"Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Кадри Ричард

– Разве это не символ твоего народа? – спросил он.

Мэри проследила за направлением его другой руки: там на стене висела светящаяся реклама «молсон-канэйдиэн» [1171]. Понтер не мог прочитать слов, но узнал большой красный кленовый лист.

– Ага, – сказала Мэри. – Здесь Канада более всего знаменита своим пивом. Это такой напиток из продуктов брожения зерна.

Понтер подмигнул:

– Ты им, должно быть, очень гордишься.

Мэри подвела его к одной из меньших групп, сидящих вокруг круглого стола.

– Карлос, ты не возражаешь? – спросила она у агента.

– Я присяду вон там, хорошо? – сказал тот. – Сегодня я уже наслушался про окаменелости более чем достаточно. – Он подошёл к бару и сел на табурет, но развернулся лицом к залу, а не к бармену.

Мэри повернулась к столу:

– Разрешите присоединиться?

Трое сидящих за столом людей – двое мужчин и женщина – были поглощены оживлённой беседой, но, взглянув на них, тут же узнали Понтера.

– Господи, да, конечно! – воскликнул один из мужчин. У стола стоял один пустой стул; он быстро притащил ещё один от соседнего.

– Чем обязаны таким удовольствием? – спросил второй мужчина, когда Мэри и Понтер уселись.

Мэри подумала, не сказать ли часть правды: за этим столиком и поблизости от него никто не курил, а стулья стояли таким образом, что вокруг стола больше не оставалось места – она не хотела, чтобы Понтера окружила толпа. Но вторую часть правды она озвучивать не собиралась, а она состояла в том, что Норман Тьерри, напыщенный самопровозглашённый эксперт по неандертальской ДНК из калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, сидел на другом конце помещения. Он наверняка помирал от желания познакомиться с Понтером, но теперь ему это не удастся.

Однако в конце концов Мэри решила просто пропустить вопрос мимо ушей.

– Это Генри Бегущий Олень, – сказала она, указывая на мужчину-индейца лет сорока. – Работает в Университете Брауна.

– Работал, – поправил её Генри. – Перебираюсь в Чикагский.

– Вот как? – спросила Мэри, но, не дожидаясь ответа, продолжила: – А это, – она указала на светлокожую женщину лет тридцати пяти, – Анджела Бромли из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке.

Анджела протянула правую руку:

– Очень рада познакомиться, доктор Боддет.

– Понтер, – сказал Понтер, который уже догадался, что в этом обществе не принято обращаться к человеку по имени, пока он не предложит этого сам.

– А это мой муж Дитер, – представила второго мужчину Анджела.

– Здравствуйте, – сказали Мэри и Понтер одновременно. Потом Мэри продолжила: – Вы тоже антрополог?

– Нет-нет-нет, – сказал Дитер. – Алюминиевый сайдинг.

Понтер взглянул на него, наклонив голову:

– Вы это хорошо скрываете.

Мэри рассмеялась, глядя на сбитые с толку лица остальных.

– Вы привыкнете к его чувству юмора.

Дитер поднялся на ноги:

– Давайте я вас чем-нибудь угощу. Мэри, что будете пить? Вино?

– Белое вино, спасибо.

– Понтер?

Понтер задумался, явно не зная, чего попросить. Мэри склонилась к нему.

– В барах всегда есть «кока-кола», – сказала она.

– «Кока-кола»! – радостно воскликнул Понтер. – Да, конечно.

Дитер ушёл. Мэри взяла несколько печенюшек из деревянной плошки в центре стола.

– Итак, – сказала Анджела, обращаясь к Понтеру, – надеюсь, вы не возражаете против пары вопросов. Вы поставили то, чем мы занимаемся, с ног на голову.

– Я не специально, – ответил Понтер.

– Разумеется, – усмехнулась Анджела. – Но всё, что мы слышим о вашем мире, противоречит тому, что мы, как нам казалось, знаем.

– К примеру? – спросил Понтер.

– Ну, скажем, говорят, что ваш народ не занимается сельским хозяйством.

– Это так, – кивнул Понтер.

– Мы всегда считали, что сельское хозяйство – необходимая предпосылка для развитой цивилизации. – Анджела отхлебнула из своего стакана.

