Егор Чекрыгин - Странный приятель. Тайна Врат
Почти постоянно на реке встречались довольно большие поселки туземцев — как оказалось, земли, особенно по берегам, были заселены здесь довольно плотно. Так что несколько раз пришлось устраивать лагерь вблизи поселков, а однажды — ночевать в хижинах туземцев, ибо все поля вокруг поселения были возделаны и засеяны какими-то кустиками, над которыми местные тряслись сильнее, чем над собственными детьми. А там, где не было этих кустиков, сплошь расстилались топкие болота.
Офицеры и унтеры в ту ночь почти не спали, карауля своих подопечных. Но, к счастью, никаких нехороших поползновений со стороны оглодавшей солдатни не произошло. Возможно, благодаря бдительности старших, а возможно, благодаря придумке Готора, которую он сам называл nagljadnaja agitacija.
Перед тем как покинуть корабли и пересесть на лодки, от каждого полка на берег сошло по паре капральств, составленных из наиболее опытных и авторитетных унтеров. Они прошлись парадом по опустевшей по такому случаю центральной площади, демонстрируя туземцам свою выучку в строевой подготовке и в обращении с мушкетом. А в ответ приятели Рсчкаана показали, как они умеют стрелять из мушкетов и самострелов да рубиться на секирах.
Обе стороны получили достаточно пищи для размышления. Подданные гасиига поразились невиданному зрелищу, когда сотня человек действует словно единый организм, грозный и пугающий, убедившись, какую силу представляет армия Тооредаана. А по капральствам, ротам и батальонам тооредаанцев пошли гулять рассказы унтеров, наслушавшихся пояснений своих офицеров, о том, какие ловкие и кровожадные зверюги эти «голозадые обезьяны», так и норовящие подстеречь хорошего человека в гущи джунглей и пустить ему пулю в спину, особенно если этот самый хороший человек чем-нибудь обидит их семью. Так что лучше не нарываться!
Готор с Ренки были на привилегированном положении, поскольку двигались вместе с Рсчкааном и его молодыми приятелями. В отличие от трех тысяч солдат, за которыми присматривала лишь пара сотен проводников-капитанов, эти двое находились под пристальным вниманием трех десятков пар глаз, собственно следивших не столько за тем, чтобы заложники не сбежали, сколько за тем, чтобы они не пострадали. Ибо мало того что их смерть легла бы несмываемым пятном на честь сопровождавших их акчскаа, это был бы колоссальный дипломатический провал! Так что заложников берегли, ухаживая за ними, как за малыми детьми. Даже когда все уходили в джунгли поесть (благо буйная растительность давала много возможностей для уединения), прежде чем оставить Ренки, Готора и Гаарза с их куском мяса и лепешкой, заботливые глаза очень внимательно осматривали «столовую», и затем сопровождающие изгоняли из нее змей и пауков и предупреждали своих подопечных о ядовитой фауне.
И вот спустя две недели путешествия русло реки заметно сузилось, преодолевать силу течения стало намного тяжелее, а среди бесконечных деревьев все чаще стали мелькать островерхие скалы. Настало время вылезать из лодок и идти пешком.
И тут друзей настигла новая напасть — избыток свободного времени. При всем своем умении и опыте тооредаанская армия проделывала не более пятнадцати-двадцати верст в день. Ведь мало того что приходилось двигаться по узким и не слишком-то удобным горным дорогам, так еще и все запасы провизии, пороха и боеприпасов пришлось тащить на своем горбу. Благо хоть добыча и пушки сейчас двигались где-то по морю на кораблях.
Опять не обошлось без проблем. К «болячкам джунглей» прибавилось еще и изрядное количество ушибов и подвернутых, а то и сломанных ног — камни неласково встречали любое проявление неловкости.
Готор, Ренки и Гаарз в этом отношении были опять же освобождены от многих проблем. Нет, заплечные мешки за них никто тащить не собирался — акчскаа посчитали бы это оскорблением своих гостей. Но все-таки груза в тех мешках было значительно меньше, чем у офицеров преодолевающей горные кручи армии.
Рсчкаан со товарищи постоянно отлучались то на охоту, то в соседние селения — проведать родню и знакомых. Увы, заложников с собой, чаще всего, не брали, опасаясь причинить им какой-нибудь ущерб. Так что у Ренки с Готором появилось время для долгих бесед. Тут-то вот разговор как бы невзначай и зашел про небольшое любовное приключение молодого лейтенанта на неведомом берегу, приведшее Готора в такое волнение.
