Александр Прокопович - Крымский Ковчег
Каждый кирпич, из которых были сложены стены, тянул на гордое звание мегалита, если Антон правильно определил расстояние.
– Что это за… – Влад точно не привык к тому, что, выходя в ту же дверь, через которую зашел, можно оказаться где-то еще. Кроме как снова у входа.
– Влад, обернись.
Впереди была крепостная стена, и позади тоже была такая же стена. Влад и Антон стояли на мосту, который можно было бы принять за подъемный, если бы его размеры не вызывали сомнение в существование движка, который способен поднять это чудище.
– Думаешь, там внизу ров с крокодилами?
– С кашалотами. С такой высоты – что в воду, что на бетон прыгать. Разница только в том, что после падения в воду то плоское место, которое останется от тебя, будет плавать, а на бетоне – лежать.
Глупо стоять просто так перед Вратами – нужно брать штурмом. Двое на огромном мосту – как в поле – пошли на приступ. Они прошли достаточно и увидели – ворота приоткрыты. Щель, сквозь которую мог бы протиснуться целый караван верблюдов. Их ждали. Это могла быть танковая дивизия, рота почетного караула или расчет ракеты средней дальности. Ждал – один. Невысокий человек в чем-то черном, Антон не смог определить – кимоно – нет, что-то свободное, кажется из шелка, складки ткани не давали понять, что за противник – худой, толстый: с головы до ног он был укутан в свое одеяние.
Противник улыбался. Еще одна порода падших – по его лицу можно было прочесть не больше того, что на нем было нарисовано. Именно нарисовано – тот, кто создавал этого бойца, не очень беспокоился, чтобы он был похож на человека. Голова есть? Замечательно. Что там на ней еще должно находиться – рот, глаза, уши, нос – пожалуйста. Глаза – два залитых краской кружка: не человек, а чучело с пластмассовой головой.
Мгновение назад до него, стоящего в приоткрытых воротах, оставалось еще идти и идти, а вот он уже рядом на мосту, и, кажется, даже не двигался, просто увеличился в размерах. Теперь можно было подробно рассмотреть его оружие. Он не держал меч, тот просто рядом завис в воздухе, клинок – почти два метра сверкающего металла, даже не спадон. Никакого намека на рукоять, гарду – только заточенная сталь.
Для того чтобы всерьез орудовать таким оружием, фехтовальщику не помешал бы рост метра три. Падший с пластмассовой головой улыбнулся, по крайней мере, Стрельцов решил, что раздвигание губ в стороны должно означать улыбку. В ту же секунду пришел в движение клинок. Подобную технику Антон видел – только вместо обоюдоострого тяжелого клинка в руках бойца был деревянный шест. Меч должен был уже через пару движений избавить бойца от рук и лишнего запаса крови. Однако же клинок продолжал свое движение, причем, как Антон ни старался, все что улавливал – только легкое движение под тканью.
– Так вот ты какой, Привратник, – прошептал Антон.
– Идеальный боец – даже по глазам ничего не поймешь, – Влад перевел автомат на одиночные и спустил курок. Ничего не случилось. То ли Лозинский не попал, то ли боец решил истечь кровью, но ранения не замечать. Влад выстрелил еще и еще. Боец все так же улыбался и сместился еще ближе.
– Крутой, – уважительно хмыкнул Влад. На этот раз он не пожалел пуль – отгрузил очередь.
– Гранатомет? – спросил Стрельцов, хотя от огневой подготовки ничего не ждал. Если уж против тебя выпускают мастера клинка, то надеяться на автомат довольно глупо. Может, надо было пули серебряные заготовить? Хуже было другое – Антон довольно сносно фехтовал, но то, что он видел в исполнении Пластмассовой головы, по его скромным оценкам, превышало возможности самого Стрельцова примерно на столько же, на сколько сам Стрельцов фехтовал опаснее собственной тени.
Граната улетела в сторону бойца и как-то тихо растворилась в воздухе, так и не обозначив попадания в цель. Пластмассовая башка сдвинулся еще немного вперед – до команды «к бою» оставалось метра два.
– Сейчас главное, расстояние сократить, а там мы его вдвоем уложим, – такой специальный юмор от Лозинского.
Клинок падшего описал две дуги, которые недвусмысленно намекнули, что расстояние сократить они, конечно, могут, только в конечный пункт они прибудут несколькими кусками.
– Влад, отступать особо некуда.
– Может, оббежим – мост широкий? – Антон не ответил, а падший тем временем сместился влево метров на десять и тут же оказался у самого края моста справа.
– Не оббежим, – резюмировал Влад. – Он действительно хороший Привратник.