– Почему? – спросил Понтер.

– Ну-у… – сказала Анджела, – видите ли, мы считали, что только сельское хозяйство может обеспечить надёжный источник пищи, который позволил бы людям заняться другими делами: стать учителями, строителями, чиновниками и так далее.

Понтер медленно покачал головой, словно ошеломлённый услышанным.

– В нашем мире есть люди, которые решили жить простой жизнью, как жили наши предки. Как по-вашему, сколько времени у одного такого лица… – Мэри знала, что в языке Понтера имеется гендерно-нейтральное местоимение третьего лица; вероятно, это его Хак попытался таким образом перевести, – уходит на то, чтобы прокормить себя и тех, кто от него зависит?

Анджела слегка пожала плечами:

– Думаю, немало.

– Напротив, – сказал Понтер. – Совсем немного, если количество зависимых лиц невелико. Заботы о пропитании занимают примерно девять процентов времени. – Он остановился, то ли подсчитывая в уме, то ли дожидаясь, пока Хак произведёт пересчёт. – Где-то шестьдесят часов в месяц.

– Шестьдесят часов в месяц, – повторила Анджела. – Это будет… Боже, всего пятнадцать часов в неделю!

– Неделя – это семь дней? – спросил Понтер, глядя на Мэри. Та кивнула. – Да, всё верно, – подтвердил Понтер. – Остальное время может быть посвящено другим занятиям. У нас с самого начала было много свободного времени.

– Понтер прав, – сказал Генри Бегущий Олень. – Пятнадцать часов в неделю – это средняя занятость представителей племён охотников и собирателей и на нашей Земле тоже.

– Правда? – удивилась Анджела, отставляя стакан.

Генри кивнул:

– Сельское хозяйство было первым людским занятием, в котором результат был пропорционален затраченным усилиям. Если вы пашете поле восемьдесят часов в неделю, то вспашете вдвое больше, чем если бы пахали сорок. В охоте и собирательстве всё не так: если вы станете охотиться полный день, то перебьёте всю дичь на своей территории. В этом деле трудовой героизм контрпродуктивен.

Вернулся Дитер; он поставил стаканы перед Мэри и Понтером и сел на своё место.

– Но как можно жить осёдло без сельского хозяйства? – спросила Анджела.

Генри нахмурился:

– Вы что-то совсем не то говорите. Люди начали жить осёдло задолго до сельского хозяйства, ещё будучи охотниками и собирателями.

– Но… да нет же, я ж ещё со школы помню…

– А в вашей школе много было учителей-индейцев? – ледяным тоном спросил Генри Бегущий Олень.

– Не было совсем, но…

Генри взглянул на Понтера, потом на Мэри.

– Белые редко в этом разбираются, но тем не менее это так. Охотники и собиратели живут осёдло. Чтобы жить с земли таким образом, её нужно знать досконально: какие растения где растут, куда животные ходят на водопой, где птицы гнездятся и когда откладывают яйца. Нужна целая жизнь, чтобы изучить свою территорию по-настоящему. Переехать в другое место означает просто выбросить весь этот приобретённый тяжким трудом опыт.

Мэри вскинула бровь:

– Но земледельцы тоже вынуждены пускать корни… во всех смыслах.

Генри не оценил игры слов.

– На самом деле это земледельцы ведут кочевую жизнь, если рассматривать жизнь многих поколений. Охотники и собиратели ограничивают размер своих семей; чем больше лишних ртов, тем больше приходится работать взрослым. Но земледельцам большая семья выгодна: каждый ребёнок – это лишняя пара рук на поле, и чем больше у тебя детей, тем меньше тебе приходится работать самому.

Понтер слушал с явным интересом; его транслятор несколько раз издавал тихий гудок, но в целом он, похоже, не испытывал затруднений.

– Звучит логично, – согласилась Анджела не без сомнения в голосе.

– Ещё бы, – сказал Генри. – Но когда отпрыски земледельца подрастают, они должны уходить на новые места и заводить собственные хозяйства. Спросите фермера, где жил его прапрадед, и он наверняка назовёт какое-то далёкое место; спросите охотника-собирателя, и он ответит «здесь».