Андрей Силенгинский - Курьер
— Какого другого?
— Неважно какого. Заданного, — Томашов пустился в многословные объяснения. — Вот, к примеру, зажег маг магический огонь, а новое заклинание его погасит. Произнесенное над разгрузочным пакетом, оно превратит его в обычный. Тут главное в уме держать заклинание, которое собираешься отменить. Понимаешь, любое заклинание — это всего лишь кодовый сигнал, запускающий определенную программу в подсознании мага. Ты никогда не задумывался, почему тот же магический огонь возникает именно в том месте...
— Заткнись, — тихо, но веско сказал я.
— А? — Томашов захлопал ресницами.
— Зубы мне хорош заговаривать, ладно? Про физико-психологические свойства заклинаний мы с тобой как-нибудь потом пообщаемся. А сейчас ты мне расскажи, какое заклинание ты хочешь отменить.
— Да не то. чтобы какое-то конкретно... — Томашов спрятал глаза.
— Врешь! — диагноз я поставил без колебаний. — Ты мне и раньше врал, но не в прямом смысле. Так хозяин квартиры честно рассказывает съемщикам про ее плюсы, но «забывает» упомянуть минусы. Но теперь-то ты врешь без всяких оговорок. Какое заклинание тебе поперек горла встало. Миша?
Томашов молчал. Угрюмо и гордо. Тогда я лег на спину и закрыл глаза. Именно в таком положении мне лучше всего думается. А подумать есть над чем, что-то в голову стучится...
Насчет заклинания поперек горла — это я в точку попал, к гадалке не ходи. И оно же стало настоящей причиной бегства Томашова. Значит, отмена этого заклинания — штука серьезная, отнюдь не гашение магического огня... причем, КОМКОНу эта штука может очень не понравиться. Поэтому Томашов решил скрыться от комитета заранее. Но что это может быть?..
Я буквально физически ощущал, что разгадка вот она, рядом, стоит только руку протянуть... Я приоткрыл один глаз и уставился на Белый шар, равнодушной глыбой ожидающей моего прикосновения. Нет. ни черта он не ожидает, плевать ему, дотронусь я до него, передумаю или сдохну где-нибудь по дороге.
Стоп! Не в ту сторону повернул. В самый первый раз. когда Томашов дошел до Белого шара, у него ведь не было — просто не могло быть — никакого задания мага. Но он попал в Тоннель, прошел его и наверняка дотронулся до шара. До него очень сложно не дотронуться, когда он рядом, это, по-видимому, какое-то воздействие на подсознание...
Так какое заклинание получил Томашов в тот самый первый раз? Что-то получил, тут двух мнений быть не может. А потом, когда еще никто ничего не знал о магах и курьерах, какой-то маг, представления не имеющий об этом своем статусе, это заклинание произнес.
— Какое первое заклинание ты принес в мир, Миша? — ласково спросил я.
Ответа не было.
— Понятное дело, не специально, но что-то ведь было в твоей голове, когда ты ненароком попал в Тоннель. Что, расскажи. Еще раз повторю, в темную я не пойду.
Тут Томашов. наконец, решился.
— Что было, что было! — передразнил он. — А что, по-твоему, там могло быть? О чем мог думать молодой дуралей, дорвавшийся, как он тогда полагал, до братьев по разуму? О торжестве разума и думал! На всей Земле, в глобальном масштабе! О новом мировом порядке, где царит здравый смысл и логика! Ты... Ты чего?!
Чего я? Я ржал. Не просто смеялся, нет, я заливался хохотом, катаясь по земле. Вернее, по той темносерой фигне, что заменяло здесь землю. Нужно, обязательно нужно шкалу Краузе переименовать в шкалу Томашова! Что из того, что тот сибирский немец первым додумался до этой шкалы, Миша Томашов ее создал! Своими... нет, не руками, своими дурацкими полу-детскими мыслями. И — ирония судьбы — сам оказался не на том конце шкалы. Здравый смысл и логика — не твоя фишка, Миша. Не ты будешь вершить судьбы мира, ты будешь только курьером, подносчиком снарядов, оруженосцем новых представителей элиты.
— А тебе самому не смешно? — более-менее отсмеявшись, спросил я.
— Сдохнуть можно от смеха. — мрачно сказал Томашов.
— Обидно получилось, да?
— Дурак ты, Вадик, — усталый и печальный голос Томашова обрубил остатки моего смеха.
— Вадим. — автоматически поправил я.
— Вадим. — не стал спорить Томашов. — Все равно дурак. Ты что ж думаешь, я из эгоистических побуждений...
— Есть такая мысль, — честно признался я.
