Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ
— Три дня. На ночь мы запирали тебя в Кутузке — там безопаснее всего — а днём переносили сюда. Раз тридцать думали, что откинешь копыта, а глянь на тебя сейчас — как с иголочки!
Хм, вот уж точно — «с иголочки». Интересно, каков же он был в разгаре Превращения?
— Гриверы приходили?
Ликующее настроение Чака мгновенно улетучилось, улыбка померкла, глаза уставились в пол.
— Ага. Забрали Зарта и ещё пару других. По одному за ночь. Минхо с Бегунами прочесали весь Лабиринт — а вдруг найдётся выход или ещё что, к чему можно было б приложить тот дурацкий код, который вы там выискали. Не-а, ничего. Как ты думаешь, почему гриверы забирают только по одному шенку за ночь?
У Томаса замерло сердце — ему был известен точный ответ на этот вопрос. А также и на многие другие. Он теперь знал достаточно, чтобы утверждать: знание — не всегда сила. Иногда лучше не знать.
— Позови Ньюта и Алби, — сказал он наконец. — И скажи, чтобы они созвали Сбор. Да поживее.
— Ты это серьёзно?
Томас вздохнул.
— Чак, я только что прошёл через Превращение. Ты думаешь, я в настроении шутить?
Без единого слова Чак сорвался с места и вылетел из комнаты. Отдалившись на солидное расстояние от комнаты больного, он снова принялся вопить во всю мочь, призывая Ньюта.
Томас закрыл глаза и прислонился головой к стене. Потом мысленно позвал:
«Тереза!»
Она ответила не сразу. Но когда наконец её голос раздался в его голове, то он звучал так ясно и отчётливо, словно девушка сидела рядом с Томасом:
«Какой же ты дурак, Томас! Самый форменный придурок!
«Я должен был это сделать».
«Последние несколько дней я тебя просто ненавидела. Ну и хорош же ты был! Вены вздутые, кожа — как у мертвеца... Словом, красавец».
«Так прямо и ненавидела?» Он был счастлив услышать, что до такой степени небезразличен ей.
Она помолчала.
«Ну, это я так пытаюсь вдолбить в твою дурную башку, что убила бы тебя, если б ты умер!»
На сердце у Томаса потеплело и, сам тому удивившись, он поднял руку и дотронулся до своей груди — там, где разлился жар.
«Угм-м... спасибо... наверно...»
«Итак. Что ты вспомнил?»
Он собрался с мыслями.
«Много чего. Помнишь, ты сказала о нас с тобой? Что происходящее здесь — это наша работа?
«И что? Это правда?»
«Мы сделали много плохого, Тереза». Он почувствовал — его собеседница в смятении, как будто её одолевают тысячи вопросов и она не знает, с которого начать.
«Ты узнал что-нибудь о том, как нам вырваться отсюда? — Она явно не желала знать, в чём выражается её участие в этом самом «плохом». — Выяснил, как нам использовать код?»
Томас помолчал: не хотелось разговаривать об этом, прежде чем он хорошенько всё не обдумает. Их единственный шанс на спасение был, по существу, равноценен самоубийству.
«Может, и выяснил, — сказал он наконец, — но от этого, поверь, не легче. Нам позарез нужно собраться. Ты тоже должна быть на Сборе — у меня вряд ли хватит сил повторить всё это ещё раз».
Они оба надолго замолчали, каждый явственно ощущал безрадостное настроение собеседника.
«Тереза?»
«Да?»
«Лабиринт не имеет разгадки».
Она долго молчала прежде чем ответить: «Думаю, теперь это ясно всем».
Томасу было больно слышать безнадёжную тоску в её голосе, она эхом отдавалась в его собственном сознании. «Не волнуйся. Создатели всё же подготовили для нас путь на свободу. У меня есть план». Ему хотелось подарить ей хоть немного надежды.
«Да что ты?» — скептически бросила она.
«Представь себе. Смертельно опасный путь. Наверняка многие из нас погибнут. Ну как, звучит обнадёживающе?»
«Ещё как! И что же это за путь?»
«Мы должны...»
Но прежде чем он закончил свою мысль, в комнату ворвался Ньют.
«Потом доскажу, — поторопился завершить разговор Томас.
«Давай там побыстрей!» — воскликнула она и прервала связь.
Ньют подошёл к кровати и присел рядом.
— Томми, да ты совсем неплохо выглядишь! Как будто и не болел.
Томас кивнул:
— Да, немного подташнивает, но в остальном — нормально. Думал, будет хуже.
Ньют покачал головой, на его лице выразились одновременно и досада, и восхищение.
— Ты опять повёл себя наполовину как герой, наполовину как полный идиот. Похоже, ты по жизни такой, у тебя это здорово получается. — Он замолчал и снова покачал головой. — Я знаю, зачем ты это сделал. Какие воспоминания вернулись? Что-нибудь полезное?
