Сергей Павловский - Коготь химеры
— Рад, очень рад, сеньор Денисов, сеньор Крыленко… Проходите, проходите… — Затем гаркнул громогласно: — Фернандеш! Кресла сеньорам!
Тотчас из приемной метнулся секретарь. Притащил одно кресло, услужливо подсунув его прямо под зад Денисова. Затем, запыхавшись от усердия, обустроил и Дока в другом кресле.
— Теперь понятых, быстро, — распорядился шеф полиции. — И дежурного адвоката.
Брови Дока удивленно поползли вверх. Вот чего не ожидал, так не ожидал. «Понятые, процедура, адвокат… Вы можете хранить молчание… Все, что ни скажете, может быть истолковано против вас… Да что за хренотень? Соединенные Штаты Америки! Ей богу, смешно…»
— Не обращай внимания, — зачревовещал в своей манере Дед. — Обезьяны, они и есть обезьяны.
Понятые — два угрюмых, придавленных своей законопослушной миссией, пожилых негритоса — явились по указанию грозного начальства почти мгновенно. С такой же космической скоростью нарисовался в кабинете и дежурный адвокат — весьма импозантный, толстый туземец в легком, но строгом костюме и очках в золотой оправе. На запястье его красовался настоящий «ролекс», на что Док почему-то обратил внимание в первую очередь. Впрочем, «ролекс» мог быть и поддельным, китайского производства. Не важно: адвокат производил впечатление солидного, преуспевающего деляги, а это внушало должное почтение.
Вступительная речь начальника полиции в переводе на русский ментовский сленг звучала приблизительно так: «Ну что, Савимбо, в этот раз ты допрыгался. Кранты тебе, не отвертишься. Взяли тебя с поличным, так что светит тебе, по нашим демократическим законам, отрезание обоих ушей, языка и отрубание правой руки по локоть. Что, будешь колоться? Добровольное признание и сотрудничество со следствием влекут за собой смягчение судебного приговора. Ну!!! Что!!! Сука!!! Отвечай!!! Будешь колоться?» — заключительную часть речи начальник сопроводил чувствительной оплеухой, так что смазливая физиономия подозреваемого резко дернулась. Адвокат при этом смущенно кашлянул и отвернулся в сторону.
Савимбо обиженно шмыгнул носом, вытер разбитую губу о плечо, сплюнул кровавую слюну прямо на ковер. Ответная речь его звучала твердо, непреклонно и на «ментовский» переводилась так: «Ты, начальник, меня на понт не бери. Ты докажи сначала мою вину. А я — честный фраер. Чужого не беру, работаю не покладая чистых рук своих. Зарабатываю на кусок хлебушка, чтобы прокормить одинокую матушку мою и троих малолетних братишек».
Выслушав эту далеко не искреннюю исповедь подозреваемого, начальник коротко распорядился:
— Обыскать.
Савимбо подняли на ноги мощным рывком за шиворот. Один из полицейских залез ему в правый карман брюк и достал оттуда две сотенные долларовые купюры. Начальник взял их, рассмотрел внимательно и хлестнул бумажками по носу подозреваемого.
— А это откуда, нахальная мартышка?
— Это мои деньги, начальник, — уверенно заявил Савимбо. — Я их честно заработал за несколько лет безупречной работы и всегда ношу с собой — чтобы не украли. А то, знаете ли, уровень преступности в нашей бедной стране еще очень высок, несмотря на все старания нашей доблестной полиции под вашим чутким руководством.
— Вот как, — злорадно прищурился шеф полиции, — а я утверждаю, что украл их ты вот у того уважаемого сеньора. — Он кивнул в сторону Деда. — А сеньор этот, к твоему сведению, заслуженный гражданин нашей независимой Республики и кавалер Золотой Королевской Звезды Черного Леопарда. Так что, Савимбо, уши, язык и руку тебе отрежут. Это я тебе гарантирую. И скажи спасибо, что, по нашим демократическим законам, тебе за оскорбление и кражу у члена королевской семьи не отрежут голову.
Если бы кожа официанта была белой, как у европейца, то он бы побледнел. Смертельно побледнел. Но поскольку кожа Савимбо была черной, словно смоль, то он посерел. Смертельно посерел. Тем не менее парень зло процедил сквозь пухлые, плотно стиснутые губы:
— Докажите.
Начальник полиции вздохнул глубоко и обреченно, как будто упрямство официанта искренне и глубоко огорчило его.
— Господа понятые и вы, господин адвокат. Прошу особого внимания. Сеньор Денисов, вы помните номера банкнот, которые лежали у вас в сумочке и которые украл этот… гнусный мерзавец?
— Конечно, помню, — хмыкнул Дед. — Две сотенные купюры, HL 639625050 и HL 8614451112.
— Господа понятые и сеньор адвокат, прошу вас убедиться в правильности названного сеньором Денисовым серийного номера банкнот.
Понятые мельком взглянули на ценные бумажки и согласно закивали. Адвокат уделил вещественным доказательствам должное внимание — он тщательно изучил номера и важно подтвердил: «Да, названные сеньором Денисовым серийные номера верны и полностью совпадают с номиналом и представленными в качестве вещественного доказательства денежными знаками».
