Скорми его сердце лесу - Богинска Дара

Я выполнила свой долг. Амэя в безопасности, отец отомщен. Осталась маленькая деталь – рассказать о бесчинствах наместника в южной провинции Императору-Дракону и можно было с чистым сердцем начинать новую жизнь.

Надеюсь, она будет получше прежней.

Амэя заболела. Видимо, у Моря Деревьев так было принято встречать человеческих девушек. Ничего такого, простая простуда, но я укутала ее в одеяла и ожидала возвращения ямаубы. Щеки моей подруги запали, скулы горели пламенем, а на лбу выступила испарина. Я накрыла ее всей теплой одеждой, что нашла, заставила выпить крепкий чай с большим количеством имбиря и бергамота, и только тогда она наконец перестала дрожать и уснула. Быстро темнело, заслышав шаги, я повернула голову, ожидая увидеть Хону, не Джуро.

Лис сжимал когтями дверной косяк, дверь он открыл без стука и разрешения. Хоть я заваривала свежие травы, густо приправленные найденными в закромах ямаубы специями, я ощутила его запах – вернее, я ощутила, как усилился запах Моря Деревьев, как всегда, когда его Хранитель был рядом. Я не встала ему навстречу, он сам сделал первый шаг. А потом еще и еще, пока не оказался рядом, не сел и не коснулся моего плеча.

– Амэя приболела. Варю ей чай, – зачем-то сказала я. Джуро кивнул.

– Хона скоро вернется. Поставит ее на ноги.

Пусть он извинился передо мной, но я все еще чувствовала пропасть между нами. Он узнал мое настоящее лицо, а я узнала его, и теперь не понимала, что чувствовать. Он избран Морем Деревьев, он – вечное божество этого места и будет жив, пока его ки не угаснет. А я лишь простой человек, бесхвостая обезьяна, которой не станет через каких-то сорок-пятьдесят лет.

Я обещала себе больше не жить в обмане: я знала, что у нас не может быть никакого будущего.

Джуро глядел на меня так грустно, будто тоже думал про это. Однако он положил ладони мне на плечи и слегка приобнял. Я уткнулась в длинные медные волосы, закрывавшие его грудь, сжала их. Забавно, что их кончики были черными, как шерсть на его хвосте.

Он мягко отстранил меня, сел, скрестив ноги, и осторожно улыбнулся.

– Спрашивай, – сказал он.

Вначале я налила в пиалу чая и подала ее лису, потом наполнила свою и отпила от края. Что спросить? Я покусала себя за губу, снимая с нее корочку, и произнесла:

– Ты злишься на меня?

– Злился, – кивнул он. – И злюсь. Но уже на себя. Почти сразу начал. Понял, что сказал много того… чего не думал на самом деле.

– Так делают люди, когда злятся, а потом жалеют об этом, – теперь уже улыбнулась я. Робкий лучик солнца коснулся моей души, прогоняя сумрак. Он не злится на самом деле. Его извинения были искренними. Это хорошо. Я отпила чая и сказала: – Спрашивай.

В эту игру можно играть вдвоем.

В вечернем лесу, в доме горной ведьмы, мы переговаривались тише сверчков, заново узнавая друг друга. Джуро наклонил голову к плечу, его ухо дернулось на зазвучавшие у дома шаги. Должно быть, Каори вернулась с охоты. Девушка не зашла внутрь. Он посмотрел на перегородку, из-за которой доносилось ровное дыхание Амэи.

– Почему не рассказала? Зачем ты пряталась от меня?

Мне даже не пришлось долго думать над ответом.

– Мой мир разрушился, и я думала, что если кто-то узнает, что я – человек, он меня убьет. Ты или Аки… – Я вспомнила этого дикого волка: его слова о выделывании человеческих шкур и то, как он чуть не убил меня, догадавшись, что я не та, за кого себя выдаю. Меня пробрал мороз при мысли о неминуемой встрече с ним, о необходимости посмотреть ему в глаза после всего. – Я оказалась в Море Деревьев, где меня окружали обитатели сказок. Ты – часть этого мира, а я…

– А ты не видишь, что тоже стала частью этого мира? – прервал меня Джуро. – Моего мира. Лгать не умею. Сказал же тогда это, неужели не поверила?

– Это два вопроса, а сейчас вообще-то моя очередь! – чуть севшим голосом ответила я. Лис поднял пиалу к губам, спрятав за ней легкую улыбку.

Мне нравилась его улыбка. Боги, мне все еще нравился он.