— Нам нужно созвать Сбор, — произнёс Томас, поудобнее переложив ноги. К его удивлению, особенной боли не было, только слабость. — Пока я ещё всё хорошо помню.
— Да, Чак говорил. Конечно, трубим Сбор. Но в чём, собственно, дело? Ты что-то выяснил?
— Ньют, это тест. Вся затея — Испытание.
Ньют понимающе кивнул:
— Въезжаю. Вроде как эксперимент.
Томас потряс головой.
— Нет, не въезжаешь. Они ведут отбор. Проверяют, не поддадимся ли мы отчаянию и не махнём ли на всё рукой, выбирают лучших и отсеивают слабых. Обрушивают на нас проверку за проверкой — они называют их Вариантными проверками, или просто Вариантами — вынуждая нас сдаться. Тестируют наши способности к борьбе и выживанию. Отправка сюда Терезы и прекращение нормального функционирования Приюта — это финальная часть, дополнительный, последний анализ. Теперь пришло время для главного испытания — побега.
Брови Ньюта сошлись на переносице:
— Что ты имеешь в виду? Тебе известен путь наружу?
— Да. Труби Сбор.
ГЛАВА 49
Через час Томас сидел перед собранием Стражей — в точности как неделю или две назад. Они не позволили Терезе присутствовать на Сборе, что ужасно разозлило его, как, впрочем, и её тоже. Ньют и Минхо доверяли ей теперь, но у других девица по-прежнему вызывала подозрения.
— Ну что ж, Чайник, — промолвил Алби. Он сидел в полукруге своих товарищей рядом с Ньютом и выглядел уже вполне сносно. Два стула были пусты — горькое напоминание о Зарте и Гэлли, унесённых гриверами. — Не тяни кота за хвост, выкладывай всё как есть.
Томас, который чувствовал себя ещё не совсем в форме после Превращения, секунду помедлил, заставляя себя собраться с мыслями. Ему было что сказать. И сказать так, чтобы остальные не сочли его уже не наполовину, а просто полным идиотом.
— История долгая, — начал он. — У нас нет времени на подробности, так что излагаю суть. Когда я проходил через Превращение, то видел целый поток образов, десятки, сотни — вроде слайд-шоу, которое прокручивают с большой скоростью. Многое я помню до сих пор, но только некоторые настолько чётки, чтобы о них стоило говорить. Остальное вылетело из головы, а что не вылетело — скоро вылетит. — Он помолчал, собрал волю в кулак и продолжил: — Но того, что помню — вполне достаточно. Создатели проверяют нас. Лабиринт никогда не имел решения, да и не должен был иметь. Вся затея с Приютом и Лабиринтом — Испытание. Они хотят, чтобы победившие в этом Испытании, вернее, выжившие, совершили кое-что чрезвычайно важное. — Он затих, озадаченный тем, как бы изложить всё стройно, доходчиво и по порядку.
— Чего-о? — скривился Ньют.
— Зайду с другого конца, — произнёс Томас, потирая глаза. — Каждый из нас был отобран, когда мы были совсем мелкими. Не помню, как и что — у меня остались только клочки воспоминаний и ощущений, но мир изменился, в нём произошли страшные вещи. Понятия не имею, какие. Создатели украли нас, и, думаю, они считали себя вправе это сделать. Как-то им удалось вычислить, что наш коэффициент умственного развития намного превышает средний уровень — поэтому нас и выбрали. Не... не знаю... многое помнится так... клочками, урывками... Да ладно, неважно.
— Я ничего не знаю о своих родителях и что с ними случилось, — продолжал Томас. — Несколько следующих лет после того, как нас забрали от них, мы обучались в специальных школах, в общем, жили такой... довольно нормальной жизнью. А они в это время собрали средства и построили Лабиринт. Все наши имена — только дурацкие клички, которые придумали Создатели: скажем, Алби — Альберт Эйнштейн, Ньют — Исаак Ньютон, а я — Томас. Тёзка Эдисона.
Алби выглядел так, будто ему залепили оплеуху.
— Наши имена... Так даже наши имена — ненастоящие?
Томас покачал головой.
— Насколько я понимаю, мы вообще можем никогда не узнать, как нас по-настоящему зовут.
— Что ты несёшь? — встрял Котелок. — Мы что — какие-то, будь оно неладно, сироты, воспитанные сумасшедшими учёными?
— Да, — ответил Томас, надеясь, что на его лице не отражается царящее в душе глубокое уныние. — По всему похоже, что мы одарены особыми способностями. Каждый наш шаг тщательно изучается, каждый поступок подвергается анализу. Они смотрят, кто сдастся, а кто нет. Кто выживет. Неудивительно, что здесь кишмя кишат шпионы-жукоглазы. Кроме того, с некоторыми из нас... ну, они вмешались в наши мозги.