– Забавное чувство. Понимаю, что приехали, а кажется, что, если все сделать правильно, непременно все будет хорошо.
– Заметано. Делаем паршивца правильно.
Вполне возможно, заяц, которого вот-вот переедет грузовик, тоже принимает боевую стойку. Проблема в том, что грузовику от этого – ни холодно ни жарко. Грузовику, под который попали Влад и Антон, было плевать, что их двое. Было бы их пятеро, еще лучше – есть шанс увеличить коэффициент полезного действия клинка: одним махом пятерых побивахом!
Прямо перед Антоном с высоты безоблачного неба шлепнулась жирная капля. Разбилась при падении, разбросав тонкие лучики брызг. Потом еще одна. С тучами не сложилась, но каплям это не мешало.
Стрельцов сделал один вдох, второй и побежал. Дон Кихот был бы горд за него.
До падшего было метров семь, но Антон все никак не мог добежать. Повторялась история с лестницей – бежишь изо всех сил и почти не двигаешься с места, но сейчас Стрельцова это устраивало. Так было легче сконцентрироваться – на дыхании, ритме бега. У него появился еще один выбор – так и не добежать, остановиться, и – будь что будет – еще один способ сдаться. Только Антон не останавливался, он сделал, казалось бы, еще один точно такой же шаг, но на этот раз в том единственно правильном ритме, который только и позволял прорваться. Наверное, из-за дождя, из-за того, что нашел нужный ритм… Еще один шаг, потом еще – и он вошел в мельницу, которую продолжал крутить падший. Вошел легко, будто это был не смертельный клинок, нарезающий с бешеной скоростью пространство, а просто игра света и тени. Мачете Антона нашел цель, он не использовал уроков приюта, никакой школы, никаких трех ударов. Стрельцов просто удерживал контакт с падшим. Этого хватило, чтобы двухметровый клинок наконец прекратил свой танец. Привратник исчез.
Свет выключился.
Это было не банальное «лампочка перегорела». И даже не сбой подстанции. Глобальный рубильник разомкнул клеммы, не оставляя шансов ни одному светильнику, будь он хоть керосинкой, хоть свечкой. И конечно, это навсегда. Стрельцову показалось именно так.
Антон отчетливо понимал, что то, чего не видишь здесь и сейчас, – того нет. И было страшно закрыть ослепшие глаза, страшно пошевелиться: одно движение – и сам тоже станешь тем, что нельзя увидеть.
Это была не просто тьма – ничто, в котором терялся не только свет. Ничто, в котором Стрельцов лежал, свернувшись калачиком. Где-то в той же позе лежал Лозинский. В каком-то смысле однажды они уже бывали в такой ситуации. Довольно давно, накануне своего появления в свет. Было странно, что они все еще живы. В тот момент, когда Антон удивился самому факту своего до сих пор существования, рубильник незаметно вернулся на свое законное место. И даже если во всем мире Стрельцов окажется единственным, кто уловил это движение – из пункта «вкл.» в пункт «выкл.» и обратно, – никто его не разубедит, что этого не было.
Сначала вернулся слух. Антон точно когда-то слышал эту песню. Он вот-вот должен был соединить знакомые слова и фрагменты мелодии в целое – не получалось. Мозг упорно не хотел включаться в сложную работу по сведению в одно целое музыки и текста. Слова все так же накатывались волна за волной, наконец, Антон смог поймать первую фразу:
– «Ведь от тайги до Британских морей // Красная армия всех сильней…»
Влад пришел в себя быстрее и занимался привычным делом – так, с песней, он выходил из очередного перепоя.
Стрельцов поднялся на ноги не сразу – сначала на четвереньки, потом уже медленно выпрямился. Ни о чем не думая, подхватил:
– «И все должны мы неудержимо // идти в последний смертный бой!»
Тьмы уже не было, как не было ни Врат, ни огромных башен, но Красной армии было бы все так же тяжко доказывать свою боеспособность.
Шевелиться было трудно, воздух, вязкий и тягучий, словно раздумывал каждый раз, перед тем как все же прогнуться, пропустить. Дышалось странно, будто и одного вдоха ему вполне хватало, и следующий Антон делал просто потому, что вспоминал: как же так, почему это я не дышу?
Мир, в котором они очнулись, протянулся между двумя цветами – черным и красным и был раскрашен во все оттенки между этими двумя крайностями. Стрельцов и Лозинский стояли на камешке, затерявшемся в огромном клубке черных и бордовых нитей, и ни одна из этих нитей ни на секунду не прекращала своего движения. Все вместе: и нити, и клубок, и камень – свободно парили под слаборозовом небом.