– Спрашивай, – кивнул он.

– Что ты видишь теперь, глядя на меня? Настоящую меня.

Джуро медленно опустил пиалу, задумчиво глядя в мое лицо. Снова момент тишины. В сумерках запели соловьи.

– Твои глаза голубые.

Я прыснула.

– Весьма наблюдательно! Это фамильная черта. Что-то еще?

– Мне нравятся твои глаза. Они похожи на полуденное небо летом. На реку. Вижу… – он придвинулся ближе, и, о, духи предков, дайте мне сил, у меня снова от этого перехватило дыхание. Джуро был диким лисом, не знающим о приличиях, и вторгался в мое личное пространство без зазрений совести, без задней мысли. – Силу. Смелость. Грусть, много грусти. Вижу Соль, которая редко улыбается. Хотел бы, чтобы она улыбалась чаще.

Мои щеки залились румянцем от его слов. Смешанные чувства переполнили меня, и я поняла, что он видит во мне нечто большее, чем я могла предположить.

– Ты… видишь так много, – проговорила я, стараясь припомнить как дышать. Мой взгляд сам собой уткнулся в пиалу с чаем.

Джуро прикоснулся к моей щеке, заправил прядку за мое ухо. Я улыбнулась.

– Вот. Да. Вот о чем говорю, – он прикоснулся к приподнятому уголку моего рта пальцами, и от этого грудь поднялась в глубоком вдохе.

Мое тело наполнило тепло, и это тепло очень хотело, чтобы на месте пальцев оказались его губы. Все плохое, что со мной случилось, все переживания тускнели перед этим желанием. Я подняла ресницы и поняла, что он смотрит на свои пальцы. На мои губы. Барабан в груди зазвучал так громко, что все шорохи, шелесты, шепоты стихли в ночи.

– Вижу много, но хочу еще больше, – прошептал он, и его голос звучал с хрипотцой, от которой меня всю обсыпало мурашками. – Это убивает. Я не должен…

– Почему?..

– Моя очередь задавать вопрос.

Он отстранился и убрал ладонь. Ну как так… Уже второй, если не третий раз он сбегает от близости в последний момент! Я с шипением втянула воздух сквозь зубы и выгнула брови.

Джуро спросил:

– Ты когда-нибудь боялась любви?

Его вопрос зазвучал так тихо, что я едва расслышала слова. В тот момент, словно остановившись вне времени, мы оба просто смотрели друг на друга. Взгляд Джуро был наполнен чем-то глубоким, неведомым, и я поняла, что его слова несут в себе не только любопытство.

– Боялась, – ответила я. – Я была влюблена в ханъё… мне так казалось, хотя сейчас я понимаю, что обманывала себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не думаю, что любила его на самом деле. Мне хотелось этого больше, чем чувствовалось на самом деле, – я виновато склонила голову, впервые говоря об этом вслух. – В нашем мире люди, особенно знатные, как я, живут по законам. А мне ужасно не хотелось следовать им! А потом появился Син… потом его убили. Это подкосило меня. А еще любила свою маму, но она умерла. Я любила своего отца, но Хэджайм лишил меня его. Все, что я знаю о любви, – она оставляет после себя… – я замолчала, не совсем зная, как описать то, что чувствовала после потерь. Я закончила невпопад: – Мне страшно.

– Страшно, – эхом повторил лис, повернувшись в профиль. Он смотрел на затихающее пламя в очаге. – Страшно, да. Знаешь. Ёкаи любят раз за всю жизнь. Один раз и навсегда. А люди быстро умирают.

И в тот момент я все поняла. В груди стало пусто и холодно. Белые траурные одежды Джуро, его грустный взгляд, все это встало на свои места.

Если ёкаи любят лишь раз и Джуро говорит об этом, значит ли, что его сердце уже занято?

Уже разбито и наполнено горечью потери?

– Ты тоже… потерял кого-то.

Он кивнул.

– Поэтому я не могу. Я хочу, но не могу. Это не страх. Или он? Не знаю.

Хоть я и понимала его, а он меня, что-то в этом признании ранило меня до крови. Мое лицо скривилось, и я спрятала его за поднятой пиалой, хотя та уже опустела. Я ревную? Неужели все-таки это произошло, и я успела в него влюбиться?

Серьезно, Соль? Ты влюбилась в древнее всемогущее существо, которое ест человечину и превращается в ездового лиса. Неужели ты правда думала, что он может прожить вечность и никогда ни к кому не испытать чувств? Не целовать кого-то. Не улыбаться с кем-то.