрут, передние конечности их потомков превратятся в длинные щупальца, способные, как усики насекомых, и осязать, и слышать, и обонять, и даже ощущать вкус.
Теперь приходилось постоянно быть настороже, и это отвлекало от мрачных дум. В успехе экспедиции Кузьма уже почти разуверился, но тем не менее решил идти до конца, то есть до момента гибели последнего из спутников. По собственной воле повернуть назад такие фанатики, как Змей или светляк-целебник, вряд ли посмеют.
Понимая, как трудно людям долго пребывать в неведении, Кузьма стал на ходу излагать план дальнейших действий. Поскольку окольный путь не оправдал возлагавшихся на него надежд, то сейчас разумнее было бы вернуться в Ловчий туннель, который совсем недавно им пришлось покинуть отнюдь не по доброй воле. Там хоть свет можно было зажечь. Что касается здухачей, то они скорее всего стали жертвами недавнего потопа. В противном случае придется отбиваться всеми подручными средствами, а в основном – взрывчаткой, если таковая еще осталась.
– Осталась, – буркнул Змей, имевший все основания считать себя жертвой облыжного обвинения. – Взрывчатка осталась. Зато еды нет.
– Ничего страшного, – сказал Кузьма, и на эту короткую фразу ушел весь остаток его оптимизма. – Просто не надо уделять этой проблеме слишком много внимания. Человек способен без всякого ущерба для себя голодать целую неделю, а то и больше. Говорю вам как знаток. Сам бывал в таких переделках. И, как видите, жив-здоров. В крайнем случае станем есть мох. А чем вас жабы или мокрицы не устраивают? Если хотите, научу вас ловить крыс. Главное, добраться до карстовых пещер. Там на летучих мышах отъедимся.
Слова Кузьмы возмутили светляка-целебника. Употреблять поганую пищу он заранее отказывался, прозрачно намекая при этом, что ответственность за нормальную кормежку отряда несет проводник.
– Дело ваше, – спокойно ответил Кузьма. – Вы к постничеству с малолетства приучены. Для вас голод только во благо. Хотя, если честно сказать, летучая мышь – тварь куда более чистая, чем ваши свиньи. Она ведь только мошкарой да грибами питается.
– Кончай ныть! Если надо, то и поголодаем, – поддержал Кузьму Юрок (после того как численность метростроевцев и темнушников опять сравнялась, он как-то воспрянул духом). – В крайнем случае охотников подкараулим, которые здесь шляются. Пусть поделятся съестными припасами.
Кузьма хотел было сказать, что участь этих охотников скорее всего незавидная и они сами стали съестными припасами для червей и крыс, но в последний момент смолчал, дабы не усугублять и без того подавленное настроение спутников.
Подземный лабиринт, окружавший их сейчас, был Кузьме более или менее знаком. Последний раз он бывал здесь, кажется, лет пять назад. Для того чтобы попасть в Ловчий туннель, нужно было искать спуск, ведущий направо. Таких здесь хватало, но вся проблема состояла в том, что по пути предстояло миновать огромный провал, называвшийся «Яйцом».
Стены его были почти отвесны, но по одной из них была проложена узенькая – в два шага шириной – тропа. После каждого потопа провал превращался в озеро, но обычно вода довольно быстро покидала его. Мха в тех местах тоже хватало, но в достаточно обширных пустотах, где пол и потолок разделяли десятки метров, он не представлял опасности для человека. Во всяком случае, пока.
Стая, быстро разобравшаяся, что именно от нее хочет Кузьма, быстро отыскала кратчайший путь к провалу. Никаких сомнений при этом выказано не было. Это обнадеживало, хотя понятия о степени опасности маршрута у людей и летучих мышей не всегда совпадали. Рожденным летать достаточно трудно понять тех, кто привык всю жизнь топать ногами.
Прошло не так уж и много времени, как лаз закончился, и черная пустота, угадываемая лишь по гулкому эху, разверзлась перед ними. Только тогда Кузьма позволил зажечь свет. Вниз вели высеченные в камне грубые ступени, и, насколько доставали лучи фонарей, везде поблескивала черная вода, еще хранившая едва уловимый запах той мерзости, которая была растворена в ней.
Рассмотреть какие-либо подробности отсюда было просто невозможно, и пришлось спуститься на десять-двенадцать ступенек вниз, предварительно освободившись от страховочной веревки.
Вода, стоявшая необычайно высоко, покрывала тропу примерно на полметра. В одиночку Кузьма, возможно, и решился бы прогуляться по ней, но вот за безопасность всей честной компании поручиться не мог. Достаточно было одного неверного шага, чтобы человек, не имеющий никакого представления о плавании, оказался бы в глубокой воде. Попробуй спаси его потом… Эх, уж если не везет, так не везет во всем!
Пока его спутники доедали то, что случайно сохранилось в карманах, Кузьма разулся, закатал штанины выше колен и осторожно прошелся по затопленной тропе. Поскользнуться здесь ничего не стоило, особенно таким увальням, как Юрок или светляк-молчальник. Свеженьких промоин тоже хватало, и каждая из них была как капкан. Нет, риск был чрезмерно велик.
Вода прибила к берегу много всякой дряни – клочья моха, дохлых крыс, водоросли, тину. Было тут, правда, и кое-что полезное – древесные корни, например. Кузьма даже решил подобрать один из них, дабы впоследствии изготовить для себя новый посох.
Пройдя по тропе немного дальше, он внезапно обнаружил парочку бревен, когда-то служивших крепью при рудничных работах. Скорее всего их вынесло сюда из катакомб, где подобного добра до сих пор сохранилось немало. Впрочем, не исключено, что провал «Яйцо» и сам в прошлом был частью горной выработки.
О судоходстве Кузьма знал только понаслышке, но, чтобы соорудить простенький плот, семи пядей во лбу и не требовалось. Сомнение вызывало только количество строительного материала – на двух бревнах далеко не уплывешь.
Ежесекундно рискуя свалиться в воду, Кузьма продолжил свое опасное путешествие и вскоре убедился, что подходящих бревен здесь не меньше, чем пиявок на мертвечине – не то что плот, а целый Ноев ковчег можно построить. Вот только где гвоздей взять? Ну ничего, в крайнем случае сгодятся и веревки.
