Александр Радин - Стрингер. Летописец отчуждения
Пахнуло кислотой и болезнью.
— Жорик, ты бы полежал еще. Как ты на это смотришь?
— Выходить пора, — Кляп показал на убежище слизня. — Подальше отсюда надо. За ним крысы пойдут, а за крысами падальщики.
— Щас. Отойдет чуток.
Посидев немного, решили выдвигаться. Бочка, кривясь от вони, помог бугаю вылезти из их временного укрытия. Толстяк выразительно крякнул и сгорбился, стараясь удержаться на ногах. Лысый постепенно приходил в себя. Теперь его организм держался в основном на пилюлях.
— Там лощина, — остановил всех узбек, который вновь вел. — Идите четко по дну. На взгорки не лезьте.
— А этот слизень… Он же как… Как… — Смертин не мог найти подходящего слова. — Как пудинг? Чем же его… уничтожать? — выговорил, наконец, Алексей, обращаясь к насупившемуся Рябому.
— В таком случае задний проход должен быть всегда расслаблен. Ну, чтобы получить как можно меньше увечий, — хохотнул бредущий сзади Бочка.
Лысого повело, но толстяк тут же схватил его за плечо.
— «Кисель» все видят? — стандартно предупредил узбек.
«Кисель» видели все.
Жора опять начал блевать. Не надо было ему давать воды.
Саян брел расстроенный и подавленный. Он то и дело оборачивался на Лысого и тяжело вздыхал.
По коленям захлестали мясистые ветки неизвестного тростника. Идти стало тяжело.
— Стоп, — скомандовал Кляп. — У меня болты кончились.
Узбек повернулся к группе.
— Есть у кого? Бочка, ведь у тебя точно есть.
— Неа. Я свои почти все на «Целлюлозе» раскидал. По датчику иди.
— Датчик — зло. Он до беды запросто доведет. По датчику, сам знаешь, только в туалет ходить да по базе, — Кляп стоял, ковыряясь в карманах.
— А последний? — спросил Саян, плеская из фляжки на ладонь и протирая вспотевшую шею.
— Забыл.
Стрингер пошарил по комбезу и достал блестящий стальной шарик.
— Это что? — не понял узбек.
— Шарик. От подшипника. Они удобнее, — подкинул его в руке Смертин.
Кляп истошно загоготал, а вместе с ним и остальные. Только лысый не разделил всеобщего веселья. Жоре было не до того.
— Да что не так? — растерялся Алексей.
Только потом он увидел, что узбек держит в руках моток жгута.
— Знаешь, почему используют болты и гайки? — выдавил сквозь смех Бочка.
— Нет, — растерялся Смертин. — От болтов вечно в карманах ржавое крошево. И помешается меньше, чем шариков.
— Во-первых, болты неровные и лучше от аномалий отскакивают, а во-вторых…
Бочка опять начал давиться от смеха.
— Когда в кармане остается последний, к нему всегда можно подвязать резинку, — закончил за него Кляп.
Лощина была залита синей вспененной жидкостью, сначала совсем не заметной за густыми зарослями. Кляп медленно залез по пояс и застыл.
— Нам к тому столбу. Между двух холмиков, — указал он.
— По этой дряни? — скривился Бочка, смотря под ноги.
— Давай по взгорку. Там же чисто, — Рябой нерешительно поглядывал на странную жижу.
— Угу. Стрелять кто будет? — спросил Саян.
— Чего?
— Стрелять, говорю, кто будет, тетери? — махнул он направо.
На абсолютно лысой проплешине стоял человек. Даже не стоял, а застыл. Как статуя. Ногу еще так интересно задрал, будто хотел сделать шаг, да не успел.
— Я, конечно, — мрачно вызвался Бочка.
— Есть еще желающие поверху идти? — хмыкнул командир. — То-то же. Думаете, раз жижа, значит, мерзости много? Мерзость, она на солнышке порой погреться любит.
Снайпер плавно приложил карабин к плечу и пальнул.
— Чего это они? — повернулся стрингер к Рябому.
— «Медуза» там. Каменеет все…
Сталкер с утра был явно не в настроении и к консультациям не склонен.
— Что значит «каменеет»?
— Журналист, вот ты вроде умный, а совсем дурак, — вспылил Саян. — Ну, по-твоему, какую аномалию могут «медузой» назвать?
Алексей перехватил удобней дробовик и поправил лямку рюкзака. Пока группа встала, надо было пользоваться свободным временем.
— Ладно, ладно… Как я понял, там все каменеет. Прямо в камень превращается? В настоящий камень?
Саян стер ладонью пот со лба и посмотрел на стрингера как на умалишенного.
— Почем мы знаем-то? Оттуда никто не возвращался. Если интересно — иди, проверь.