— Дурак, — снова, явно излишне, повторил он. — Меня моя жизнь вполне устраивала, и при КОМКОНе я мог бы очень даже теплое место занять. Не только на кусок хлеба, но и на толстый слой масла хватило бы.
— Чего тогда?..
— Цивилизация, Вадим. Наша человеческая цивилизация. Для нее такой путь губителен.
Я театральным жестом смахнул с глаз несуществующие слезы.
— Какая счастливая у нас цивилизация, честное слово! Все о ней пекутся, все о ней заботятся! Мне в последнее время постоянно приходится общаться со спасителями человечества. Это мне так везет, или правда от спасителей просто проходу не стало?
Томашов взял меня руками за плечи и жестко развернул к себе. И заговорил тоже жестко.
— Если вместо того, чтобы ерничать, ты соберешься с силами и подумаешь, то сможешь понять, что цивилизацию всегда двигали вперед курьеры. Фигурально выражаясь, конечно.
— Это ты загнул, по-моему, — я с сомнением помотал головой. — Нет, мне лестно, конечно, но, думается, маг больше подходит на роль ученого, чем курьер.
— Правильно тебе думается. — согласился Томашов. — Среди ученых магов больше чем курьеров, заметно больше. Но дело-то не в количестве, а в качестве. Большинство прорывов в науке сделано курьерами. Среди магов нет гениев, есть только рабочие лошадки науки. Полет мысли — это сказано не про них.
Я вспомнил Якова Вениаминовича. Вспомнил, как завидовал его фантазии в нахождении нестандартного применения заклинаний...
— Не знаю, — протянул я. — Не сказал бы, что у магов проблемы с воображением.
Но сбить Томашова с наезженного пути было сложно.
— А я ни слова не сказал про воображение. Его наличие или отсутствие напрямую со шкалой Краузе не связаны. Вопрос в том, что у магов воображение... как бы образно выразиться... лежит в одной плоскости. Когда тебе рассказывали про шкалу, наверняка ведь приводили пример с умением вязать звенья цепи? Хрестоматийный пример, чего уж. Так вот. эти самые цепи и не дают магу подняться над плоской картиной мирозданья. А курьера ничего в этой плоскости не держит, вид сверху позволяет обозреть всю картину.
— Красиво говоришь, — усмехнулся я.
— А ты не согласен? Я, между прочим, не на пустом месте выводы строю. По шкале Краузе можно, пусть с известной погрешностью, индексировать и тех людей, которых уже нет с нами. Если известно достаточное количество фактов из их биографии и лично ими написанного текста. Я этим занимался. Можешь мне поверить, большинство открытий, про которое говорят, что они опередили время, сделано курьерами.
Я пожал плечами.
— Ну и здорово. Кто им и дальше будет мешать совершать свои открытия?
Томашов вздохнул.
— Разве ты не понимаешь, что наука теперь будет развиваться совсем по другим законам? Магия становится частью науки, а наука частью магии, отделить одно от другого не получится. Мир уже никогда не станет прежним. КОМКОН его перекраивает в соответствии с собственными интересами. Направлять развитие цивилизации отныне станут маги. А они... не умеют они этого делать, Вадим. Никогда этим не занимались.
— Кто знает, возможно, у них это получится лучше? — спросил я. — У нас нет оснований утверждать обратное.
— Маги... — Томашов процедил это слово сквозь зубы. — Маги — это серость. Да, не вздрагивай, каждый конкретный маг может быть умным и добрым человеком, но все маги вместе взятые — это воплощение серого цвета. Серые у власти... хорошо, пусть светло-серые, пусть лучшие из средних. Прогресс остановится, а это вовсе не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Цивилизация не стабилизируется, она умрет. Это своего рода тепловая смерть, только не в термодинамическом, а в социальном смысле. Яркие пятна будут растворены в общей серой массе, поглощены ей.
Он замолчал. Я тоже не спешил что-либо говорить. Так прошло порядочно времени, может, минута, может, больше.
— Ты поможешь мне? — нарушил молчание Томашов.
— Нет, — ответил я без малейших колебаний.
Снова пауза. Тяжелая, липкая.
— Почему? — глухо спросил Томашов. не глядя в мою сторону.
Теперь уже я вздохнул.
— У меня на этот вопрос столько ответов... но не думаю, что хоть один тебя устроит. Потому что я не Супермен. Не спаситель человечества. Не вижу себя в этой роли и даже не хочу увидеть. Потому что я не хочу совершать действия, последствий которых не могу себе представить. Да и ты тоже не можешь, Миша, как бы ты себя ни убеждал. Кто может поручиться, что именно тогда, почти четыре года назад, ты не предотвратил катастрофу? Потому что. в конце концов, ты не убедил меня в фатальных последствиях сложившегося положения дел. Нет. звучит все неплохо, но для меня этого недостаточно...