— Рсчкаан, — поинтересовался Готор при случае у брата гасиига. — А ты не знаешь, что за храм нам встретится на той стороне? Ну, когда мы будем спускаться с гор?
— Насколько мне известно, — лишь пожал плечами брат гасиига, — там по тропе храмов нет. Впрочем, за перевалом уже идут не наши земли, так что я могу чего-то и не знать, хотя много раз слышал описание дороги, когда учился у Ксшаа вашему языку. А почему ты решил, что там есть какой-то храм?
— Жрица рассказала об этом Ренки, а он — мне.
— Тогда храм точно есть! — даже закивал головой Рсчаак. — Она знает!
В словах брата гасиига было столько убежденности, что у Ренки даже холодок пробежал по спине, как бывало всякий раз, когда он встречался с чем-то мистическим. А вот Готор почему-то решил, что Рсчкаан что-то скрывает. Но сколько он ни пытал его, никаких подробностей о храме узнать не удалось.
С каждым днем пейзаж становился все суровее, заметно похолодало, и у тех, кто был ослаблен болезнями, даже начались проблемы с дыханием. Снега, к счастью, не было, и через перевалы армия перебралась без особых проблем.
Тут Рсчкаан со товарищи и еще десятка два проводников наконец распрощались с тооредаанцами. Каждый пошел своей дорогой, одновременно чуточку сожалея о расставании и в то же время чувствуя некоторое облегчение. Все-таки людям, имеющим столь разные представления о жизни, трудно долго сосуществовать вместе. Туземцы, например, искренне не понимали отношений между солдатами и офицерами, частенько спрашивая Ренки или Готора, почему вожди столь неуважительно обращаются со своими людьми. И как вообще можно доверять оружие человеку, добровольно подставляющему спину под удары палок? Чего он вообще сможет навоевать?
А тооредаанцам… Им почти все казалось странным во временных союзниках. Но в большинстве своем они не заморачивались вопросами «почему?», довольствуясь универсальной формулой «проклятые голозадые обезьяны».
Потом был долгий спуск по горным тропам. Дороги тут были куда более нахоженные, а местные разрозненные туземные племена предпочитали не показываться на глаза такой грозной толпе вояк.
Беспечная жизнь Готора и Ренки закончилась вместе с окончанием пребывания в статусе заложников. Не то слегка раздосадованный их прошлым бездельем, не то просто будучи измотан заботами и бедами, кои подстерегают военачальника совершающей столь непростой переход армии, оу Дезгоот поставил их на «соответствующие званию места». Сиречь командовать ротами. Ренки пришлось даже временно «отбыть» в Одиннадцатый полк, где его знали и где был сильный недобор офицерского состава, в то время как хитрецу Готору досталась прежняя рота Бида, пусть и шедшая в авангарде армии, осуществляя разведку, зато несущая меньше груза и ведущая не такое тоскливое существование, как обычные солдаты, изо дня в день топающие по горным дорогам, уставившись в спину товарищей.
В общем, Ренки вкусил командирских бед и недосыпа по полной. Даже опытные и умелые солдаты постоянно попадали в разные неприятности: ломали себе кости, теряли грузы, стирали в кровь ноги, болели, а два идиота, причем, как назло, из его роты, даже умудрились заблудиться в горах, выйдя ночью справить нужду за пределы лагеря, и их пришлось искать всем полком под насмешки остальных вояк и зубовный скрежет оу Дезгоота.
А тут еще вдруг выданная всего-то полгода назад новехонькая обувка начала рваться на острых крепких камнях, и это стало серьезной проблемой для всей армии. Ко второй реке, ведущей уже прямиком в земли Тооредаана, вышла уже огромная толпа бродяг в каких-то обносках. Многим пришлось срезать полы своих мундиров, чтобы сделать обмотки на ноги. Шагать в таком безобразии в ногу, печатая шаг, уже не было никакой возможности.
Расхлябанный вид привел к соответствующему поведению, и в Пятнадцатом полку вспыхнул бунт. Началось все как драка между двумя капральствами, потом пламя перекинулось дальше. Вымотанные, уставшие до невозможности люди уже мало соображали, что делают и к каким последствиям это может привести.
Совместными усилиями офицеров и унтеров Пятнадцатого и остальных полков бунт был задавлен достаточно быстро. Но девятнадцать человек, включая одного офицера и трех унтеров, погибли, а значит, приговор военно-полевого суда, в котором Ренки выпала тягостная честь быть одним из судей, был максимально суров: тридцать человек расстреляли на месте, а еще почти сотню приговорили к порке, отложив наказание до возвращения в родные земли.