Бочка разнес человеку череп. Смертину показалось, что по плечам несчастного стекала кровь. Выглядела она излишне густой, будто давно свернулась. Хотя, может, и померещилось. В Зоне чего только не мерещится, особенно когда так солнце палит. Ночью дикий холод, а днем парилка — все будто специально придумано для комфортного перехода.
— Если он мертвый, зачем стрелять?
— А ты уверен, что он мертвый? — Бочка щелкнул затвором и повесил карабин на плечо. — А если не мертвый? А если живой и все понимает?
— По виду не скажешь, — встрял Рябой.
— Иди, проверь, — еще раз посоветовал Саян.
На втором взгорке было тихо. Коричневая травка, несколько чахлых деревьев. Дальше рощица становилась гуще и ширилась целым лесом. И ни души. Может, по ночам твари какие-нибудь и шастали, а сейчас никого. Рябой с надеждой посмотрел в ту сторону. Узбек поймал его взгляд:
— Там вход в «ведьмин круг». Я знаю только два таких. Здесь и в Выжженном лесу. С горки изумительный такой домик виднеется посреди единственного не пострадавшего от пожара клочка. Туда частенько заходят…
— У «Ростка» тоже есть, — кивнул Бочка. — Сам чуть не влетел. Еле ноги оттуда унес.
— Больше на шампунь похоже, — Саян наклонился и попробовал ухватить из-под ног клок пены.
Пузырьки тут же полопались.
«Добраться бы быстрей между тех холмиков. Там уже сухо, там столб. Чертовы холмики», — думал Смертин.
Он уже устал и натер одну ногу, потому что криво замотал портянку. А еще кончились сигареты, и это доставляло самые большие страдания. Просить не хотелось, потому что у всех оставалось мало.
Алексей чуть не потерял сапог, завязнув в грязи. Он дергал ногой, но обувь будто намертво ко дну пристыла. Пришлось нырять прямо в пену. Жижа была теплой и ничем не пахла. Смертина вдруг охватила настоящая ярость. Он извивался, как червяк, но ни выдернуть, ни снять сапог не получалось. Пальцы скользили по резине, и нога сама собой вдавливала подошву еще глубже в ил.
— Вот твари! Хоть бы шнурочки по краям сделали, — саданул Смертин по воде после очередной неудачной попытки.
— Ты долго там возиться будешь? — прикрикнул Саян.
— Рябой, подержи, — умоляюще протянул Алексей ружье и рюкзак с камерой.
Сталкер повесил пожитки себе на плечо.
Смертин вновь нырнул, погружаясь с головой. Уши моментально заложило.
— Какая дрянь, — выдохнул стрингер, когда выплыл.
Он сунул сапоги под мышку.
— Какая дрянная дрянь… Давай.
От портянок там еще что-то оставалось. Совсем чуть-чуть. Обе ступни покрывали смачные кровавые мозоли, и теперь синий «шампунь» постепенно проникал под кожу. Начало щипать. Смертин даже сморщился от неприятных ощущений и ускорился в меру своих возможностей.
«Какие замечательные холмики, — мечтал стрингер. — Милые. Такие ровненькие. Как две девичьи груди. А между ними одинокий столб. Дойти бы туда. И будет счастье. Ноги вытянуть, сидеть под столбом, курить потихонечку…»
Жижа уже дошла Алексею до подбородка. Низкорослому Саяну пришлось плыть. Он неуклюже плюхал руками, а больше винтовкой. Смертин подхватил его под водой за задницу и толкнул вперед.
— Плавать, что ли, не умеешь?
Смертин старался подпрыгнуть как можно выше, с силой отталкиваясь от дна. Когда он готов был заверещать от негодования и сдаться, начало мелеть.
«Вот они, холмики. Вот они, родимые. Сейчас. Все будет. Еще с десяток шагов».
Кляп выбрался, повернулся к лесу и застыл. Лицо узбека окаменело. Не так, конечно, как у того парнишки, но что-то близкое. Алексей боялся посмотреть за спину, потому что такое лицо у узбека, в основном, когда все плохо.
Тот уже тащил к поясу пулемет. Стрингер наддал, брызгая во все стороны.
— Что там?
Впереди замаячила илистая полоса.
Смертин сделал последний рывок, упал на самой кромке от бессилья и на карачках прополз вперед, скользя ладонями по грязи. Он готов был обнимать по очереди и столб, и холмики. Только Саян, выбравшийся следом на берег, сразу засуетился.
Алексей мельком глянул назад.
— Быстро, все! Быстро! — уже орал командир, подгоняя отстававших.
Смертину надо было обуться, отдышаться и сделать еще кучу дел. Ступни щипало, и болела шея, и ждала за ухом последняя сигарета, которую он стрельнул у Бочки. Но на все это времени теперь не осталось.
От леса через пруд на них неслась волна тварей. Пухлых, розовых, пучеглазых уродин, называемых сталкерами плотью. Сотня, а может и две. Кто их считать-то будет? В таком случае считать надо патроны, надеясь, что останется один. Для совсем уж крайней нужды.