— Но и это, Савимбо, не все. — Шеф полиции достал из ящика стола фонарик с ультрафиолетовой лампочкой, посветил им на банкноту, и в синих лучах явственно проступила надпись: «Кража». — Ну, свинья, будешь продолжать отпираться? Для вас, господа понятые, и для вас, господин адвокат, надеюсь, все понятно?
Вся троица снова дружно закивала.
— Понятые и вы, господин адвокат, можете быть свободны. — Вот тут начальник, безусловно, нарушил демократическую процедуру. Адвокат замялся на мгновение и уже раскрыл рот, чтобы возразить, но шеф полиции превентивно усугубил нарушение процедуры: — Пошли вон! — неожиданно взвизгнул он, и понятые вместе с адвокатом пулей вылетели из кабинета. Начальник устало уселся в свое кресло и вопросительно уставился на Денисова.
— Ну вот что, — мягким, расслабленным голосом нежно пропел Дед. — Я попрошу вас всех, многоуважаемые сеньоры, оставить нас и господина Крыленко наедине с обвиняемым Савимбо. И, пожалуйста, снимите с него наручники.
Дед отсчитал про себя три секунды и, убедившись, что его просьба все еще не выполнена, рявкнул грозно:
— Я, черножопые обезьяны, что-то неясно сказал?! Валите отсюда на х… Все валите!!!
Дождавшись, пока за шефом полиции — тот ретировался из кабинета последним, внешне сохраняя признаки начальственного достоинства, — захлопнется дверь, Денисов без церемоний занял его кресло и милостиво-пригласительно кивнул Савимбо на стул. Тот опасливо пристроился на краешке. Дед долго, целую минуту, пристально изучал физиономию официанта, а затем, сделав наконец одному ему известный психологический вывод, достал из кармана пачку «Кэмела», небрежно выбросил на столешницу вместе с зажигалкой.
— Кури, я знаю, ты куришь именно эти сигареты.
Ошарашенный официант несмело, но послушно потянул из пачки сигарету, прикурил.
— Что ж, давай знакомиться, — продолжил Денисов. — Меня зовут Квэмбо. Я уверен, ты слышал это имя от своего покойного учителя Гомеша.
Лицо Савимбо смертельно посерело уже второй раз в течение получаса. Он поперхнулся дымом и выронил сигарету изо рта. Сигарета упала ему на колени и, пока Савимбо приходил в себя, успела прожечь на форменных официантских штанах изрядную дыру.
— Вот, — удовлетворенно констатировал Денисов, — вижу, мое имя тебе хорошо знакомо. Да ты не бойся, сынок. Резать уши и язык я тебе не собираюсь. Пока, во всяком случае.
Дед поднялся, по-хозяйски выудил из холодильника непочатую бутылку шотландского виски, а из шкафчика-бара — чистую посуду. Разлил виски по стаканам: Доку и себе под самый краешек, Савимбо — на одну треть. Придвинул стакан официанту и безапелляционно распорядился: «Пей!» Тот послушно проглотил терпкую жидкость, отдающую дымком костра, прослезился с непривычки, уставился на Деда уже преданными глазами и тихо произнес:
— Да, сеньор, ваше имя мне хорошо знакомо.
— Вообще-то, мне больше нравится обращение «сэр», — благосклонно кивнул Денисов, — а еще больше — «товарищ». Так меня называл твой учитель. И ты называй меня так: «Товарищ Квэмбо».
— Хорошо, товарищ Квэмбо, я буду называть вас именно так. — Савимбо отвесил Деду глубокий почтительный поклон.
Денисов плеснул ему в стакан еще виски на два пальца, снова уселся в кресло, неспешно раскурил толстую сигару, по привычке откусив кончик и сплюнув его прямо на пол.
— Так вот, Савимбо, теперь слушай меня внимательно. Если ты не хочешь, чтобы тебе и в самом деле отрубили уши, руку и вырвали язык, то с этой минуты ты работаешь на меня. И только на меня. Запомни: я — твой хозяин и господин, а ты — мой верный и преданный слуга. Плачу за работу очень хорошо. Две тысячи долларов в месяц, а не в год. Столько ты не заработаешь даже воровством и за десять лет. И столько же я платил за работу Гомешу. Тебе все понятно?
— Да, господ… простите, товарищ Квэмбо.
— Волк тамбовский тебе товарищ, — на русском буркнул Денисов и невозмутимо продолжил спич на португальском: — А работа, в общем-то, несложная. Только разверни уши и слушай особенно внимательно. Завтра с сеньором Крыленко мы уедем по делам. А ты останешься здесь и вернешься на место работы, в бар «Амбасадор». И будешь там трудиться, как и прежде, официантом. Но обворовывать пьяных туристов больше не будешь. Нас, возможно, не будет долго. Может, год, а может, два. Это неважно. Я дам тебе четкие инструкции — как и где в случае необходимости найти меня или сеньора Крыленко. Получишь в распоряжение и мобильный телефон, и все необходимое для надежной связи. Мало того, местная полиция будет тебе помогать. Так вот… здесь, в городе, рано или поздно появятся люди, скорее всего, это будут белые люди, но не исключено, что и черные, желтые — какие угодно. Эти люди будут интересоваться сеньором Крыленко, мною и, так или иначе, попытаются сунуть нос в наши дела. И об этих людях я должен знать все. Все! Откуда, кто, зачем. Я должен знать каждый их шаг, слышать каждое их слово. Вот это и есть твоя работа. Понял?
